Из Мещеры я вернулся с плохо поджившей рукой и в настроении самом смутном. Первый звонок был Колдунье; она очень кратко заметила, что делает всё, что может, а я вот нет - подгадал подряд ремонт и отпуск, чтобы ненавязчиво загнать коня в гроб. Как нарочно, прилететь на конюшню немедленно не получалось: в один ряд легли день рождения матери и, так сказать, свадьба ВАрвара: на шестом десятке решил узаконить брак перед Господом, собрался под венец, а меня шафером позвал. Больше тридцати лет дружбы в унитаз не спустишь... Пошёл, а этот день была среда, которую Старик вычисляет великолепно. И переться потом на конюшню в единственном костюме? Не попёрся - может, и впрямь кусок жизни у коня отобрал.
Поехал я на следующий день, в четверг. Вокруг было что-то не то: вроде, и солнце светило с синего неба, светило честно, но не грело, как в самом начале осени. Свежестью веяло уже к шести вечера - какая разница с двумя неделями до, когда в это же время стояла удушливая, нездешняя жара. На платформе чего-то изменилось: да, за железной дорогой лезли вверх новые высотные коробки. Город нарывом разрастался вширь, съедал изнутри последние кусочки свободного пространства. Скоро в нём не останется места и для меня, пожалуй. Решение удирать, впрочем, принято. Вот только получится ли удрать - кто знает, в какую сторону ещё качнётся этот мир? Может, прав тот же Варвар, что решил в деревню валить, пенсии не дожидаясь?
...В посёлке тоже царила странная осень - осень раньше солнцестояния. На виадуке меня обдало резким ветром, но в проулке стояло безветрие - даже листья не шелестели. По изрядной духоте быстро идти не получалось никак - до конюшни я дохромал куда медленнее обычного. На подворье было хорошо, удивительно тихо и мирно; все окрестные площадочки были обкошены - похоже, и впрямь последнее время зелёнку дают. Только вот какого лешего всех лошадей загнали внутрь, да ещё воротину заперли?! И калитку в ней, замечу, тоже. Я кинул щепку в окно конюховки; вылетел встрёпанный конюх, мигом открыл воротину - изнутри пахнуло жаром, как из горячего цеха. Бедный Старик... Впрочем, он спокойно хрустел зелёнкой под перегородкой и соизволил поднять башку с третьего зова. Обычный Старик, вредный, даже сравнительно чистый: контингент сейчас, вроде как, регулярно поливают из шланга. И телеса были, пожалуй, не самые пугающие - нормальные для такой жары, только вот "главная" опухоль на шее заметно прибавила. Кажется, зря мы ему решили фелуцен подавать - но с такой жарой для роста опухоли никакого фелуцена не надо.
А вот с "искрой" и впрямь было неважно. Сходу я вытащил Старика к ванной - тот попил, и немало, а потом вытянул башку и засопел в нос жеребцу, стоящему в ближайшем деннике; мирно засопел, без топота и визга. "Собеседник" повёл себя странно - молча отодвинул голову на метр в сторону, потом ещё, а Старик всё тянулся к нему и сопел, сопел... Что ж говорил такого, что тот слышаить не хотел? В какой-то момент Старик резко оборвал общение, печально понурил голову и сам в денник побрёл. И мне от этой картинки что-то невесело стало. Поставил на место, взялся за щётки; пылищи на шкуре хватало, грязевых и навозных клякс не было вовсе. Значит, строял, не ложился - или просто валялся на траве в тупиковом коридоре своём? Шкура была совсем лысая, но скребница четыре раза забилась коротким и очень плотным волосом, очистить её получалось не сразу. Вон середина лета скоро, а конина долинивает ещё.
Так, надо выходить - ну, а как выходить? Точнее, в каком виде? Ездить, вроде, и не планировал, планировал гулять, пастись, но и привычки коню ломать не стоило. Поколебавшись, всё же положил седло, но вместо трензельной уздечки надел хакамору, которую забыл, когда уж и надевал. И - не затянул цепку: если захочет, пусть жрёт. Старик в боевом прикиде, видимо, подсобрался - вышел наружу широкими шагами, с громким фырканьем огляделся по сторонам... Бледная тень хорошо известного мне коня: раньше бы и крикнул, и оборот бы вокруг меня скрутил, сейчас же только свалился с пандуса с довольно решительным видом. И там спросил - куда теперь? Я не ответил ничего, и Старик впился в остатки скошеной травы под ногами. Дёрнул раз, два, три - удивился, что не отрывают и вообще ждут, рывком переместился, дёрнул траву снова. Я по-прежнему, молчал и только следил, чтобы привязь не попала под переднее копыто (я взял седельную привязь, не корду - пусть конь видит и не кидается "работать на корде" снова). Подёргавшись на пятачке под стеной конюшни, конь понял, что от него ничего не хотят - и, наконец, включил механизм принятия решений. Сперва он затащил меня в коридор безопасности и пару минут попасся там, отмахиваясь хвостом от комаров. Потом он столь же решительно перебрался на плац и принялся по сложному алгоритму обхода исследовать все навозные кучи до единой. Иные кучи он ворошил носом, порою даже зажёвывал, затягивался, оттопыривая губу - и жизнь к нему возвращалась на глазах. В глазах появился блеск, движения становились всё более и более размашистыми, от кучи до кучи он чуть ли не рысил. Когда он уяснил, что необследованных куч не осталось, то вытащил меня на стенку и рванул вдоль неё очень широким шагом - круг, второй: конина поразвлекалась и решила, что теперь можно и поработать. В общем, я уже думал, что правильно надел на него седло - и зря нацепил хакамору: перескакивать через мостик над прудом без трензеля не хотелось очень. Значит, оставались плац и полянка. Опять же, проще будет езду прервать, если конина лишь изобразила, что готова к труду и обороне, а на деле всё куда как хуже. Слишком уж бодренький был шаг, напрягал.
Старик спокойно перенёс подтягивание цепки, но к "стременному" блоку идти отказался, хоть тресни. Я прыгнул в седло прямо на подворье; не могу сказать, что у коня подогнулись ноги, наоборот, он сделал какую-никакую попытку удрать, когда я уже висел на стремени. Попытка была, слабенькая, но была же! Вот уж не подумал, что этой поганой привычке радоваться буду. Итак, я в седле, конина меня несёт - без восторга, но ноги не подгибаются: что-то среднее, а, значит, не очень понятное. Заехал на плац, сделал пару кругов - идёт, не спотыкается, но просушенное солнцем глиняное зеркало явно по сухожилиям лупит: придётся идти на лужайку, которую кони по неизвестной причине не любят. Но не было у нас вариантов, пожалуй. Тропинка туда еле виднелась среди густого бурьяна - однако, в начале июня! Решили просочиться вдоль ограждения, где было обкошено - под ногами оказались какие-то обломки кирпича. Не помню их здесь - хотя слышал краем уха, что какие-то обломки по весне "всплыли" на плаце: может, на субботнике их сюда и вышвырнули. Проскреблись буквально под ограждением; копыта вставали с перекосом, и это не нравилось, по крайней мере, мне. Зато на самой полянке нам улыбнулась удача: она была обкошена трактором полностью, вместо глинистой кольцевой тропинки, прячущейся среди бурьяна, мы увидели низенький газончик - и даже допустимо ровный. Старик честно наворачивал круги, словно понимал, что физкультура - дело нужное; я, разумеется, напрягался от того, что полянка нелюбимая, а конь не дёргается, ходит себе по кругу, как заведённый. Опыта ради выслал рысью - не пошёл, ответил широким шагом; ну, значит, и не надо, спасибо за то, что вообще меня на себе тащит. Ну и тащил - я только время от времени направление менял. И ничего не происходило. Вообще ничего. Да, шпоры болтались на сапогах с прошлого раза - не пригодились вовсе. Господи, тут уж зачем?
Некая тень эмоции полезла из коня, когда я поставил его мордой в строну дома и довольно решительно слез - тогда он потянул к дому, но куда слабее обычного. Тень эмоции - снова тень... Брюхо не ходит, ноздли на месте, вальтрап сух: можно согласиться и домой пойти. На этот раз - честно по тропинке, задевая бурьян бочиной и поднимая с него полчища комаров. Проход обошёлся без обычного спихивания плечом друг друга в бурьян, тоже не добрый признак, на самом деле: зря я радовался вежливости коня. Зашли в конюшню; Старик подошёл к соседней решётке, за которой спала лёжа маленькая кобылка, вздохнул и решительно пошёл в свой денник. Оставшуюся морковку есть, вроде, стал (я проверил потом - всю съел), но перед этим жвачку из травы выплюнул. Что он - таскал её во рту всё время, пока хакамора была затянута?
К обратной электричке пришлось, как водится, идти быстрым шагом. Билет был расточительно взят до пересадки на МЦК: хоть меньше времени останется невесёлые мысли думать. А мысли были понятные: конь и впрямь собрался из этого мира уходить, но меня жалеет, пытается показать, что всё, как всегда. Только я с ним тоже не первый год - вижу, когда он лицедействует, когда правду говорит. Сейчас - лицедействовал явно. Но, Господи, что я могу тут сделать? Ну, отменю от греха фелуцен. Ну, возьму на пробу ВТМ - может, есть согласится. Но как ему интерес к жизни здесь, на этой конюшне вернуть?
