Эрцен, или Спокойствие, тооолько спокооойствие!
Эта милая золотая лошадь попала ко мне осенью 2001 года, после долгих и трудных мытарств, с таким букетом психических заболеваний, какой сделал бы честь самому профессору Кащенко. Впрочем, оговорюсь, ко мне в руки попал вариант частично исправленный и дополненный (точнее, урезанный, поскольку незадолго до этого коня кастрировали). Он уже позволял надевать уздечку (правда, не всем и не всегда) и недоуздок, ездить шагом и рысью и даже иногда перебегать под верхом через палочку, лежащую на земле. Он уже практически перестал бегать задом рысью и галопом, снимать всадника об ограждения и фонарные столбы и бить его затылком по зубам и постепенно начал обращать внимание на других лошадей и людей.
Я помню, как села на него в первый раз. Тогда у меня был другой конь, тракененский мерин невероятно флегматичного характера, который после восстановления от травмы упорно отказывался работать, и каждая тренировка проходила на грани истерики. Моей истерики. Разгар одной из таких истерик случился, когда мой тренер Ольга Рудская на том же плацу занималась с Эрценом выездкой (да-да, выездкой, Семен Михайлович знаком со всеми элементами Малого приза, за исключением менок, их ему не позволяет делать темперамент). Смотрела она на мои мучения, смотрела, и говорит: «Садись-ка на Семене покатайся, а я посмотрю, что можно сделать с Хавтаем». Я согласилась и не без заметной дрожи в коленках взгромоздилась на Эрцена. Что сказать? Небо и земля, банально, но точно. Конечно, после вальяжного тракена сидеть на вертком, резком и довольно тряском Эрцене было тяжело, но какой же кайф доставляла его легкость, его молниеносная реакция на шенкель. Короче, «любовь поразила нас внезапно. Так поражает молния, так поражает финский нож». Что поделать, с детства люблю рыжих, и не только лошадей J. Он невозможно красив, и это решило все.
Ольга предложила на время поменяться конями, а потом мы решили, что поменяемся насовсем. И начались уже мои мытарства, ведь этот конь кардинально отличался от всех лошадей, на которых я ездила. Он соглашался работать, только если я выполняла все с ювелирной точностью, это касалось и прыжков и манежной езды. Он не прощал ошибок, и, в общем-то, не прощает их до сих пор. Он требовал (и требует) нежнейшей работы поводом. На жесткую руку он вставал на свечку и переворачивался, причем несколько раз мне не удавалось увернуться и он падал на меня. На препятствия заходил исключительно боком, траверсом, либо разгонялся до скорости, близкой к скорости звука, и конечно, не успевал вовремя поднять ноги, так что жерди летали по всему плацу. На хлыст бил задом и тащил. На галопе подхватывал. На рыси категорически не брал на спину. Что такое «система», «клавиши», не знал в принципе, путался в ногах так, что чуть не падал.
Было решено на несколько месяцев воздержаться от прыжков вообще, и когда у меня уже начала ехать крыша от бесконечной манежной езды, Ольга вдруг в конце занятия поставила калиточку 50 см и предложила с очередного вольта на рыси зайти на нее. Конь удивился, но калитку прыгнул. Зашли еще раз – прыгнул – и отстали. Так началось возвращение.
Что удивительно, в общении с ним проблем не возникало, он феноменально понятлив и доброжелателен, хотя к людям по понятным причинам относился с опаской. По свойственной мне привычке общаться с животным, как с человеком, только маленьким, я сразу же стала так общаться и с ним. Вскоре (я даже не заметила, как и когда это произошло) он уже стоял в амуниции или без нее там, где я его поставила – будь то в конюшне или в манеже, без всякой привязи, пока я искала перчатки, сахар или бегала за курткой. И в самом деле, зачем куда-то идти, мама же сказала стоять… Эрцен также начал ходить со мной без недоуздка по конюшне, в леваду и из левады и стоять так, пока ему замывали ноги из шланга. Чуть позже пришли и прогулки в лесу на недоуздке без седла. Кстати сказать, оказалось, что он очень любит воду, с удовольствием плещется в карьере, а один раз занырнул с головой (и со всадником).
А потом мы начали снимать кино, и резвая красивая лошадь оказалась очень кстати. Эрцен показал себя просто-таки армейским конем. Я держала факел, лазила по зарослям камышей, таскала шелестящий флаг, вела за веревку надувную лодку, и все это - сидя в седле. Реакция коня на все была философской, вернее, ее не было совсем. Пока не доходило до скачек. Помню, захватывающую лесную погоню снимали недалеко от конюшни, в красивом Лыткаринском лесу, тропинки которого нашим коням неплохо известны. После очередного прыжка через бревно на хорошем галопе вслед за уходящим от погони Эльфом я поняла, что коня я остановить не могу. И мы понеслись, все убыстряя галоп, по прямой лесной дорожке. Дорожка была узкая, километра два длиной, со всех сторон деревья, а в конце поперек нее лежал ствол поваленного дерева, как раз на уровне моей шеи. По счастью, прямо перед этим импровизированным шлакбаумом мою дорожку пересекала другая тропа, куда мы с визгом тормозов и моими воплями почти успели завернуть. Тормозов не хватило чуть-чуть, так что мы с конем вломились в придорожные кусты. В них я и осталась, непосредственно под вековой сосной. Что спасло мою шею, не знаю. И побрела я домой пешочком, на вывихнутой ноге, потому как Семен, конечно, свинтил на конюшню. На полдороге встретила поисковую экспедицию, которая, увидев скачущего Эрцена и подобрав по дороге мой роскошный парик, уже собиралась названивать в Скорую помощь.
Работа наша складывалась по-разному, большей частью потому, что Семен Мхайлович – лошадь настроения. То, что сегодня не доставляет сложностей, завтра может вызвать форменную истерику. Было несколько конкуров, где препятствия просто разносились вдребезги, и езд, где бесстрашная лошадь шарахалась от воробьев, разглядывала потолочные балки и упорно не подходила к судьям у буквы С ближе, чем на 10 метров, а также тормозилась об стену с прибавленного галопа по диагонали. Был кросс, где лошадь решила не прыгать через мешки, лежащие на телеге, 90 см высотой, и прыгнула через оглобли этой телеги (2 тонкие жерди 120 см высотой), но к сожалению, за пределами флажков, ограничивавших зону прыжка. Основную проблему представляет собой его чрезмерно чувствительный рот; лучше всего он работает на хакаморе, но надевать ее часто нельзя, поскольку она мгновенно стирает нежнейшую кожицу на щеках, независимо от подгонки.
Были и мои срывы, и большое счастье, что Эрцен не позволяет ездить с хлыстом. Чисто пройденные конкура пришли только через три года с момента приобретения этой лошади.
В поле Эрцен – это нечто! На резвом галопе так и чувствуешь, как лошадь работает корпусом, сжимается и разжимается, как мощная пружина. Полевые препятствия для него ничто, закидки из страха для него не существуют. Самое главное – не дать ему зайти на препятствие на полном ходу или разогнавшись, пролететь мимо. Канава или вода для него сложности не представляют. Вообще говоря, садясь на других лошадей, я чувствую себя так, будто пересаживаюсь с болида Формулы1 на Мерседес с автоматической коробкой… со всеми плюсами и минусами как первого, так и второго автомобиля.
Теперь Эрцен живет в Нефтянике, что в 20 км от Москвы. Гуляет в леваде, завел себе любимую женщину – вороную кабардинскую кобылу Фиалку, изящную, как и он. Она тревожно ржет, когда он уходит из денника, и радостно гогочет, когда он возвращается. А он молчит, ибо неудобно мужчине так бурно показывать свои чувства! Но в леваде от дамы сердца не отходит ни за что. Пристрастился в леваде играть с палкой: то погрызет ее, то берет в зубы и таскает, как собака. В работе все еще требует большого терпения и спокойствия; благотворной для него оказалась работа на шамбоне. Прогресс налицо – теперь он позволяет прыгать с рыси, причем не только один раз, а столько, сколько попросишь. Правда, добилась я этого после полугода упорнейшей работы на рыси по вольтам и серпантинам. И девиз «Спокооойствие, тооолько спокооойствие!» пришел только со временем.
С недоуздком проблем нет, а вот с уздечкой мы пришли к компромиссу – я всегда отстегиваю железо слева, когда собираюсь ее на него надеть, и споры по этому поводу ушли в прошлое. Лицо, кстати, трогать можно и даже нужно: это же очень приятно, если почесать или потереть тряпочкой!
В манеже мы работаем без корды. Если я стою в центре, Эрцен бегает по кругу вокруг меня и меняет аллюры просто с голоса. Чтобы он сменил направление, мне нужно сделать несколько шагов в сторону и сказать: «В другую сторону!». Чтобы конь бежал просто по стенке, достаточно делать несколько шагов взад-вперед по средней линии. Для остановки нужно вытянуть руку вперед. Ну и конечно, катания в поля без седла продолжаются! Кстати, надо отметить, что и в манеже он лучше работает без седла, чем под седлом, хотя сидеть на нем так – это пытка, раскормить его до состояния диванчика просто нереально.
В жизни Эрцена было все – от скачек до побоев и наркотиков. Вероятно, не было только главного – любви. Получив ее, он изменился сам и меняет других. Он был удивлен, узнав, что его хозяйка ждет ребенка. Долго недоуменно нюхал живот, аккуратно, как хрустальную вазу, катал в манеже шагом до девятого месяца (без седла, конечно, ведь седло тащить это такая тяжесть!). Теперь вот просто гуляет, отдыхает и, к сожалению, хозяйского внимания временно совсем не получает.Это грустно, но я уверена, он все понимает. Такой он.
(с) Катерина Цейтлина.
