Дома творились недобрые дела - и я торчал дома: вот такой в итоге вышел у меня отпуск. А добраться до Старика не получалось изо дня в день - впрочем, рёбра с рукой настоятельно намекали, что ехать не стоит: прошлая поездка отбросила меня на неделю назад, причём, что характерно, досталось несчастной руке. Я её берёг всю неделю - и испохабил в день поездки, когда совал в рюкзак разобранное овчинное седло. Многолетняя привычка запихивать барахло правой сыграла против меня. Да и грудная клетка скрипела под, казалось бы, смешным весом: сколько в этом седле веса - три с половиной кило, если по паспорту, и стремена, как выяснилось позже, забыл. А, нет - полтора кило морковки ещё. Мелкая морковка этого урожая - но, может, сейчас ему и нужна такая, проще будет конине её прожевать. В каком виде ещё встретит меня конина... Колдунья молчала - но это означает лишь отсутствие ЧП. Тихая деградация к ЧП, видимо, не относится.
В электричке я совершил подвиг: без членовредительства закинул рюкзак на багажную полку и стащил потом его обратно; выглядело это, видимо, оригинально... зато целый, ядрёна вошь. С виадуком, как всегда, получилось хуже - залез туда я с некоторой одышкой. Странно - это не город, воздух есть. Замечу, город наступал: с путепровода я заметил в сторонке два башенных крана - похоже, рядом с новодельным кварталом ещё один строить собрались. Меняется не в лучшую сторону наш анклав. Впрочем, осталось нам здесь немного... Чего-то перетерпим, до чего-то не доживём. Терпим вот размножившиеся за последние годы глухие заборы из профлиста - хорошо хоть, крашеные, не оцинкованые, которые уж полная попса. И их даже не всегда видать из-за пышной зелени середины лета.
В конюшне сегодня творился аншлаг: на автостоянке болталось автомобилей пять. И как они сюда попали, если поскотина на задах была закрыта, а главный, так сказать, проезд заперт со стороны коровника и по нему прогуливается карантинное стадо? Ладно, их проблемы. Навстречу вылетел клубок собак - Летучая, Вермахт, молодой немец Эсперанс... и пекинесик Крестницы, что явно считал себя вполне себе собакой среди собак. С таким экскортом Летучая даже осмелилась гавкнуть, но тут же улетела, именно что унесённая ветром. А на пандусе творился танец с конём: Ника поливала из шланга Молодого, который сперва всячески увиливал, а, как та на него рявкнула, застыл под струёй с морально убитым видом. Ника в купальнике выглядела великолепно - спартанская воительница, Ника Самофракийская, этой пары явно не хватало на Аничковом мосту. Подумалось, надо и Старика под душ поставить - только получится ли у меня это с одной-то рукой? Впрочем, добровольцев сегодня точно хватит.
Добровольцем согласилась работать Эсперанс, это было ценно. Сунув ноги в местные вьетнамки и засучив шаровары, я завалился в Стариков денник. Мои терзания были напрасны: животина выглядела определённо культурнее, чем неделей раньше: округлились брюхо и зад, появился некий намёк на гребень, даже вечные рёбра казались слегка закрытыми. Бёдра вот по-прежнему прогибались внутрь, и спина стояла домиком - в нашем случае это лечится исключительно верховой ездой, а с ней были вопросы: за неделю шишка на хребтине не уменьшилась ни на миллиметр. Возможно, она его беспокоила: когда я попытался рассмотреть её поближе, Старик сделал пару мелких выпадов в мою сторону, чего не делал давненько. Или - отношение выражал, что не виделись неделю. Впрочем, явился я к нему не только с уздечкой - с кучей арбузных корок, благо народ в кают-компании жрал арбузы один за одним... Корки он сожрал все до единой, жевал вот снова больше коренными зубами. И обрызгал меня арбузным соком, скотина. Ничего, сейчас посмотрим, что ты под струёй из шланга запоёшь.
Разумеется, под струёй начался вальс; бегая за кониной со шлангом, Эсперанс шипела, чтобы я не ставил коня рядом с кучей сенных брикетов - а эта зараза норовила сховаться именно туда и всячески танцевала на верёвке: тут до меня дошло, что вьетнамки я надел, пожалуй, зря. Когда Эсперанс попала струёй конине в промежность, она раскорячилась так, будто её разбила миоглобинурия, и она вот-вот усядется на полный шпагат. Впрочем, шкура промокла довольно быстро, и от конины мы со шлангом отстали. Эсперанс с видом гуру объявила, что конину не мешало бы пошагать: вода, мол, холодная, конь пожилой, мало ли что. Мы пошли на автостоянку, но нашли там одну-две жалкие кучи навоза: гулять там Старику стало резко неинтересно. Он вытащил меня со стоянки, прогулялся по задам, выдёргивая неизменную почечуйку, потом взялся за траву в центре кордового круга. Тут к нам привязался молодой дурак Вермахт - пошёл носиться вокруг, иногда напрыгивая на Старика. Что делать, не понимали мы оба: Старик по собакам не бьёт, он их в упор не видит и мер к защите не принимает, а у меня и шамбарьера-то не было... Молодого дурня вовремя отозвали, а нас попросили исчезнуть в денник минут на пятнадцать: вот-вот приедет коневозка, новую кобылу привезут. Что ж, ТБ надо блюсти... Мы двинулись к пандусу, но, проходя мимо навозной кучи, Старик сделал прыжок в сторону и завалился туда прямо в прыжке (из окна жилой зоны раздался смех в несколько глоток). Нет, конина точно оживает, и работать на корде сегодня будет на полном серьёзе.
Коневозка оказалась обычной тентованой газелью, даже, кажется, с не особо высоким коробом - и как там достаточно крупная кобыла поместилась? Едва опустили трап, раздался дружный хор жеребцов; Старик орал не меньше прочих: лишний раз я рещил, что раз так жеребцует, пускай бегает. И пошёл за кордой и сапогами. Заодно решил сполоснуть живность второй раз - и воспитательно, и на солнышке легче будет. В сапогах я успешно справился с помывкой в одиночку: хвостатая пакость бегала вокруг, но руку, хвала Синему небу, не надёргала. Бегать предстояло, видимо, снова на полянке: в левадах чача (и откуда взялась?) резко переходила в звенящее глиняное зеркало. Старый мерзавец попробовал было снова рухнуть в сухой навоз, но я протащил его через подворье рысью; может быть, стоило напялить на него, рабочего настроения ради, хотя бы хакамору - но стоило ли портить её овчинное переносье, водружая на мокрый хобот? О цельнокожаной трензельной уздечке при этом не подумалось вовсе.
Серая поросятина и впрямь не горела желанием бегать - а я вовсе не горел желанием таскать её по кругу в сапогах, да ещё по солнышку, а потому решительно встал на центр кордового круга и отправил Старика в полёт свободным концом корды с обломком карабина на нём. Конина обиделась, но пошла: "огурцы" она при этом писала немыслимые, и, похоже, делала это специально, но мне куда сильнее нравилось, что при этом с первых минут шаг был вполне рабочим - конь не умирал и не халтурил.
Я не чувствовал себя мучителем, объявляя рысь... А конь, пусть и тронулся по команде, сам рабочую рысь выбрал, и даже ноги поднимал, захватывая пространство, чего я давненько не видел уже. Как водится, решил отсчитать три минуты, у Старика три круга рысью примерно минута; этот сделал идеальный переход ровно на один круг раньше. Хамить на работе не надо, даже если тебе двадцать шесть лет - но шамбарьера тоже не было, пришлось бездарно изображать дикого индейца. Ответом был чёткий подъём, честный круг и снова идеальный переход без команды; что ж, Старик всегда умел и круги, и секунды считать. Дыхание было в порядке, споткнулся задними один раз - ну, по траве и без балласта это дело обычное; после перекура вполне можно было ещё рысь объявлять. И эта рысь была не хуже первой; более того, теперь Старик пошёл на принцип и отказался тормозиться, пробежав ещё один круг сверх плана. Может, стоило и третью репризу закатить - но конь высох на солнышке, от шкуры шибало сухим жаром; пожалуй, пора было закругляться. Старик тут же уловил настроение и пошёл вкапываться возле тропинки, ведущей к подворью. Жестокосердный я заставил шагать ещё минут пятнадцать, и конина по дороге домой выражала отношение, снова делая в мою сторону мелкие выпады башкой. Хотя её изрядно кусали мелкие слепни: до Ильи-Пророка, когда они сойти должны, ещё неделя остаётся, пока они в своём праве. С полдюжины я раздавил на шкуре - а этот хоть бы спасибо сказал.
На пандусе мы попали в клещи: по проходу конюшни вели кобылу, а на автостоянке Ника заплетала косички Магадану, беспечно сидя верхом на заборе. Пришлось подождать; так как перестарелый мачо вполне себе ожил, я ожидал воплей и вальса - но Старик флегматично ткнулся носом в ближайший сенный рулон. Прилично повёл себя и Магадан - не шелохнулся вовсе, а ведь ему лет восемь, и форма у него нынче великолепная. Иным тяжам стоит пример с этого ЧК-шника брать. В конюшню Старик влетел, как положено, с воплями и храпом - а по соседству, пусть и за глухой стенкой, стояла новая кобыла... Старик стормозил, не решил для себя признаваться в любви, или нет, и я запихнул его в денник раньше, чем начался цирк с конями. Впрочем, пару раз он попытался из денника выскользнуть и познакомиться с соседкой хоть через решётку; короче, лишённой искры конина не выглядела вовсе.
Итак, конина была выгуляна, а день и не думал клониться к закату - последний жаркий день, назавтра прогноз грозился похолоданием, и МЧС рассылал сообщения-ужастики. Последние часы жары нужно было использовать - и я взялся стирать под шлангом огромный ворох накопившихся с весны грязных вальтрапов. Щётку пришлось держать в левой руке, шланг прижимать к пандусу правой ногой, и ведь получалось довольно прилично... Вокруг кипела жизнь: понабежали местные катать маленьких детишек, создав работу нашим девонькам, уже мыслящим уходить. В леваду выкидывали одного жереба за другим: в их числе был и Старик - с пандуса я хорошо видел, как тот корчил рожи Фантазусу через коридор безопасности. Мощные пинки в воздух? Тоже хорошо, очень хорошо. Завалился два раза подряд - хорошо, конечно, но чистить его после этого я не нанимался, пусть таким и разгуливает. Дотерев очередной вальтрап, взглянул на леваду - и не увидел там Старика! Выскочил? Но вокруг ни криков, ни ударов, кобылы спокойно катают детей. Завалился - только куда? Левада с пандуса просматривается полностью, за исключением левого угла за навозной кучей. Добежал до воротины - хвала Флору и Лавру, конина там. Стоит в углу, внимательно на кобыл смотрит, но и только - информационный голод утоляет. Снова всё было хорошо, весьма хорошо - а мне как сердце прихватило.
Когда на веревке повис последний, шестой вальтрап, над посёлком разгорался пастельный закат с контрастно тёмными жгутами облаков... Закат был чист - и с чего это должна была поменяться погода? Можно было и собираться домой - но ведь я ещё не разобрал рюкзак с седлом, а ещё там так и лежала Старикова морковка! И вытаскивать её пришлось всё той же левой рукой. Морковка со стуком посыпалась в кормушку - Старика она не заинтересовала. Из рук съел одну, вторую, третью... Четвёртую выплюнул, неспешно уткнулся в кормушку и завис там серьёзно. Что он этой пантомимой сказать-то хотел?
Пустой рюкзак под 60 литров тащить домой довольно противно... Я решил набить его демисезонными шмотками, с весны требовавшими стирки. Рюкзак раздулся, но не до конца - идти на станцию было, пожалуй, неудобнее, чем от неё, спина поскрипывала - но руки с рёбрами-то нет! Болячки не откатились назад, и это внушало надежду, равно как и состояние Старика. Хотя нет - напрягала проклятая шишка аккурат под седлом: если обычным, мягким поседлать, я точно на неё сяду. А если нормальное седло взять, эта фигня ведь в канал попадёт? Попадёт, да, но всё равно вальтрап поверху будет, а если лавочным поседлать, то ещё и потник. А если вакеро без вальтрапа, как им и положено седлать? Вроде, оно подссохлось, лёжа без дела, может, и не будет критично велико. Поседлать, что ли, через тряпку, как в таких случаях положено, и посмотреть, заденет, или нет? Или - наконец, луки казачки, что от Белого коня осталась, нормально развести? Эмоции перегорели давно - чего изделию пылиться впустую? Впрочем, об этом подумаем завтра... Точнее, когда меня болячка отпустит. Может, шишка со Стариковой спины ещё и пораньше сойдёт.
