За что я обожаю второй этаж базы - там есть воздух. И там я нормально высыпаюсь, если не злоупотреблять общением до глубокой ночи накануне. Забавное дело: нам, живущим в одном мегалополисе, неспешно удаётся пообщаться только в здешней кафешке с видом на плац - ну, и ешё в странном двухэтажном поезде, таранящем ночь. Сегодня коллектива не было - и я выспался. Точнее, меня разбудила СМС-ка Рябинки - мол, выезжает из города, мыслит начать с Мелкого, чтобы успеть до её собственного занятия с тренером. Тренерских планов на сегодняшний манеж она не знала - и я с некоторой тоской посмотрел в окно, где сеялся мелкий дождик: надёжной непромокайки у меня, увы, не было. Отчасти бы спас новенький, пропитанный до звона анорак, но поверх штормовки его не напялишь точно, не зимнего типа изделие, а без штормовки, пожалуй, дашь дуба: за бортом был где-то градуса три. Ладно, будем надеяться, что повезёт и штормовка забухнет - но ведь потом в ней предстояло возвращаться домой!
...Ладно, если Рябинка только выехала - я ещё успею собрать глазки в кучу и что-нибудь сожрать: калориями по такой погоде следовало запастись, как следует. И, разумеется, я опоздал: когда доплёлся до манежа, она уже вовсю разминала Мелкого. Мелкий шагал активно, как и положено честному выездковому коню; да, не получалось ступать совсем уж след в след, и аритмия временами лезла, но минут через пятнадцать ушла - как обычно, после боковых на шагу. Видимо, вчерашнее занятие поставило голову на место, хоть Рябинка и отписалась, что тормозить с галопа выходило отнюдь не сразу. Сейчас конь честно вкалывал, хоть и посверкивал сорочьими глазами, что-то прорезалось лишь однажды, когда, даже не на галопе, Мелкий кинул несколько мощных пинков. Как раз галоп был достаточно аккуратным и взвешенным - впрочем, галоп Мелкий не любит и на нём не переработает. Обратил внимание, что учебной рыси было изрядно - значит, берёт на спину, поганец, хватало и неплохих боковых движений, названий которых я, хоть убей, много лет выучить не могу. Из-за этих боковых, подозреваю, на спину и берёт. Суставы щёлкали, конечно, но негромко и не на каждый темп - со стороны и вовсе было не слыхать за глухим топотом копыт.
...Рябинка катала занятие очень честно: я, в общем, настроился, дубея, сидеть на трибуне до самой последней минуты, да и в целом были причины не особо стремиться в седло. Любезное предложение Рябинки поездить застало меня врасплох. Если отбросить чистую дипломатию, где я ещё найду полноценного знакомого коня и неравнодушного тренера, готового к диалогу? Пришлось вытряхнуть карманы - нацепить шпоры, свалить на стул распиханный по карманам инструмент. Сама Рябинка, кстати, сегодня от шпор отказалась: мол, они портят технику работы ногой, да и привыкаешь к ним, начинаешь злоупотреблять: по моим наблюдениям, правда истинная.
Ощущения странные были с самого начала. Начнём с того, что Мелкий промолчал на смену всадника - а ведь было, что под вторым он бузил либо устраивал итальянку. Рябинка напомнила про контакт; ездить так было непривычно - пришлось искать накладку на поводе, к которой можно было бы привязаться. Но контакт контактом, на руках конь при этом не висел вообще! Кстати, Рябинка не сочла криминальной мою, как мне казалось, слишком прямо поставленную руку, разве попросила слегка приподнять кулак. И про ушедшую назад ногу сегодня разговора не было - может, просто забыла? После овчинного седла (на самом деле - пада) мою ногу, как правило, уносит назад... Но нет, смотрела она за ногой, если несколько раз просила коня шпорой не ковырять: но как я его ковырял, если не чувствовал касания вовсе - длинный репеёк работает рычагом и чётко передаёт касание на ногу? С другой стороны, шпора явно повытерла зимнюю шерстину, шерстина намоталась на оси роликов и шпоры стали мохнатыми шариками. Но, самое главное, конь-то не реагировал никак? А с тех пор, как я на нём последний раз сидел, изменилось многое - и к этому я готов не был. Самый невинный шенкель, который продвинул бы другого коня на повод, здесь давал выраженную прибавку; поворот, сделанный, по классике, только собственной задницей, мог прокрутить его на месте: видимо, пируэты у него будут хороши... Или - уже есть, просто я не видел?
В принципе, Мелкий был вполне разогрет для учебной рыси - не был разогрет я; более того, в двух флисках и штормовке даже в седле не было особенно жарко - странно ещё, что работали руки, их нитяные перчатки не спасали. Рябинка великодушно разрешила ехать учебкой - не иначе, боялась за мелкову спину. Здесь меня ждало новое открытие: будучи высланным в рысь, конь сам встаёт на среднюю рысь и сдаёт затылок - достаточно только выдерживать заданное усилие на поводе; отзывать нужно было изредка, когда в положении головы накапливались ошибки, причём отзывать не внутренней рукой, как вбивали в меня когда-то, а внешней! И ни в коем случае не переработать шенкелем. С руками были проблемы - как водится, левый повод потихонечку удлинялся, а правая упорно тянула, изображая правое постановление. Рябинка устала повторять, что на вольту постановления быть сейчас не должно! Ох, Гранддама воевала с этим два года - и на меня справедливо плюнула. Мне показалось, правда, что эту несчастную левую руку Рябинка поминала реже, чем прошлый раз... Скорее всего - и впрямь устала повторять. А в подкорке ни правильного положения руки, ни её постоянного контроля не было, хоть тресни.
...В манеж потихоньку стягивалась детская смена Февронии; она была не против, если мы добегаем занятие здесь, но Рябинка решительно предложила выйти на улицу. С неба падали отдельные ледяные капли, налетал порывами ветер, но назвать это ненастьем было нельзя. Главный плац топтала смена Принцессы Анны - смена большая, лезть туда не стоило, притом, что мы сами изображаем занятие. Пошли на второй плац, к лесу, где лошади чудесят уже по своей лошадиной традиции. Забавно, но мы были первыми после того, как его первый раз проборонили по этой весне: зимой (или, по крайней мере в начале весны) плац не работал. Я был готов к непременным прыжкам у правой короткой стенки ездой налево - но конь удивил, продолжая вкалывать с неожиданным для него трудолюбием. Рябинка предложила поработать на серпантинах - и я с тоской убедился, что не знаю вообще, как распределяется между буквами серпантин из заданного количества петель и когда движение должно быть прямолинейным, а когда непременно дуговым! Три петли Рябинка объяснила мне на пальцах, но более менее культурного серпантина так и не вышло: пришлось закругляться на том, что есть - конь явно устал, подмок, хотя честно шёл вперёд. Пару лет назад он бы ещё в манеже взбунтовался, но сейчас даже при движении вперед-вниз, на свободном поводу, он не взбрыкнул ни разу. Единственное, что у нас почти получилось - остановка с рыси. Рябинка останавливалась по своей методике, и мне она не давалась, но откуда-то из подкорки всплыло, как я это делал раньше на других конях - и Мелкий понял с полуслова; впрочем, был же какое-то время у нас общий тренер? В общем, останавливались мы допустимо, но времени доточить остановку уже не было.
...Здорово замерзшая Рябинка снова попросилась в седло; отшагивать мы пошли по известной всем коням и людям кольцевой тропиночке. Мелкий, если помните, не любит леса, ещё не любит, если с его спины идёт трёп... Но сейчас он шёл по тропинке совершенно спокойно. Когда мы вернулись к углу плаца, Рябинка попросила пропустить их вперёд - мол, здесь конь подпрыгнуть может. Наверное, статистика у неё была, но Мелкий и тут прошёл невозмутимо, как танк. Может, про себя он потешался над двумя людьми, что от него так напряженно гадости ждут?
От спины Мелкого в конюшне валил пар; выпускать его под дождь было неправильно вдвойне: надел попону, оставил в деннике сохнуть. Видимо, прогулка для него кончилась: пока высохнет, табун уже домой вернётся. Что делать... Подпитавшись его биополем, я мог ворочать горы и тут же привернул к его деннику пару крючков, о чём мечтал всё время пребывания Мелкого здесь. В принципе, ещё бы поворотный сёдельный кронштейн - так не помню, куда его задевал, и в чужом развале искать его желания не было. Вернулся на базу, повесил седло - тут заёмная энергия кончилась: понял, что надо немедленно что-нибудь съесть, если не хочу просто рухнуть где-нибудь в уголке. Залез на второй этаж, запустил какой уже по счёту чайник. В это время небесная канцелярия повернула крантик: огромное, во всю стену окно посерело, пространство за ним забилось мокрыми хлопьями, сыпящимися с какой-то судорожной обреченностью: земля побелела, но ненадолго, снег исправно таял. Смена на плацу, задраившись в капюшоны поверх шлемов, честно доездила своё время, уважаю, но следующая, похоже, перебралась в манеж - плац опустел. А мне предстояло ещё раз спуститься в эту мешанину, снять с Мелкого попону. Конёнок печально вылизывал пустую кормушку, а попона была расстёгнута на груди и держалась только на подхвостной веревочке. В прошлый раз он и вовсе её стащил... Видимо, просёк принцип действия застёжки на липучке, что с его головой неудивительно. Эх, не в то тело попали его мозги, да и эмоции тоже! Пообщавшись с Рябинкой и Шеленой, я пришёл к выводу, что отстать от коня с упряжью будет лучше для всех нас - целее так будем точно: оно надо часами сидеть на вожжах, усмиряя коня, которому это занятие активно не нравится? Только вот как это объяснять Кремню, что столько сил в мои хотелки вложил; хорошо, он уехал навоз развозить, и одним разговором было меньше.
Зато мне предстояло добираться до города "на собаках". Под шквалом? Слава Богу, нет: когда я вышел из дома с рюкзаком, с безнадёжно серого неба снова капали отдельные капли. И всюду текла вода - среди травы таял последний снег этого года. Таял не везде: в окнах новенького экспресса где-то после Рыбного проявились белые равнины - здесь выпало сантиметров десять, и таять он не думал. Последний снег сопровождал меня до самого Нерезинова; на вокзале, сплошь перекрытом дебаркадером, он отступил, но ударил в лицо, когда я вышел из метро. Под ногами была мокрая каша, кроссовки (на последних метрах!) пробило через верх, ветровка подтекла по швам. Зима уходила крайне эффектно. Да уж, зря я "товарища прапорщика" не одел.
