Много лет встречал в Мещере Солнцеворот... В этот раз традиция прервалась - банальная работа под занавес года, банальное нездоровье. Что выберусь под Старый новый год, и верилось не особо, тем более, что под сборы вылезла немаленькая кривизна - и, главное, обидная. Тем не менее, рюкзак сложил вовремя и, вроде бы, полностью: это насторожило, но недостаточно, а зря. Забыл я папаху, а ведь помнил твёрдо, как в рюкзак её пихал. Махнул рукой: лишь один день информер пугал минус пятнадцатью, потом погода должна была сломаться. Что я - день не переживу? В Москве и впрямь переживалось, а вот на вокзале в Рязани морозец изрядно прихватил за щёки. Я отмахнулся и от этого - но на выезде из города термометр на заправке показал -17. "Значит, -19" - авторитетно сказал Кремень, что подбросил меня от поезда. Погода пугала: сразу на той стороне Оки мы влетели в ледяной туман: встречные машины до последнего смотрелись какими-то световыми шарами, точно НЛО, в последний момент шар разрывался, из тумана выскакивал капот. Деревья вокруг покрылись серебристым инеем - значит, будет что наутро снимать. Туман резко кончился в районе развязки на Солотчу, падал лёгкий снежок, редкий, едва заметный. Шоссе было расчищено, как должно: машина исправно глотала километры. Только вот я не узнавал окрестностей в этих снегах - а ведь вокруг посёлка выучил, считай, каждое дерево. Ладно, время сходить в лес, узнать всех снова я, конечно, найду. При том, что собирался исключительно тормозить: за чем же ещё я езжу сюда из года в год?
На втором этаже была бодрящая температура градусов 15: большой котёл не топили, постояльцев толком и не было... Зато был воздух, воздух! Закопавшись в гору одеял, с шапкой на голове я переночевал не так уж плохо- по крайней мере, отоспался. Часов в девять меня разбудило солнышко, пробивающееся через кондовые сосульки, перечёркиваюшие окно.
Видимо, теплее не стало... Но первая смена, обрядившись в балаклавы под шлемами и горнолыжные очки, уже усердно топтала плац,
а лошади в левадах жили обычной жизнью - жевали сено, шакалили, валялись, судя по снежной пыли на боках, молодёжь кусякалась и боксировала, взлетев друг перед другом на свечу.
Раздался жуткий треск: зачем-то на автостоянку вперлось настоящее багги: не хотел бы я такое встретить в лесу, сидя на Мелком - да и на любом коне, кроме, разве, Старика. Охота пуще неволи - сидеть верхом на движке, обдуваемым ледяным ветром. Хотя допускаю - греет этот движок на морозе получше коня, наверное.
Расслабление и прочую медитацию прервала СМС-ка от Рябинки: в десять, мол, будет на конюшне, хочет начать с Мелкого. Я не был здесь два с половиной месяца - значит, нужно спешить, всячески показывать, что конь не брошен. Судорожно залил кипятком овсяную кашу "Быстров" (а ведь помогло), понёсся одеваться. Ездить верхом - может, не надо? Шпоры в пакетике сунул в карман куртки, туда же сыпанул горсть баранок Мелкому. Одевать бриджи по зиме - не дождётесь, даже если это галифе, они будут классно смотреться с валенками... Штаны от "Горки" поверх флиса - и вся недолга, на мнение конных девуль глубоко наплевать. Проклятье, у куртки нет капюшона; была же мысль захватить с собой башлык и надеть в варианте шарфика, был и такой. Башлык забыл на корню, даже не подумал. Да, ещё не забыть гималайскую соль - наконец, повесить на денник. Спустился вниз: седла Мелкого на крюке не было, значит, процесс уже запущен. Подозреваю, во мнении Рябинки я чудовищный тормоз. на улице голову немедля схватило холодом, допотопный капрон на куртке зашелестел, как обёрточная бумага советских времён; надежда была лишь на то, что в манеже будет теплее, чем за бортом.
По пустой (все - в левадах) конюшне нахально вышагивали чёрно-красные мини-куры. Увидев меня, они недовольно и очень неспешно расселись на денниковых перегородках. В глубине коридра Рябинка надраивала Мелкого: надо же, я успел. Мелкий выглядел для него достаточно спортивно - конечно, кругленький, зато пузо не висит до земли, как на фото конца осени: Рябинка явно смогла переупрямить конюхов, швыряющих бедной голодной лошадке полведра ячменя зараз, а потом лошадка изображает под верхом родео. Кажется, через полжизни он научился обрастать, как положено - с остевой шерстью, не только "мутоновым" подшёрстком. Впрочем, и прежние зимы были одно название. На могучей шерстине хорошо выделялись табунные коцы: конёнок продолжал жить очень полной жизнью, говорят, жалобы от хозяев "сокамерников" поступали. Потрепал его за хобот - хобот тут же выдвинулся вперёд и потряс меня за воротник: появился - давай, да побольше! Рябинка с другой стороны тушки попросила не тянуть руки к морде - тут же шакалить идёт. Да, шакальства нынче вдвое больше обычного было. Хотел принять участие в чистке - как назло, щёток лишь один комплект, Рябинкин: надо было свой захватить. Впрочем, дело уже шло к концу, и мы тронулись к выходу в манеж. Проклятье, в Мещерских лесах идти в манеж, не выходя из конюшни!
Должен сказать - манеж Кремень вылизал. Вдоль стен шла наклонная отбортовка с отдельными воротами на входе, на задней длинной стенке появилась трибуна для судей. Жалко, конечно, что он зашил ОСП часть боковых стен под самым потолком: было темновато, аппарат без вспышки тольком не тянул, да и вспышка была игрушечной, зря бы коня пугала.
Включать же здесь софиты в светлый день запрещалось категорически. Рябинка расхаживала коня в руках и явно не собиралась гонять на корде: спросил - ответила, что боковые движения на шагу разминают коня и ставят на место его мозги куда лучше, чем бег по кругу. Хм, это вполне совпадало с мнением ряда европейских мэтров; не первый раз замечаю, что здесь прогрессивные методы внедряют. Замечаю по статьям в здешнем сообществе: единственный, кажется, путь, по которому я вообще что-то последнее время узнаю...
Рябинка залезла в седло с новенького пьедестала. Сидела она не особо эстетично, но как под ней работал конь! Для начала, он бежал весьма активно, чего я не видел давненько. Через пять минут расшагивания и впрямь началось сплошное царство боковых движений - сначала на шагу, потом и на рыси, что я в законченном виде тоже наблюдал впервые. С некоторым злорадством я не увидел классического принимания с прямым постановлением: постановление наблюдалось, скорее, обратное - но хотела ли это делать Рябинка? Тем более что немедленно пошёл разговор о ранверсе, что Мелкому пока тяжело даётся, а я, проклятье, и не знаю, что при этом должно происходить! Нарыл когда-то табличку, как при каком боковом движении гнётся лошадь, куда смотрит и куда идёт - не то, что выучить, сохранить не удосужился. Так что оставалось только обтекать, скорчив понимающую рожу.
Боковые на шагу и впрямь помогли: сколько я не вглядывался в рысь, аритмию уловить не мог. Зато, к сожалению, щёлкали громко суставы - причём не простым, а каким-то множественным щелчком; явление исчезло где-то к середине второй рыси. Как сказал раньше, мне очень понравились выраженные боковые: раньше на рыси их толком и не делали. Но главным открытием была прибавка - конь как выстреливал, вынося ноги, такого я здесь, пожалуй, и не видел. Увы, видел ещё на Клинско-Дмитровской, причём тогда вымах был повыше... Ла уж, удружили нам ребята, два года расхлёбываем, и не всё ещё расхлебали, кажется. Два года назад, например, Мелкий одиночную менку делал, а сейчас Рябинка только приступить к ней собралась - и приступила бы, если б не распоряжение Кремня, запретившего езду галопом во время заездки в оглобли... Заездки, которая, кажется, затопталась на месте в самый решительный момент.
Кажется, в манеже было холоднее, чем на улице - не теплее так уж точно. Ноги в валенках держались, а вот голову давно уже стиснул ледяной обруч, отнимались руки: ветра в манеже не было, но двойной флис перчаток почему-то толком не работал. Больше всего хотелось удрать на базу и хряпнуть там горячего чаю, но Рябинка решительно предложила залезть в седло и поработать самому. После того, что увидел, все мои трепыхания казались верным способом поломать всю работу Рябинки... Но нужно было лезть и что-то изображать. Пока цеплял к валенкам шпоры руками без перчаток, пальцы схватило намертво. Мелкий смотрел на это всё не особо приветливо, но протестовать не стал: похоже, за последние месяцы дисциплина поднялась заметно. Отпустил путлища на одну дырку - всё равно уселся по-татарски, так, что ноги заломило; значит, между мною и Рябинкой две дыры, забыл ведь, а знал. Легче всё равно не стало: с первых метров Рядинка объявила, что у меня ноги уходит назад, а пятки разворачиваются наружу - и шпора бочину роет. Про балетный разворот ехидно подтвердила Шелена, как раз ввалившаяся в манеж (Мелкий отшатнулся, Рябинка скомандовала внимания не обращать - мол, не сильно подыграл, фигня). Про ногу назад, помнится, ещё в сентябре мне замечала Феврония. Вывел вперёд, насколько можно развернул пятку от бока: колено упёрлось в упор седла, ощущения были неприятные - ногу как винтом завернуло. Самое поганое, что ногу при этом зажало по всей длине, от щиколотки до бедра, и задницу стало выжимать из седла вверх.
Посмотрел на ноги вниз; нога от колена не возвращается назад, висит отвесно, как в вестерне, ступни - дай Бог, если вдоль бочины стоят, а ведь казалось, что носки смотрят под 45 градусов внутрь: нифига тушка не понимает, что с ней делают.
По идее, при такой ноге конь не должен понимать сигналов - но ведь в целом понимал! Более того, он стал заметно чутче: порою ответом на всего лишь выраженный шенкель была рысь, на чуть более сильную одержку - остановка. Раньше бы Мелкий этого не заметил, пожалуй. Тронулся; сидеть на шагу с завёрнутой в штопор ногой было не сильно удобно, но ещё терпимо. Хуже стало на рыси - было полнейшее ощущение, что я стою на стременах ноги врозь сам по себе, конь - сам по себе, ощущение из времен очень далёкого чайничества. Ну да, конечно, это было, когда я привыкал к немилосердно амплитудной рыси Белого Коня. А ещё не покидало ощущение, что сижу я у коня на плечах. Мелкий торопился и частил; мне, хоть убей, казалось, что, облегчаясь, я жестоко стучусь задом о седло. Рябинка посоветовала мне принудительно облегчался пореже, но при этом работать шенкелем - тогда конь пойдёт пошире, но скорости не потеряет. Боюсь, сделать этого я не смог. Не было вот проблем с конской головой: затылок он сдавал с пары движений поводом, только вот их я тоже делал, как оказалось, неверно: всю жизнь учили, что отзывать надо внутренним поводом, а нынче, как оказалось, внешним! Отдельно я услышал, что перебираю с внутренним постановлением, двигаясь так даже на прямых участках вдоль стенки манежа... Проклятье, этому тоже учили - а теперь Рябинка настаивала, чтобы постановления не было даже на вольту: лошадь, мол, не в шее, в бочине должна гнуться. Гнулся, кстати, Мелкий для своей короткой тушки очень прилично и, главное, самостоятельно: этого я увидеть и не надеялся.
...Рябинка сообщила, что сейчас Мелкому для реальной работы нужен короткий повод, пусть это не очень хорошо, и в руку он, бывает, ложится. Понятие короткого повода у нас было разным: мы сошлись на том, что хват должен быть аккурат в том месте, где плетёная часть повода переходит в гладкую. Рука моя при этом от плеча до кулака была, казалось, полностью прямой - ошибка извечная, кто мне её только не выводил! - но Рябинка не видела в этом особого вреда.
В руку Мелкий не ложился, спасибо и на этом, но ощущения были, как казалось, самые неправильные, особенно в комплекте с вывернутой ногой. Тем не менее, отдельные озарения у нас случались; мы даже, повинуясь наиподробнейшим командам - руку туда, ногу туда - сделали какое-то подобие бокового движения, названия которого я, разумеется, не знал. Собственно, на этом и закончили: Рябинка объявила, что конь своё отработал, от спины даже пар идёт, и убежала в конюшню за флисовой попоной. Пара от спины я не увидел - лишь только при выдохе из ноздрей коня вырывались две очень чётких струйки пара, как у мультяшного дракончика. Может быть, мокро было под седлом - плечи были сухими точно.
Поехать пошагаться в волшебный серебряный лес мне хотелось очень - но стиснутая холодом голова сигналила, что сегодня не стоит. Побродив по манежу минут десять, я слез и повёл Мелкого в конюшню - постоять в попоне часок-другой. Рябинка на прощанье выгребла из кормушки уже лежащую там пайку - зерна был от силы стакан, и этот стакан в пластиковом ведрышке был аккуратно спрятан за ближайшей опорой. Возле денника что-то изменилось - ага, исчезла табличка Мелкого, распечатка, заламинированная на работе, что путешествовала с ним с места на место. Вместо неё висела стандартная металлография размером со смартфон, аккуратная, но еле заметная на двери. И на остальных дверях то же самое... Тоже новости. Пока я напяливал попону, Мелкий снайперски точно дёргал меня за все карманы подряд - это и впрямь было новой привычкой. Оставив его вылизывать единичные зёрнышки в кормушке, я потащил хозяйство из конюшни. Энергетическая связь с конём разорвалась - и я небыстро, но неуклонно терял сознание, в голове мутилось. Честно развесив по крюкам седло и прочее (вальтрап, всё-таки, подмок!) я поднялся в столовую и заварил себе ещё два пакета растворимой каши; помогло, но не очень. Народ собирался в магазин, закупать продукты к староновогоднему пиру; в магазине, кстати сказать, с осени не переводилась красная темпранилья по цене ординарного таманского каберне. Извинился перед публикой и попытался заснуть, обмотав голову шарфом; отключиться, как надеялся, не удалось, но к ужину меня позвали неожиданно рано: чувство времени, значит, потерял. Сунув ноги в валенки(на них всё ещё торчали шпоры), выполз в столовую; в огромные окна стучалась пурга, золотистая в луче фонаря. Погода сломалась, как и обещал прогноз - значит, завтра будет тепло и поработать получится в более культурной обстановке (хотя куда уж культурнее - в манеже сегодня один был!) Может, и в лес вылезти удастся - здесь это для меня сакрально. Если только голову отпустит. Но пока мне не помогли ни волшебный местный воздух, на аура коня, ни ужин под темпранилью.
