За окном электрички кружился снежный вихрь: вот теперь нельзя было сказать, что зима пришла понарошку. Мир вокруг стал чёрно-белым - и выходить в этот мир никакого желания не было; в голове толклось, что на конюшню я попёрся зря. Проклятье, а когда ещё? Среди недели не сложилось: как раз тогда погода мигнула, и под снегом хлюпала вода, что не могла уйти в промёрзшую землю... Опять только выходные. Такой режим и мне, и Старику плох, а если и сегодня отменить визит, что будет? Но сил не было вовсе, было только желание закуклиться и проспать до весны.
На улице посёлка пахло деревенским печным дымком. Возле конюшни прибавился запах холодного навоза, смешанного с зимней свежестью: напоминание о Мещере, куда я до конца года точно не попаду - и это что-то не подняло настроения. Распушившиеся заснеженные кони привычно стояли в левадах хвостом к ветру. А вот в соседнем с нами деннике болтались смутно знакомые рожи - целых две штуки! Ага, дружественный визит: Бухта, старая знакомая по Горке, с двухлетней дочерью. После разгрома Горки совхоз их сюда не пустил, стояли на дружественном подворье за корма и редкую работу в оглоблях. Накануне их переклинило: сбежали и отправились путешествовать. Колдунья со старшими девчонками вчера полтинник своими ногами накрутила, распутывая по полям следы... Блудные дамы были отловленных, переночевали здесь и сегодня их ждала депортация своим ходом. А ведь эту конюшню они вполне себе своим домом считали! Колдунья в состоянии злобной весёлости искала подходящие сёдла: мне она кинула, пробегая мимо, чтобы сегодня отстал от старика и поездил на Грёзе, со своей спиной разобрался - Грёзу под меня, мол, оставили. Разговор на эту тему у нас был, но сегодня я не был способен на что-то серьёзное и решил спустить идею на тормозах. Стрельнуть бы где осеннюю попону, Старика в руках пошагать - всё сильнее и сильнее снег сыпался.
Старик пребывал в некоей меланхолии: вместо того, чтобы, прижимая уши, тянуться к пакету с морковкой, он упирался лобешником мне в плечо и так зависал чуть ли не на минуту, и на водопое концерт отменил - впрочем, морковку снова лопал на скорость. Грязи хватало, это было - валялся в деннике, но пылищи было не так и много: стараниями Ники с Тангаром опилки стали покрупнее, в них попадалась и стружка. Мясо на бёдрах вернулось на место - или так распушилась новая зимняя шерсть - белоснежная, мягкая, стоящая строго вверх, как у песца. Не знаю уж, что у него с обменом, но обрастает он сейчас чётко по погоде - было дело, не умел, ходил лысый до февраля... А ведь в нашей конюшне, пожалуй, слишком тепло.
Колдунья с юной Надюшей, тем временем, подготовились к перегону... Бухта пыталась объявить, что ей и здесь хорошо, получила по шапке и явно не поняла, за что - да и Колдунья костерила её больше для проформы. Две лошади пёстрыми пятнами двигались посреди пурги, вслед им тепловозно орал из левады Молодой. Перегон начинался не просто:смотрел: им сразу же предстояло проскочить мостик на трассе, по которому Колдунья в общем случае ездить не советует, но мы со Стариком ходим уже второй год. Лошади не подвели, но и Колдунья не лезла на рожон: пережидала большие машины, дождалась "окна" в потоке и рысью проскочила мостик. Проскочила между перилами и обрывом: я оставлял перила с другой стороны, но, как безопаснее, так для себя и не решил. Им осталось долгие двести метров до съезда, но они спрыгнули по крутой человеческой тропке: мы со Стариком там не спускались никогда, но у этих-то ноги целые... Позавидовал. И что-то грустно стало: с Бухтой когда-то отношения приличные были - даром что звезде проката положено показывать дружелюбие, но глубже не пускать. Помню, лето целое рулил на ней без седла по окрестностям Горки, спину лечил. Когда увидимся ещё? Вполне допускаю, что и никогда.
Итак, Колдунья уехала, но запущенные ею жернова крутились некстати чётко: сначала ко мне подбежала Крестница ("дядя Кеша, если на Грёзе едете, её высушить надо"), потом Тангар ("Заведу Молодого - Старика в леваду кидай"). Что-то серьёзно Колдунья за дело взялась - Старика от меня решила спасать, что ли? Отвертеться сегодня не удавалось: под мокрым снегом Старик вымокнет и высохнет не ясно когда: с той же Грёзы реально струились потоки, хоть кожа под мокрой шерстиной была вполне сухой. Да, представляю Грёзу: рыжая тяжелоупряжная кобыла, широкая и короткая, как буксировщик фуры, с пятнами сабино по брюху и оголтелым сорочьими глазами, один глаз, замечу - голубой. Пользовалась она у девчонок репутацией сельской стервы и жаловали её не очень, но Колдунья решила, что именно её аллюры напоминают Стариковы сильнее всего. Эх, не отвертелся - и ведь вся публика действует с ощущением сугубой правоты! Старик здорово не понял, зачем я поволок его на улицу без седла и в недоуздке; да, он исполнил тур вальса, недоуздок же, но из левады посмотрел на меня с явным укором: почистил, а теперь бросаешь, я тебе не нужен? Высказавшись, он побрёл по леваде метить чужие кучи; особого вдохновения заметно в нём не было, да и комьев хватало под ногами: снег не слежался, всё наружу торчит. Впрочем, где комьев не было, шёл прилично, без артимии, да и выглядел вполне допустимо... Ладно, и на этом спасибо в начале двадцать шестой зимы.
Так, теперь спина рыжей стервозы - по старинке, сенным жгутом. Сено, как назло - люцерна, и жалко его, и промокашка так себе. Покорячившись с полчаса, явную воду снял; шерстина всё равно осталась сырой - сушильную попону бы сейчас, но моя сушильная попона - в Мещере у Толстой, здешние неведомо где, и Колдуньи всё нет... Ещё и юная Надюша наехала, нашлась помощница старшая: мол, нужно было просушить всю кобылу, в таком виде выезжать невместно! И ведь пошла досушивать по всей площади шкуры, типа, своим примером. За каким лихом, неясно: лучше бы так кобыла походила, шкура всё одно пробита не насквозь, забухла и ещё чуток продержалась бы точно, а лезть растирать - значит, пробить до корней, и вовсе не факт, что потом высушить до конца без сушильной попоны удастся... В полусыром виде - под мокрый снег? А мелочь думает, небось, что мне вкалывать лениво. Впрочем, пока вернулась Колдунья, кобыла и впрямь почти досохла. Девоньки ухватили лошадей и рванули на выход; проклятье, у меня не было ни седла, ни уздечки и никто толком не мог сказать, где его брать. За уздечкой отправили Крестницу, она исчезла и зависла у лошади в деннике; седло в итоге я взял своё, овчинное - пожалуй, лучший вариант из всех. Выездковой подпруги под этакое пузо, ясное дело, не нашлось, но я точно знал, что в контейнере с амунягой не первый год жила подпруга Толстой - интересно, как её вообще сюда занесло... Подпруга подошла - брюхо сравнимое. Когда вышел - девоньки уже носились на лужайке за левадой: интересно, почему там? Залезть гуманно, с сенного тюка, не получилось: кобыла шустро развернулась ко мне носом (не любит она так - раздалось из массовки). Ну ладно, не велика задачка - влезу и так, ей же хуже будет. Влез - седло перекосило: холка круглая, положено. С помощью Колдуньи подтянул подпругу - как выяснилось позже, не помогло.
Вытащив слегу на входе в леваду, Колдунья зарычала - все внутрь, немедленно! Влетел, осмотрелся - с чего бы экспрессия такая? Ага, в коридоре безопасности рысит Эсперанс на Фантазусе, а у нас кобыла на кобыле, и Старик из соседней левады криком кричит: резко оживился, забегал, смотрелся при этом даже неплохо. Мой диван ответил оголтелым ржанием - басовито, как Толстая; может, она в охоте до кучи? Если охота тоже в стиле Толстой, отношение она выразит точно. Ладно, посмотрим. А пока Колдунья наводила некое подобие порядка: вручила крестницу Надюше (почти инструктору!), сама занялась совсем уж маленькой девулей, а мне посоветовала сходу рысить, не приближаясь на два метра к стенке. Потому что жереб в коридоре? Нет, вдоль стенки ещё бугры не забило. Впрочем, под копытами и в другиз местах чего-то здорово хрустело: похоже, во время последней оттепели вода не ушла в замёрзшую землю и схватилась поверх неё, сверху поднавалил снег... кобылу штормило, но на курсе она держалась вполне устойчиво. Разумеется, началось с обычной итальянской забастовки - какая учебная лошадь без этого! - но, когда поняла, что я буду пропихивать и не отстану, шустро побежала, частя ногами и задирая башку, словно в оглоблях. Затрясло заметно - как и не тяж подо мной; надо подсократиться, наверное - сделал, кобыла отработала довольно чётко, но сильно легче не стало. Колдунья издалека посоветовала не набирать повод: мол, её выездили на брошенных верёвках (снова - копия Толстой!). Так не дело, конечно, но ведь и на Толстой порой приходилось рулить, не набирая повод - особенно когда она перекидывала язык, а капсюля на уздечке не было; тогда тормознуть её можно было только, придавив задние ноги. Попробуем? Ага, получилось, не летит домкратом. Как водится, пропустил момент, когда уселся в седле, как положено. Кобыла дело знала - уяснила, какой темп от неё хотят, и держала его очень честно, будто и не было "итальянки" ровно минуту назад. Но темп темпом, а углы она, считай, от середины левады срезала - при том, что два метра до стенки я старался честно держать. Подставил внутреннюю ногу и понял, что она от внутренней ноги не работает, даже больше - не гнётся вообще. Прижатый внутренний шенкель - знак прибавить, и только, повороты проходились "трамваем". Уточнил у Колдуньи - так ли это, или я чего не понимаю. Да, оказалось так: девульки таким приёмом не пользовались, а сама Колдунья на неё уж год, как не подсаживалась. Так что крутись, как можешь - при том, что повода у тебя тоже толком нет. Опоры в стремя тоже, выяснилось, не было: стоило снести на стремя вес, как седло начинало неумолимо перекашиваться. А ведь подпруга звенела уже! Помянул добрым словом девонек, что весной одолжили у меня испанское седло для шоу, что так и не поставили: на всех здешних тяжах оно сидело идеально. Хотя - оно слишком помогает сидеть на учебной рыси, я бы и не понял, что со спиной на самом деле творится. На самом деле, всё было не так уж плохо: рано или поздно спина начинала работать, и учебная рысь становилась почти приличной - но тот самый момент, когда это происходило, я не смог запомнить и, как следствие, сознательно повторить. Но, главное - я сидел и спину чувствовал, всё остальное приложится. Возрадовался - и тут под копытами захрустело особо громко и задние ноги кобылы ощутимо и долго заскользили по ледяной линзе; когда такой шерстяной тепловоз заносит, становится как-то неуютно. Перевёл кобылу на шаг, дал передохнуть... из зала выкрикнули - рыси дальше, она тут самая устойчивая! Да, конечно, и возраст у неё лет семь, далеко до Старика и Толстой - но пусть уж в себя придёт, может, что-нибудь потянула на этой спрятавшейся скользанке. Да и ясно мне всё стало - надо ли дальше кобылу мучить?
А вокруг меня вовсю кипела жизнь: крестница вдруг объявила, что ей стало плохо и отвалила с плаца, Фантазус сыпался галопищем по коридору безопасности, скользил и рисковал не вписаться в поворот и прийти бочиной в стенку. Старик по-своему участвовал в этой движухе, бегая вдоль ближней к коридору стены, развевая хвост. Бегал ровно, не соскальзываясь с колдобин: похоже, табун растоптал их в соседней леваде в мелкий мак. Иногда Старик орал - куда как басовитее, чем я привык слышать; или со стороны по другому слышалось? Диван мой, как правило, ему отвечал - действительно, она нынче в охоте, что ли? В итоге Колдунья решила, что Фантазус должен пробегаться культурно, и выкинула с плаца нас всех. А я ещё трех минут не отшагал... направился на кордовый круг - и тут "диван" проявил самостоятельность: дойдя до середины круга, мелкими шажочками сделал пируэт и попытался рвануть в сторону дома. До Толстой ей было далеко: точнее, мозги у них вертелись одинаково медленно, но оголтелости Толстой у Грёзы не было: я довольно легко завёл её на вольт прямо по кордовому кругу. Впрочем, откуда оголтелость будет у признанно учебной лошади? Вернуть её назад получилось довольно легко - но ровно до той линии, что делила кордовый круг по экватору: дальше пришлось и пропихивать, и полуодержки качать. Лошадь подчинялась, но достаточно злобно косила сорочьим глазом - и этим точно напомнила Толстую. Вновь я пожалел, что она не понимает работы от внутренней ноги: при попытке согнуть она отвечала приниманием наружу! На круг я её в итоге поставил, и она шла сверхмелкой дёрганной рысью: замечу, сидел я на ней при этом, как влитой. Построил лошадь, да - но она так и не отшагается, пожалуй. Только через несколько минут она решила сдаться и зашагала; тут из струящегося снега возникла Надюша - мол, лошадь не отработана никак (вообще-то это правда), снимайте седло, я на полянку работать пойду... Ну да - в леваде Эсперанс с Фантазусом воюет, тот осаживает на хлыст, поросятина - вот когда не грех шпоры надеть. Ладно, расседлаю, всё равно завершаться мыслил. Надюша обняла шею лошади, повисла, раскачалась - и странным гимнастическим приёмом перекинула ногу через хребет. Грёза рванула с места, словно ждала этого и дождалась. Уже от воротины я посмотрел на полянку: Грёза носилась по ней широченной размашкой, задрав голову, а Надюша сидела на ней ровно, как в кресле, будто не ходила под ней туша вверх-вниз. Вот как сидеть надо, по хорошему если. Впрочем, какого хрена я не придерживался стандартного режима прокатского занятия - строевая рысь/галоп/рысь учебная - настолько лезть в седло не хотелось что ли? Ведь в седле незаметно все болячки прошли, с которыми я на конюшню явился. И в спине не было ни одной зажатой клеточки. Спросил у Колдуньи - много ли накосячил. Ответила, что немного - рассыпался, когда кренился вперёд, но когда возвращался назад, садился снова. Щадит она меня, похоже; отдельно плохо, что этот крен вперёд я не почуял. Вовсе.
На улице сгущался серый сумрак; пересыпанный снегом, он был плотным и пастельным. Если бы не снегопад, можно было бы ещё Старика подвигать (проклятье, можно ж было дождевую попону надеть догадаться), но меня ждали в городе - увы, на сорокаднев, и расписание поездов было беспощадно. Переоделся, выскочил на улицу. Старик гулял в полном одиночестве - печально бродил по леваде, шкура его белела на фоне серой пурги. Весьма неспешно он пришёл на мой зов за половинкой яблока, что я утащил с "человеческого" стола - и тут же ушёл от ограды в серую муть. Я уже проходил поскотину, как вслед мне ударил его крик - снова непривычный, басовый: мол, я ещё ух, а ты мне кобылу какую-то предпочёл?
