Итак, в прошлый раз Старик вполне прилично пошагал подо мной по вечернему плацу. Шагал хорошо - ровно, не спотыкался, не щёлкал и не кряхтел. В планах была ещё неделя шага, точнее, полторы, а потом думалось попробовать рысь - на поле, по ровненькой травке. То-то, что - думалось... На следующий день в разгар трудового дня позвонила Колдунья - что, мол, я с конём сделал, если он, стоя, левый зад к передам подводит, а на правом бедре изнутри отёк с два кулака?! У него паховая мышца на левой ноге, похоже, надорвана, еле стоит конь. Я еле остановил монолог: ничего с конём не было от слова вообще, молодец был конь, не через силу возил. Просто никаких происшествий. Колдунья попросила вспомнить - может, скользил, спотыкался, было ещё что? Но ведь и не скользил: грунт был, считай, идеальный. Единственное, что можно было сюда приплести - он осаживал от сенного тюка, не хотел почему-то, чтобы я с него на спину лез, с земли потом пустил без звука. Колдунья за это и уцепилась: мол, осаживал, присел - тогда мышцу и дёрнул, а другую ногу испохабил, когда равновесие ловил и потому перегрузил: видела, мол, такое не раз. Сейчас она его мажет, гуляет только в руках, а обезболивает только на ночь, чтобы днём на радостях себя не доломал.
Однако, приехали: если бы конь покалечился при осаживании, я бы понял это на первых же метрах - тем более, если это и впрямь паховая мышца, о чём я тут же навёл справки. Потянуть, конечно, что-нибудь мог - при условии, что его снова выпустили гулять с видом на табун. А выпустить вполне могли - просто по инерции. Вообще идея самоотработки жеребца имеет право на жизнь - но не жеребца, который по возрасту сам себя поломать может. И разговор на эту тему у нас уже был.
...К коню немедленно я не подорвался: как сказал, не те симптомы, чтобы тревогу бить. На самом деле, можно было дать ему отстояться - но на выходных я там быть не планировал, а фелуцена у коня на грани: помнится, и я пять кило в своё время с трудом допёр, а сейчас ещё под линьку муку льняную закупил... Значит, придётся вечером в конце недели ехать - и снова с авоськой на колёсиках: хвала РЖД и любимому мэру, что нынче можно по лестницам да бортикам не прыгать.
Поездка началась удачно - я отпросился у начальства на четверть часа раньше, и успел даже не на одну, а на две электрички раньше; втиснулся, правда, с трудом - в сторону области, пятница, ещё и электричка дальняя. Зато в посёлке серый сумрак только сгущаться собрался. Небо над станцией было затянуто чёрной сетью - по небу кружило целое галочье люфтваффе: сперва они носились кругами, потом, как по команде, кинулись занимать места на проводах. Раньше такое творилось аккурат над конюшней, но в последний год я такого что-то не упомню; может, и впрямь новое семейство орлов по соседству с нами эту банду в сторону отодвинуло?
И снова я застал в конюшне Колдунью, и снова она домой не спешила - мол, сторожит. Не нравился мне её вид - одним ударом высохла и постарела, словно и на ней отразилась осень. Говорит - не спит она на конюшне нормально, дёргается от каждого звука, но с каких пор профессиональный конник на конюшне спать разучился? Творится что-то не то, но, пока она молчит, дело не моё - не поп я и не психоаналитик. Вроде, ей пообщаться хочется - поговорим, время есть; Старик сегодня в лучшем случае в руках шагать будет. А, даже и не будет: Колдунья уже ему на ночь обезболивающего вкатила, чтобы мог лечь нормально - на улице возрадуется, прыгать пойдёт и усугубит. Оно нам сейчас надо?
...Старик всё это время торчал носом у решётки: на фоне темноты торчали серые уши. Он высокомерно отверг трёхдюймовую, пусть и очень сочную морковку, и полез, пинаясь носом, вымогать сухари, что разрешены очень ограниченно. Пользуясь случаем, поймал хобот, прошёлся по нему щёткой. Хобот высокомерно поворачивался из стороны в сторону - здесь давай, а теперь здесь... Отдельные грязевые капли щёткой не брались, но у меня для этого была заготовлена влажная махровая тряпочка. Не успел мазнуть пару раз - вместо хобота на меня уставился хвост. И это у коня с надорванной, типа, паховой мышцей? Но если что-то не так, воспитывать не стоит... Убрал тряпочку в карман, покрутил перед Стариковым глазом рукой с мягкой щёткой. Хобот вернулся - но разворот получился и впрямь какой-то слишком аккуратный. Может, и впрямь там чего-то есть? Поставив на верёвку носом в моркву (отказался, даже не понюхал), прощупал внутреннюю сторону левого бедра: всё нормально, греется только ближе к яйцу. Для сравнения прощупал правую: эффект ровно тот же. Мои медицинские потуги Старику не понравились - левая, больная нога два раза хорошо, с оттягом пнула воздух. Так не бывает - либо не всё так паршиво, либо - Колдунья хорошо заколола. Допускаю, и то, и другое разом.
Ладно, считаем хобот чистым, переходим на тушку. Конина продолжила развлекаться - пинок хоботом по двери, и хобот с передними ногами уже в проходе, а чомбур звенит. Жеребцы в денниках напротив зашевелились - налицо непорядок, надо бы поучаствовать. Запихнул конину обратно - она, немедленно вылезла снова. Злоехидно укоротил чомбур - в проход вылез только наглый серый пятак. На моркву - ноль внимания. Он что, наконец, начал наедаться своей ВТМ? А ведь начал: исчез "домик" на заду, почти затянулись впадины на бёдрах. Неужели я не зря надрываюсь, раз за разом фелуцен таскаю? И нельзя сказать, что так кажется по итогам линьки - линять он только начал, причем в осеннюю шерсть. Начал - хорошо, вовремя, но льняную муку я, пожалуй, правильно привёз. Лишь бы конина стала её жрать... Будем надеяться, фелуцен отобьёт странные для конины нововведения, как отбивал привкус ВТМ. Хотя допускаю - он просто согласился её жрать. И перестал быть вечно голодным.
Из жилой зоны показалась Колдунья, пошла мешать комбикорм; Стариковский, оказывается, запаривался в два этапа. И, вроде как, выяснилось, с чего бы Старик упорно вываливает кашу из кормушки - оказывается, ждёт, пока из неё стечет вода: пол же наклон в сторону прохода имеет! Ещё и сено подпихивает валиком под дверь, чтобы работало дуршлагом. По поводу сена претензия у Колдуньи была отдельная: Старик выжирал только верхушки стеблей, выбирая по тропинке, а из остального вил гнездо или организовывал туалет... Конь выслушивал это всё, развернувшись носом в угол, и вернулся к решётке, лишь только я остался один: с Колдуньей у него отношения сложные. Пожалуй, стоило ещё предложить ему попить; я открыл денник - он не пошёл: хозяин, ты же меня всегда на чомбуре пить водишь, веди теперь, не ленись! До ванной животина дошагала без малейших признаков хромоты или аритмии; может быть, поворот на переду вокруг ванной был немного заторможенным - ну так и надо было не вписаться задом в открытую дверь. Коней, по идее, поили недавно, но ревнитель традиций выхлебал не меньше ведра - не просто так он вылезал в проход, намекал, а я, идиотина, хамством это счёл. Вернувшись в денник, конина с довольным видом захрустела морковкой: жизнь удалась, вокруг неё поплясали изрядно и ничего не попросили - теперь все свободны (я сказал - свободны!), можно и закусить. Когда я прощался - и морды не поднял, скотина; впрочем, это тоже традиция у него. Замечу, очень давняя.
Возвращался я на одну электричку раньше - значит, на полчаса, но электричка была такой же малолюдной, вызывая ощущения глубокой ночи. Почти до самого дома я прыгал по пересадкам, не выходя на открытый воздух, а, выскочив из метро, окунулся в пронзительный холод: в посёлке за пятьдесят километров от города было заметно теплее. Дожидаясь автобуса, я ощутил себя, как на ночном Московском вокзале в Питере, причём не в сентябре, а под Ноябрьские праздники. Когда ты не знаешь, удастся ли купить обратный билет.
