Тот день начался у меня со скандала: необычайно рано позвонила Колдунья и зарычала, куда я девал полную баклажку вазелинового масла - мол, Старику нужна удвоенная доза, бороться с последствиями ВТМ всухую, старое кончилось, а новая из аптечки исчезла таинственно... Не я ли её прикопал? С трудом вернув крышу на место, спросил, с каких пор это я своему коню гадости делаю; ответ был - с тех, как всухую ВТМ-кой покормил, после чего трубка полетела на рычаг. Если честно, меня затрясло - и паранойя взлетела до небес: сперва указывают не на тот мешок с кормами, отчего у коня несколько болячек разом, потом якобы исчезает вазелин, конь загибается, а крайним оказываюсь я - типа, устал со стариком возиться, на тот свет отправил, как возить меня не смог. А мобилу Колдунья, замечу, брать перестала. К обеду, озверев от бури мыслей, я отправил ей по всем системам связи предложение встретиться этим же вечером и поговорить серьёзно - причём был готов говорить и о съезде в договорный срок. Колдунья перезвонила сразу - и заговорила на три тона ниже, в общем, достаточно дельно. Сегодняшний день закрыли, скупив весь вазелин в местной "человеческой" аптеке. Если получится - не мог бы я привезти вазелина хотя бы на несколько дней, и заказать в ветаптеке новый: ну что делать, если баклажку так и не нашли, девалась она куда-то в постоянных приборках последнего месяца. Между прочим, Колдунья сообщила, что нашла способ заставить Старика лопать обычную ВТМ: нужно было просто размочить её вместе с фелуценом, от которого кони, как правило, не отказываюся. Так что есть ещё задача - в ближайшее время доставить на конюшню мешок ВТМ... Неужели осознала, что неправа была? Или поистине цыганским чутьём поняла, что я озверел уже серьёзно?
Литр вазелина я купил возле станции, обобрав начисто местную аптеку; успел до электрички, и морковкой тоже закупиться успел. Морковка была молодая, приличная - не то, что в прошлый раз. Небо обложили тёмные тучи; я всё гадал, когда мою электричку накроет ливнем и продержится ли потёртая ветровка, когда я пойду через посёлок. Но в посёлке дождь уже прошёл, и, судя по голосам птиц, в ближайшее время возвращаться не собирался. В кронах деревьев что-то посвистывало, щёлкало, даже сорока выскочила, прорвавшись через листья с шумом и стрёкотом... Давно не видел сорок. Воздух был настолько влажным, что, казалось, я дышал водяной взвесью. Пахло, как в детстве, мокрыми садовыми цветами; местный народ старался, выращивал у своего дома цветы - он был дома, где всё текло своим чередом, а я, пусть пять лет прошло, казался себе чужим на этой улице. Конюшня на другом конце проулка - вовсе не дом, по крайней мере, для меня. И уже не будет, похоже.
На задворках конюшни на меня снизошло некоторое спокойствие... Впрочем, чего-то здесь было не то: ага, кордовый круг оградили кольцом из старых покрышек. В общем, дело, но лучше бы вкопали на половину высоты: есть же в совхозе канавокопатель. И грязищи внутри круга хватало, впрочем, и на плацу тоже - гулять сегодня точно на лужайке придётся. Калитка в воротине была заперта; кинул щепочку в окно конюховки - вылетел встрёпанный конюх в кружевной белой тюбетейке: похоже, я ему вечерний намаз сорвал. Влезая в сапоги, подумал, что сейчас щпоры уж точно следует отцепить: после такой грязищи тренчики точно встанут колом. С другой стороны, отцепишь - сапог пойдёт болтаться на ноге, что по грязище тоже не дело. Решил - леший с ними, пусть висят.
...Стариков денник благоухал сенажом: под кормушкой валялась изрядная куча, рядом высилась горка зелёнки - видать, успели покосить до дождя. Так, трава сейчас мокрая - по старому обычаю, пасти по ней нельзя; а напялю-ка я на конину хакамору, не затягивая цепку: в ней он не пасётся никогда, на работе, мол. В другое время лучше бы пасся: за минувшие три дня ещё несколько килограммов ушло. Белый конь приучил меня твёрдо к тому, что ушедшая масса легко не вернётся. Проклятье, если бы Старик ещё и жрал! Сегодня его первый(!) раз на моей памяти не заинтересовала морковка. В нирване, замечу, конь не пребывал: он активно ласкался, просился на ручки, а на самом деле хотел тихой сапой проскользнуть на выход - точно так, как Белый конь любил. Вывел его к ванне - пить не стал, зато опять принялся пугать всё того же мерина. Мерин, прижав уши, удалился подальше от решётки, но я заметил, что он неспешно разворачивается задом... Испытывать на прочность здешние денники мне не хотелось вовсе: левой рукой, не очень убедительно, я затянул Старика в родной денник. Он зашёл на пяти ногах - неплохо, хотя желание у жеребцов, как известно, умирает последним.
Ох, как не получалось работать правой рукой... Точнее - получалось, но только на правой стороне животины. Чистка снова получилась для галочки, но она и была для галочки: куда седлать в таком виде, до кучи с болячкой на хребтине? Ещё и не поймёшь, что там творится под толстым слоем ихтиолки. Замечу, линять он перестал - или я халтурно скребницей работал. Взглянул на навоз под ногами - а ведь права была Колдунья: вместо обычных навозных "яблок" нынче имелись этакие "пирамидки" из сплющенных лепёшек, как у среднеазиатских овец. Похоже, и впрямь запор. Со ста грамм сушки, перемешанной вдобавок с морковкой и сеном? Хотя - у пожилого коня всё, что угодно, может быть.
Каким потерянным не казался в деннике Старик, наружу он вышел, булькая, как чайник, и решительно потащил меня к леваде, пусть и съезжал вниз по глиняному склону. На меня съезжал, между прочим. Я с тоской глядел на чистую глину в леваде, местами распаханную копытами: бегать по мокрой глине кони не желали явно. И Старик тоже решил, что не желает: точно таким же размашистым шагом он перед самой воротиной свергнул в коридор безопасности, где порою пробивалась хоть какая-то травка и копыто хоть как-то держалось. Но тут не было самого главного - чужих навозных куч. Точнее, была - единственная. Сделав по коридору круг вокруг левады, Старик, явно вздохнув про себя, полез в чачу у входа в леваду - и я за ним. И изобразили коров на льду... или двух пропойц, бредущих домой, подпирая друг друга. Мы скользили попеременно, волоча на ногах глиняные бугры. Пару раз мне пришлось без шуток хвататься за Старикову холку: хорошо, он устоял. А если бы? А если он пойдёт скользить, точно не удержу. Кстати, когда хватался, понял, насколько он маленький, на самом деле - я спокойно мог спину увидать. А почему раньше-то не видел? Потому что раньше на спине болталось седло.
А куч в леваде снова почти не было - Старик был разочарован и вынюхивал их следы... А мне стало ясно, куда они девались: там, где Старик тыкался носом в глину, виднелись свежие следы совковой лопаты - конюх собрал навоз и продал, есть среди дачников любители непременно чистого навоза, без опилок. Не понимаю, для чего годится свежий навоз в середине лета, но у всех свои тараканы. А запор у Старика точно был - чужую кучу он пометил только с третьей попытки. Правда, его навоз был нормальной, "круглой" формы: ударная доза вазелина работала явно.
Вяло исполнив жеребцовский долг, Старик не задержался в леваде ни на минуту - ещё бы: что у него, что у меня на ногах болтались глиняные шары. Несчастные шпоры утонули в глине полностью... А нам ещё погулять бы. Старик было снова сунулся в коридор - но вернулся, пройдя метров 10, не понравилось что-то ему. Ну что - пойдём на полянку? Через поскотину я животину протащил с трудом, но чем дальше, тем быстрее она шла, почти бежала за мной по тропинке; проснулась, как обычно бывает? Ну, а раз проснулась, может, побегать соизволит? Нет, добровольно не соизволила, шагая неестественно широким шагом, как паук-косиножка. Поднимайся же, наконец, мне от тебя три круга надо, не больше. Закрутил над головой свободный конец корды - Старик порысил, без особого энтузиазма, но и не умирающим лебедем, не отдувался, и даже полкруга лишнего по своему почину пробежал. И тут же встал, уставившись на тропинку: не пора ли домой? Не пора: отшагаться-то теперь надо?
Бродить бесцельно я не собирался: в дальнем конце полянке виднелся просвет в бурьяне, протоптанный явно конями; тропинка вела под некоторым уклоном на полочку у самого пруда, и там, вроде как, тоже был натоптан круг - почему бы не разведать это в подробностях? Старик не захотел: едва уклон усилился, он сначала изобразил, что ему просто необходимо слопать странный бурьян, что-то среднее между васильком, чертополохом и молочаем. Я дал, но через минуту попытался настоять на своём, спустить конину на полочку... И понял, что сейчас Старик будет сопротивляться серьёзно: решил, наверное, что тяжело будет ему пилить под уклон, хотя кто его знает; эта полянка у нас мистическая. Драться со Стариком на склоне, среди бурьяна - и ради чего? Назад Старик поворачивался с явным удовлетворением, пробив среди бурьяна новую просеку, и даже согласился монотонно шагать круг за кругом краем по краю полянки. Похоже, ему было важно хоть в чём-то на своём настоять.
В конюшню мы вернулись довольно бодренько: обходя левады, Старик ускорил шаг, в воротах попытался снять о столб хакамору, побухтел на мерина и, наконец, уткнулся в сенаж. Вроде как, план был выполнен, можно было мыть руки и собираться домой. Сапоги о мокрую траву очистились сами... Возвращаясь с полотенцем в жилую зону, я бросил взгляд на денник, и... не увидел там Старика! Он лежал под самой дверью, и как-то неправильно лежал. Такого за Стариком не водилось, и от греха я позвонил Колдунье. Та перешла на сверхзвук и велела немедленно поднимать и тащить его на улицу, попасти минут сорок пять, а конюху сказать, чтобы не давал каши ни сегодня, ни завтра утром. По мокрой траве пасти? Хотя подсохла сейчас трава, да и с его слюноотделением ему только лучше будет. И предложить попить, когда вернётся, а вот общаться не давать, не нужны ему лишние эмоции. Ну что ж - напялил недоуздок, потянул вверх. Старик как из дурмана вышел, не с первой попытки встал, разбрасывая ноги по сторонам. Во как... Сперва я остановился посреди подворья, рядом с его любимой травкой. Тот как-то неуверенно щипнул травку раз, другой... странно щипнул, звука зубов я не услышал вовсе. Третий щипок, пятый - и вялая попытка двинуться к дому. Но у нас - сорок пять минут (прощай, электричка, впрочем, сейчас дома не ждут). И я решительно отволок Старика обратно на полянку - вот где травы на любой вкус.
Паслись мы странно: всё так же бесшумно Старик ухватывал очередную траву, через пять-десять щипков делал шаг, другой - а там мог нагнуться за травой снова или начать решительное движение по кругу, целясь на тропинку к дому. Тогда я решительно вкапывался сам - а попробуйте удержать эту тушку, если у тебя, на самом деле, лишь одна рука, и рёбра скрипят. Но у нас сорок пять минут - и я держал, смахивая комаров с себя и Старика: темнеет уже, откуда они лезут, сволочи? Подбавили огоньку местные жители - запалили за прудом две салютницы подряд. Нормальный конь закатил бы истерику раньше, чем включил бы мозги; умный - чтобы под шумок свалить домой. Старик невозмутимо жрал травку, в глазах его отражались мягко падающие звёзды ракет. Но сорок пять минут не сложились всё равно: примерно через сорок Старик в ответ на очередной стоп изобразил конный памятник: мол, пусть меня едят комары, это на твоей совести, но пастись мне неинтересно вовсе. Я домой не спешил: конина стояла, сбивая хвостом комаров и чеша морду о переднюю ногу. Упёрся намертво - да, теперь точно домой пора.
И снова Старик притопал домой достаточно живенько; стоя над ванной, он больше глазел по сторонам, но мне удалось опустить его хобот и залить туда пару литров воды супротив известного высказывания Чингизхана. Старик, кажется, обиделся - уткнулся в кормушку и, наконец, обратил внимание на морковку, но я снова не слышал стука зубов... Ладно: обижается, жрёт - по крайней мере, загнётся точно не в ближайшее время; можно снова мыть руки и брести к следующей электричке, предпоследней, если что. Колдунья отреагировала короткой СМС-кой - ну жрёт, и ладно. Чем накрыло конину, и накрыло ли вообще, я так и не понял.