Неправильная, всё ж таки, в этом году зима. Конечно, хорошо, что под Новый год не торчит голая земля, но давление прыгает люто. Замечу, работу тоже никто не отменял, и после рабочей недели всё чаще субботу лежишь ничком - и вовсе не в переносном смысле. Впрочем, и в воскресенье ехать всё труднее... Изначально опоздал на "плановую" электричку - и вся надежда была на то, что день уже удлинился и мы захватим хотя бы его кусочек. Впрочем, что нам этот светлый день? Дыра в бочине, скорее всего, не зажила - а, значит, я был обречён снова работать пахарем Арепо и отбивать задницу о трубу Стариковой хребтины. В леваде - а, значит, всё равно, когда.
Считать до семи Старик умеет... Иначе бы не повалялся аккурат в воскресенье в отходах собственного производства: слишком уж свежим было дерьмище на боках и пузе. Левая сторона была по свинству сравнима с правой: хорошо, конечно, что хватает у конины сил валяться, но, увидев этот макияж, я мог разговаривать со Стариком только по матушке. Тот огрызался - топал ногами, щёлкал зубами у меня под носом. Особенно он разозлился, когда я свёл наиболее выдающиеся пятна влажными салфетками, что живут в шкафчике именно на такой случай. Половина шкуры, понятное дело, сохранила серовато-жёлтый оттенок. На самом деле, мог и не стараться: дырка, хоть и затянулась, но синела совсем уж тоненькой шкурой, класть на неё подпругу было явно рановато: зря я у Колдуньи комплект рысачьей упряжи выпросил. Обидно, что там по определению не было нормальной шорки - тогда можно было без седёлки потаскать какую-нибудь покрышку. У типуса, под конец дела, проснулась совесть: быстренько умяв морковку, он не полез шакалить, как обычно, а переключился на охапку сена - что-то вовсе необычное, а потом, когда я собрался было идти за уздечкой и кордой, затормозил меня, положив голову на плечо, и завис так с закрытыми глазами. И ведь долго провисел; взаправду желал любви и ласки, не хотел идти наружу делать вид, что работает, или просто морковное дерево отпускать не хотел? Сентиментальность из него последние полгода прорывается, да, но всё равно привыкнуть не могу. А такого приступа нежности, как сегодня, и вовсе не упомню. Наши девоньки смотрели на это с квадратными глазами: привыкли в коне ворчливого и раздражительного старпера видеть.
Пока я с матюгами выводил навозные пятна, Колдунья выкинула в левую леваду сексуально озабоченного Гиви - теперь, стоит нам выйти, он будет строить нам рожи через три забора, и оставить наезды без ответа Старик, вестимо, не сможет. Я был готов к воплям на пандусе, но Старик честно дотерпел до левады и взорвался, занимаясь любимым делом - изучением навозных куч. Когда гуляем в руках, я не против, но смотреть надо в оба: понюхав кучу, Старик всегда делает очень быстрый шаг передами, и тогда может попасть ногою в корду или повод... А тут ещё и запрыгал зачем-то, да так, что раскрутились поводья, заправленные за подбородный ремень. Пхать их обратно, когда конина прыгает, не захотелось: вспомнил, что повесил туда карабинчики - слабоватые для серьёзного дела, помню, как они у меня в Городе Кошек лопались, но тут уж какие есть. Отцепил, повесил на забор - а бузить Старику резко надоело, даже когда в прямой видимости Гиви был. Кажется, вся буза для меня, не для него была - чтобы помнил, что он ещё ого-го. А значит, можно снова работать пахарем Арепо.
Грустно, всё-таки, если нет седёлки: всё время боишься вожжину под ноги отправить, а этот ещё и влево вертится - прицепив вожжи, нужно резко бежать за корму, чтобы он с каждой бочины по верёвке чувствовал. Тогда всё резко лечится. Сейчас я добежал до места довольно быстро... Двинулись, стараясь проходить как можно больше поворотов и не приближаться к "Гивиной" стенке. В прошлый раз у меня вылезла проблема, как стабилизировать животину после поворота на новом курсе - уж больно сильная инерция была, приходилось выпрямлять и работой железкой, и пинками внутренней вожжи по бочине: трудоозатраты были довольно велики, точность мала, а это верный признак, что я что-то делаю не так. Сейчас мне удалось вычислить то упреждение, с которым я должен был менять сторону железки, к какой прилагал усилие; вроде как, получалось допустимо. Но в процессе работы вдруг открылось, что конина идёт прямо, если я нахожусь строго сзади, а линия, идущая на меня от морды, строго параллельна хребтине. Можно было не выравнивать лошадь внешней вожжиной - достаточно было в нужный момент стать сзади так, чтобы линия от меня к морде смотрела строго по новому курсу. Тут же пробило на другую идею - а если намеренно отклониться от линии, повернёт конь, или нет? Проверил - а ведь поворачивает! Ты уходишь, допустим, влево, значит, линия начинает смотреть правее направления движения - и конь поворачивает вправо до тех пор, пока я не исчезну за кормой, а хребтина не встанет вдоль линии, а вожжи пройдут параллельно ей с двух сторон. Так, вожжи... значит, когда я ухожу влево, правая вожжа плотно к прижимается к бочине, левая уходит, а вожжа для коня, как мы выяснили, шенкель. Конь крутится вокруг поджатого шенкеля; когда хребтина на линию встаёт, давление на внутреннюю бочину уходит - ну, или обе вожжи одинаково коня касаются. Вот и открылся ларчик - но его этому учили точно. Не знаю, как оно будет в оглоблях, там и вожжи сильно выше пойдут, и кучер к экипажу привязан, в сторону не уйдёт - значит, сигнал к повороту всё равно подавать трензелем придётся. А вот когда давление сбросил и вожжи выпрямились - видимо, конь пойдёт в ту сторону, в какую будет сориентирован экипаж. Значит, перерегулирования не будет? Смотреть в экипаже будем - если до этого дойдём.
Начало рыси на корде старый паяц, похоже, уже привычно превращает в цирк с конями. В позапрошлый раз он якобы устал штурмовать сугробы, в которые сам же и залез. В прошлый - объявил грунт под ногами недостаточно для него хорошим. Сегодня я выбрал площадку заранее - твёрдую, хоть на байке катись. Знаете, что ему не понравилось? Кусочек левады, где поверх снега были разбросаны остатки сенного рулона, от которых отказались лошади - деятель объявил что по сену, пусть оно лежит на идеальной тверди, бегать не намерен. Дождался он, разумеется, только прилёта корды в хитрую дупу, а на свободном конце корды висел карабин, что превращал корду в вожжи. Старик театрально подпрыгнул и побежал довольно честно; аритмил немного, но это было для него в допусках. Строго сбоку он смотрелся весьма неплохо - как и не изменился за семь последних лет, ну, а насколько просела спина, знаю только я. Три кордовых круга, как известно, минута; мне хотелось бы девять кругов, чтоб не хуже, чем у Белого коня было. На восьмом круге он показал, что надоело; я поддёрнул корду раз, два - тот обиделся и пролетел 11 кругов, может, несколько театрально пыхая ноздрями. Вот и понимай, где кончается дурь и начинается старость.
Второй раз, как я заметил, вожжи пристёгивать проще, чем первый... Проникается, видимо, конина тем, что происходит. Мы снова побрели по плацу, покрутились направо-налево назад, сделали серпантин и даже вполне себе круглый вольт - только как мне пришлось побегать снаружи этого вольта, раз за разом смещая пресловутую линию по касательной к кругу!
По-прежнему приходилось повисать на вожжах, командуя остановку, но, замечу, если повторять голосом, усилий требовалось меньше: видимо, надо взять команды за правило, в экипажной езде это можно и нужно. Сначала я взял вожжи по русски, чтобы выходили из кулаков вверх, и держался довольно долго, но снова пропустил момент, когда они привычно между пальцами встали. Ходить на вожжах Старику в какой-то момент надоело - и в какой-то момент он попробовал вкопаться возле навозной кучи: а что ему будет, если показать, что её непременно изучить надо? Было вожжами по бокам - ведь морда ушла вниз, вожжи пошли за ней, и скотинушка запросто могла в них ногами влететь; и вообще, кто в прошлый раз делал вид, что на вожжах его чужой навоз не волнует?
Момент езды без седла я, конечно, отодвигал: мол, пусть сперва заберут из левады Гиви, но про него словно забыли... Наконец, кто-то выдвинулся из конюшни в сторону Гивиной левады. Ох, если конюх - просто выпустит, а воротина нашей левады слегою не перекрыта: правильно меня за это Колдунья дерёт. Слава Богу - конь за человеком пошёл явно на чомбуре; значит, можно залезать - вопрос, откуда. Сенной брикет, что был в прошлый раз, разъели почти в ноль, покрышки-стойки препятствий здорово вмёрзли в снег. Влезть с забора не получилось: злоехидная конина раз за разом поворачивалась к забору мордой. Ладно, запрыгнем с сенного тюка на пандусе, и плевать, что конина думает о том, что в сторону дома идём. На пандусе грела машину Колдунья; проклятье, мы же хотели с ней конструкцию оглобель обсудить - а она, значит, сматывается?! Ещё и командовать пошла - лезь, мол, быстрее на тюк, проводи рядом Старика и наплевать, что с правой стороны, садись, не тормози... Старик был и впрямь ошарашен решительным и скорым подходом, пустил на спину без звука и даже ни единого клочка из тюка не выдернул. И сверху он снова смотрелся сплошным пузом на рахитичных ножках. А уж как я почуствовал хребтину, когда сел! Ладно, сам того хотел, можно ползти в леваду. Старик спустился по пандусу очень аккуратно, мне даже шенкелем пришлось подтолкнуть; может, и правильно он осторожничал: где-то здесь протекал под снегом ручей, что течёт из местного душа. Не успели войти в леваду - через задние ворота вылетела на машине Колдунья, потом девчонки повели гулять овчарок, предупредили, чтоб поаккуратнее с кобелём. Кобель и впрямь сделал попытку к нам забежать, но честно ушёл на зов. Но не просто ж так девоньки о технике безопасности вспомнили? Ладно, они отвалили уже... А труба-хребтина под задом - осталась.
Как и тремя днями раньше, под верхом Старик повеселел, и снова его лишь на пару кругов хватило. Сидеть по-прежнему было Божьим наказанием, хотя, что странно, сейчас я не чувствовал перекоса в сторону. И ребер не чувствовал, хотя ведь казалось - похудел он за эти три дня. Управлялся конь действительно от мысли - наше овчинное сёделко не давало такого контакта (если честно, мне и того хватает после этой окаянной хребтины). А ведь я вбил себе в голову, что нужно непременно порысить - хоть как-то, но трястись на этом заборе не хотелось здорово; Старик мои сомнения читал с лёгкостью - и в ответ на шенкель еле-еле прибавлял, предлагая подумать, насколько мне это надо. Я показал, что надо, но получил весьма неплохой прибавленный шаг - именно шаг, не тьёльт, тьёльтом по плацу он не ходит из принципа. Бодались мы с четверть круга; изобразить рысь он соизволил, лишь ощутив под ногами грунт самый наилучший. Вломились в перемешанный снег - всё, приехали, ты своё получил. Так было раз, и другой, и третий. Вместо шпоры сработал эпитет "старый осёл": Старик явно решил показать, что осёл тут не он, и рванул честной рабочей рысью, пожалуй, и побыстрее средней. Я ожидал, что позвоночник (и не только) просыпется в сапоги... Этого не было: пусть хребтина прилетала в меня заметно, сидел я достаточно плотно - так же, как на шагу. И так же неудобно - не больше, но и не меньше. Злоупотреблять не стал, скрутил несколько переменок-вольтиков, решительно отказывая конине в шаге; она соглашалась, пусть не сразу, но через минуту-другую вкопалась над последней неисследованной кучей во все копыта сразу и опустила башку: я чуть не просыпался вперёд, но ухватился за гриву. С чувством юмора точно всё хорошо - значит, о душе не думает точно.
От кучи пришлось пропинывать - мы же "работаем". В нескольких метрах я слез и привёл к куче в руках: теперь имеешь право, заслужил: по крайней мере, на спину взял, а что хребтина торчит - не его вина. Конь поворошил кучу носом и затянулся, оттопырив губу и прищурившись на огонёк далёкого самолёта. На сегодня всё - только вот отшагаться стоило: ноздри лежали, а вот бочина ходила для такой "работы" сильновато. Шагать Старик не хотел - ненавязчиво тянул к воротине, явно надеясь на хвалёный терский метаболизм, что восстанавливает дыхание за секунды. Какой метаболизм на двадцать седьмом году жизни - скажи мне, орясина серая! Серая орясина встала и очень аккуратно провела зубами по моему колену. Нет, родной, ещё два круга, не меньше.
Похоже, сегоднешним действом конина была вполне довольна - поорала на пороге конюшни, подпрыгнула возле решётки Молодого, а, водворившись в денник, пошла бодать меня в плечо на предмет остатков морковки... Морковка была - и не остатки: кроме пары 45мм для Старика, у меня оставалось ещё две для серых товарищей. Старик целиком ушёл в морковку, а я порубил остаток ножом и торжественно распределил между кобылами и жеребёнком - что такое морковка, он наконец-то просёк. Мамаша его морковку откровенно требовала, но гладить себя не давала. Цену ведь набивала, поганка: судя по великолепно расчесанной гриве с чёлкой, народ она к себе подпускает. Ладно, нажимать не буду, у меня впереди вечность.
Повесив уздечку на крюк, я внезапно ощутил дикую усталость - она, как принято писать, именно навалилась на меня, как сила тяжести Юпитера. А я ещё не посмотрел обратного расписания, а ещё нужно было сварщика поймать, договориться насчёт еврооглобель голубых саней для Мелкого: экипажный мастер, с которым был договор, внезапно отказался, нашёл заказ повыгоднее, а зима-то уже экватор перешла... Вести переговоры не хотелось вдвойне - только вот когда ещё? Слава Богу, разговор прошёл быстро и по делу, и подходящая электричка потом нашлась - на станцию можно было в своём темпе идти, не бежать. Я и пошёл - только вот народа на платформе, считай, не было, значит, что-то было не так. Конечно - я смотрел расписание туда, а не обратно. Впрочем, пятнадцать минут ожидания - не так уж серьёзно. Только почему-то за эти пятнадцать минут из меня здорово выдуло тепло - так, что согрелся где-то через полчаса, а ведь народ в вагоне без курток сидел. Энергии не хватало, что ли? Спасла совершенно старорежимная бабушка, бегущая по составу с холодильной сумкой пирожков; были там и яблочные - единственные, которые сейчас полезли бы мне в желудок. От цены пирожка я крякнул - но размеры его соответствовали цене. Ясность мысли вернулась, можно было не спеша, прочесть почту, заглянуть в социалку-другую (вот не писалось - увы). И было абсолютно наплевать, что сегодня мы толком не продвинулись никуда. Хотя - ЗАЧЕМ и КУДА двигаться с перестарелым конём, оставалось под некоторым вопросом.
