С некоторых пор понял, что с конюшенной тусовкой не хочу иметь никаких дел. И видеть не желаю тоже. Как хорошо было вечером, когда, кроме конюхов, на конюшне не было никого! Я уже почти решил пропустить выходные и навестить животину вечером в понедельник - только вот животине последний раз очень не понравилась темнота, рассекаемая фарами с шоссейки. Ещё немного прибавится день - и вечерние поля будут наши, а сегодня придётся потерпеть. Опять же, когда я вечером вальтрапы стирать буду - у меня кончается последний. Были ещё дела - но не выйдет, у работяги в субботу выходной. Ладно, дел хватит и без работяги: помните несчастные сапоги, что на днях превратились в грязевые глыбы?
...Наконец, я утряс новый маршрут по городу до железной дороги: интересное дело - вроде, и петлю бОльшую надо писать, а на платформу попадаю чуть ли не быстрее. Платформа, конечно, не писк: по обычаю, заплёванная донельзя и только покрашенная поверх безобразия в цвета РЖД, позади - НАЗЕМНЫЙ переезд, в Нерезинове такого давно не бывает. Зато внутри замызганного вагона оказались мягкие кресла в два ряда, ещё и со столиками! В рязанском экспрессе такое считается первым классом и стоит непотребно. А тут, гляди, за обычную денежку первым классом прокатился - пусть и под сплошной аккомпанемент коробейников. Написать за культурным столиком не удалось ни строчки. Да, по дороге выяснил, что морковка в посёлке стоит на рубль дороже, чем в минимаркете под домом. Подорожала здорово к весне морковка... Но качество отменное было и там, и там.
В леваде среди лошадей мелькали люди - проклятье, что там творится? А, ясно: девоньки привязали всю конину к ограде и яростно чистят - готовится большой выезд. В толпе девонек я разглядел Крестницу - ура, возникла после месячного отсутствия. Хотя - может, она и раньше по субботам ходила? Вокруг нарезали круги Вермахт и Летучая, правдиво изображая, что вот-вот друг друга съедят; увидев меня, Летучая кинулась общаться, но тут же испарилась, испугавшись собственной борзости: впрочем, где быть борзости, как не у борзой? Ладно, и то прогресс: может, и сбегает с нами в поля когда-нибудь.
Старик усиленно просился на ручки: шкура по площадям была в мерзких жёлтых пятнах - для разнообразия он повалялся в жидкой фракции собственных отходов. Щёткой такое не берётся, а выезжать со двора на жёлтом коне казалось позорищем великим. День прибавился, время у меня было - и, вычесав из шкуры грязищу, я решительно окатил конину кондиционером и оставил сохнуть на верёвке: морковки сегодня хватало, обидеться типус не должен. Сохла шкура, надо сказать, неспешно: я успел отмыть сапоги от давешней грязи и почти прилично намазать гуталином (современный гуталин почти не пахнет скипидаром, во как). На носке одного сапога змеились трещины: интересно, сколько ещё он мне прослужит? С учётом конной специфики службы - надеюсь, пару лет протянет, а больше и не надо для сапогов за 1000 рублей с блошиного рынка.
...А кондиционер ведь помог: после второго прохода жёлтые пятна можно было рассмотреть только в упор. Старик стоял с видом несколько обескураженным: интересно, что меня встретит на следующий раз - изабелловая совсем уж конина или, по старинке, вороно-чалая? В свинстве Старик изобретателен неимоверно - а чего не сделаешь, чтобы твой человек лишний раз вокруг тебя поплясал!
Пока я честно приводил конину в мало-мальски культурный вид, вернулась из полей первая смена и уже подпирала другая, а мне очень хотелось отшагаться где-нибудь на подворье - не идти же в поводу через мостик и потом так же сыпаться в кювет? Пойдём на кордовый круг, что ли; появится народ - всегда успеем за угол удрать. Так и сделали, но через некоторое время к нам прилетел дурак Вермахт, от полноты жизни и юной дури закружился вокруг... Не первый раз, нам привычно: Старик в его сторону и не смотрел. А зря: барбос обиделся и в прыжке хватанул Старика за морду - хорошо, мимо, но зубы по трензелю простучали. Псине понравилось - запрыгала с удвоенной силой; хозяйка орёт, ору я - ему до лампы. Швырнул в него старый башмак - псу хватило ума прикрыться стариковой бочиной. Выждав момент, подобрал и отправил в его сторону пару кусков шифера, закрутив их летающей тарелкой; Вермахт улетел радостным галопом - похоже, день у него задался. А мы отменно погуляли, да - ещё и народ с кобылами из конюшни посыпался, пришлось за угол прятаться. Всего пять минут в руках - куда такое годится? Разумеется, уже под верхом мы пересекли дорогу всей этой кавалькаде - а там были и кобылы, и жеребцы, расклад интересный. Под откровенной шпорой Старик с воплями пошёл вокруг левад очень приличным пассажем, а когда сообразил, что уходит от толпы, тут же выпал в тормоз, даже вкопаться попробовал - ага, на обочине трассы, и мостик впереди! Ну, тут уж надо было побыстрее свалиться на поле, пока гормон мозги конине не забил. Хотя то, что гормон есть - сейчас тоже неплохо.
На насыпи трассы свистел ветерок, а в ложбинке было даже жарко: солнце припекало, как я от этого отвык... Мимо моих глаз проплывали ивовые серёжки - круглые, воздушные, покрытые золотой пылью - впрямь Вербное воскресенье. Под копытам желтели шарики мать-и-мачехи, крупные, как одуванчики, блестели зеленым розетки первой зелени - сочные и жёсткие, как некие марсианские кактусы. Старик их, как траву, не воспринимал - спокойно шёл себе мимо, принимая солнечные ванны. Он даже не поднял уши, когда поперёк курса пролетел пятнистый кошак: ходил на поле мышковать, видимо - поле было истыкано норами, как решето. Кошак прыжками ушёл в овраг - ну и как он там будет через пруд перебираться? Ясно, как - столетние ивы там густо стоят. Зато он отпрянул на пару метров, когда из-под ног взлетел огромный ворон: там, где он сидел, ветер шевелил серые перья. Вот кто серых ворон по окрестностям бьёт - а я на пустельгу грешил.
Сегодня я твёрдо решил рысить строго по часам и минутам... Выйдя из ложбинки и дав коню продышаться, решительно скомандовал рысь; Старик не обрадовался, но пошёл. Я пробовал было облегчаться, может, проще будет конине, но почти сразу задняя нога хорошо проскользила по земле; Старик выправился, побежал дальше, но буквально подставил спину мне под задницу: садись уж, мне так проще будет. Я сел; Старик потихоньку разбегивался, набирал скорость, но при этом лупил передами и поддавал задом - аритмия, конечно, но больше похоже, что предлагал галоп. Задышал он через минуту (я считал про себя), но притормозить согласился через полторы; что ж, меня устроит, будем ждать, пока дыхание восстановит. Восстанавливался долго, минут пять: мы успели уже половину второго поля пройти. Второй раз получился хуже: где-то минута двадцать, пыхтение - почти сразу. Может быть, стоило все десять минут подождать, как оно было раньше. Сейчас же нас время не держит?
В прошлый раз форсировать "дикую" грунтовку в лесополосе у нас не вышло: вокруг неё разлеглись весьма серьёзные болотины и грязные лужи неизвестной глубины. Сейчас лужи скукожились, вместо болотин лежала сухая земля; узкий глубокий ров, прокопанный колхозным канавокопателем, был заезжен транспортом вровень с землёй, и лишь вокруг громоздились глиняные кочки. Пройти было реально - но на третье поле Старик с некоторых пор не хочет: сколько раз он мне тут протест выражал! Перескакивать лужу и грунтовку после пришлось под шпорой: я опасался, что он в знак протеста рванёт по всей этой глине, поскользнётся и рухнет - ничего, обошлось. Правда, "косую" грунтовку через поле пришлось под сугубым шенкелем проходить. Да, именно здесь было поле, росло что-то культурное, какие-то розетки круглых листочков, что я ещё осенью видел - какая-нибудь соя? Её, понятно, топтать не стоит, но под ногами у нас лежала приличная дорога, накатанная то ли вояками, то ли дачниками из посёлка в километре по курсу. А незадолго перед нами тут точно пробегал квадрацикл - так что руководство колхоза с канавами везде и всюду можно было понять. Дорога эта, пусть и ровная, и не жёсткая, Старику не нравилась - слишком сильно ушли от дома, непорядок. Он рыскал на курсе, аккурат как Толстая первые три километра, причём ответить на слабый мой сигнал он не считал нужным, на сильный отвечял заведомо карикатурно. Война продолжалась до поворота, после него Старик смирился и только фыркал, выдыхал и щёлкал ноздрями: плохо, мол, мне, как домой возвращаться будем? Как всегда, задал задачку - прикидывается он или нет, может, стоит назад повернуть и очень тихим шагом домой ползти?
В общем, назад я повернул в плановой точке, и конина тут же встала на рысь, активную и довольно ровную - и куда только аритмия девалась? Ну и пускай рысит: должен же был продышаться, вроде. Побежал, явно разгоняясь, ещё и подпёр, и наплевать ему было, что одышка секунд через тридцать пошла. Мигом долетел до косой дорожки, это где-то минута, а там на чистой глинке поскользнулся два раза подряд, на чём я его поймал и перевёл на шаг. Неплохо, конечно, но где он симулировал, где нет - по-прежнему осталось загадкой. Вот и лесополоса, поперечная грунтовка, лужи и россыпи глины... Прошёл без понуканий, поставив ноги наилучшим образом - ещё и довольно шустро, не надо бы здесь так. И, едва встали на краешек поля, потащил снова. Я уселся поплотнее - счёл, что хватит, пусть тормозит теперь. Он тоже выводы сделал - я сразу и не понял, что копыта застучали по другому: конь шёл галопом, исключительно коротким, манежным, медленнее средней рыси, и таким мягким, как много лет не ходил. А ещё галоп был неожиданно лёгким, поэтому я решил дать ему хотя бы минутку побегать, как он попросил: больше не стоило, "паровоз" почти сразу начался, но тормозились, как обычно, ещё секунд 30, а потом-то нужно было дать ещё минуту на "заминочную" рысь! Кстати, эта рысь куда как тяжелее галопа была. Может, стоит разрешать ему такие коротенькие галопы, если они ему легче рыси даются?
Легче или нет, но в себя он приходил минут десять - мы успели пройти и второе поле, и половину первого. И тут он, похоже, почуял конюшню и стал требовать прибавки. Я сидел твердокаменно - своё конина отбегала. Порывы гасли один за одним, но пару раз он смог пойти тьёльтом, который я особо не запрещал никогда: увы, тьёльт был непривычно тяжёлый, хватило его метров на пятьдесят - съеден был ресурс, полностью. Хотя - до последних метров он подтаскивал и на шагу, и чего ради - левады-то пустые стоят, народ ещё из полей не вернулся? Взглянул на часы - ездили мы от силы час, а ведь казалось, больше вдвое. Старик довольно церемонно съел свои десять "медицинских" кусочков сахара и вручил свою балду на предмет обнять и гладить. Правый рукав кителя и вовсе лохматый стал, досталось и бриджам... Помедитировал, вырвал башку - теперь, мол, проваливай, в кормушке ещё две морковки лежит.
Я провалил - повесил седло и уздечку, вымыл под шлангом посеревшую от пыли подпругу. Тут двор взорвался голосами: из полей явилась наша команда. Перекинулся парой слов - оказывается, они были на нашем "старом" поле, за перекрёстком, и там, как и годом раньше, росла трава: тревога оказалась ложной, все поля по-прежнему наши! "Старые" поля нам не очень интересны, тамошние горки тяжелы Старику давно - но вспомнить их не мешает. И фотосессию под "пикничной" берёзой закатить, пока вокруг неё махровый бурьян не расцвёл. А сейчас - домой, как-то не по себе мне вдруг в толпе стало: хоть открывай медзапас и мрачно пей в одно рыло. Переоделся, вышел: шесть вечера, а смеркаться и не думает... Эсперанс забирала из левады коня, вокруг снова носился Вермахт и мешал ей здорово - родной хозяйке, безмозглая барбосина. Вермахта пыталась оттащить Крестница, получалось слабо: вообще-то, она легче его. Спросил Эсперанс, чем лечить дурость Вермахта - бросается ведь, дурила? Та, не задумавшись, ответила - лечить хлыстом. Ну да, вытянешь хлыстом немца, он серьёзно драться пойдёт, да и жалко молодого придурка. Тут воспитывать надо... или нахрен в денник запирать.
...На электричку я снова шёл неспешно; кажется, правильная идея с некоторым запасом выходить. И вокруг себя я ощущал весну... ощущал и в себе: исчезло ощущение безвременья, как-то незаметно рассосалась целая толпа мелких болячек, что не ушли, как думал, с Солнцеворотом и всю зиму нет-нет, да мешали жить. И конь явно ощущал что-то подобное. До равноденствия - больше двух месяцев, их мы уж точно проживём. Ресурс считать не хотелось тоже - зачем? Сейчас было без шуток хорошо, а про завтра - подумаем завтра!
