Лондонский туман в отдельно взятом посёлке. Хамить могём, а вот бегать...

В прошедшее воскресенье к Старику я не поехал: и дел дома было невпроворот, и сил особо не было... А тогда почему они в понедельник после работы есть? Не знаю. И начальник раньше домой отвалил (знак?), что дало мне шанс успеть на минус первую электричку. Я даже успел на минус вторую - дальнюю, быструю, очень старенькую. В первый вагон прыгнул - а надо бы в последний. И ползти туда вдоль древнего стального червя мне не хотелось до боли: лучше уж пустая платформа и ночь посреди затянувшегося безвременья. Так, где моя фляжка? Нет, вроде не тянет пока.
В посёлке меня встретил туман - необычайно плотный, съедающий перспективу, размывающий фонари до неправильных пятен: такой должен стоять под Ночь в дождливом октябре, не сейчас, на две недели позже. И, будто впрямь под Самайн, в проулке навстречу мне не машины, не человека не попалось: что ж, будет меньше вопросов, когда мы на футбольное поле вылезем. В проулке был светло, туман, подсвеченный фонарями, казалось, светился, а вот задний двор конюшни тонул в чернильной тьме: дорогу пришлось подсветить фонариком мобилы. В луче диодика туман представлялся этакой манной кашей - можно было разобрать каждую чего частичку. И в нескольких метрах эта каша сгущалась белой стеной, лучик её не пробивал - а ещё она была очень холодной... Голову схватило так, что захотелось в десяти метрах от воротины капюшон на нос натянуть.
Старик сливался с сумраком денника: ещё бы не сливаться, если он снова был грязно-серым от ушей до копыт - выразил, стервец, отношение, что вчера законное морковное дерево не обрёл. Видимо, выразил вчера: "цемент" на шкуре был сух, и это давало мне шанс. Относительный - морковки сегодня только полтора кило, с такими площадями её могло и не хватить; впрочем, как расходовать разумно, я догадывался... опять же, морковка была короткой и толстой, глодать её конина будет долго и муторно. Конина принялась было глодать - но быстро прекратила и воззрилась на меня: помоги, мол, хватит издеваться! Несколько морковин я разрубил финкой вдоль и сунул в карман халата - выдавать за хорошее поведение при чистке хобота. Стратегия удалась: хобот пришёл в допустимый вид. Конина получила своё, и тут же, на излёте, задела меня копытом задней ноги: чистить грудак мы тоже не любим. Махать ногами - дурной тон хуже некуда; старый хам тут же получил по рёбрам торцом щётки, дернулся, а потом предъявил хобот: у тебя, наверное, щётка соскочила, мне было больно, компенсируй! Пришлось прочитать очень строгим голосом лекцию о старом дурне, теряющем берега; к середине лекции хобот с выражением мировой скорби убрался в кормушку - глодать свою трёхдюймовую моркву; продолжить разнос и не расхохотаться мне было очень и очень сложно. Перед седловкой ещё бы попить... К ванне мы давно ходим на кордео, скрученном из чомбура - и каждый раз водопой превращается в светский визит. На обратном пути Старик прилип к соседнему деннику - замечу, там сидела овчарка Колдуньи, выдворенная из жилой зоны за какую-то провинность. Увидев Старикову рожу с той стороны решётки, она резким толчком встала на задние лапы и дотянулась носом до Старикова хобота. Тот слегка опешил - и очень тихо и быстро в денник пошёл.
Морковка в кормушке кончилась аккурат к концу седловки; конина дулась - я с трудом, вытягивая резинки, накинул пряжки на приструги. Кажется, надо будет в следующий раз удлинить подпругу на дырочку справа... Отъедается конина, и это хорошо - фелуцен пока работает. Пока. Конина посёдлана - теперь можно переодеться самому, выскочить из халата, вонючего даже по конюшенным меркам; перешить верх папахи я не успел, значит, снова буду народ тремя рогами пугать: только кто нас увидит в этом тумане?! Туман заклубился вокруг нас, лицо снова схватило холодом: маковку честно спасала папаха, а вот морской шарф я не напялил зря. Старик тоже поёживался и тянул вперёд - наверное, считал, что на ходу теплее. Он с размаху влетел в контур кордового круга и потащил меня в левую сторону: слава Богу, размешан копытами он толком не был, сапоги мои почти не скользили. А вот тренчики шпор точно забьются грязью - только где они, тренчики? Забыл я нацепить шпоры, склеротик старый - и теперь Старик снова будет утверждать, что я еду на нём не с должной серьёзностью и слушаться будет по своему разумению. Конечно, будет - но не возвращаться же с конём в руках? Не в первый раз забываю, перетерпится и сегодня; в конце концов, футбольное поле - не километр по обочине ночной трассы. Только куда ты меня тащишь, чучело? Старик, далеко выбрасывая ноги, писал круг за кругом, глубоко вдыхая туман, и вовсе не обращал внимания на травку, как в прошлый раз. Через десять кругов я сменил направление, оказавшись у края круга; это Старику почему-то не понравилось, он то вытеснял меня на покрышки, то бодался башкой, а шёл за мной и вовсе чуть ли не плечом наружу. Меня хватило кругов на пять; после смены направления Старик счёл, что своего добился, и теперь вспомнил про травку, останавливаясь каждый раз возле одного и того же островка и решительно выдёргивая очередной пучок; c переменным успехом - иногда проглотить получалось, иногда трава высыпалась обратно. Доказывал себе, что передние зубы ещё работают, что ли?
К "стартовому" блоку конину пришлось тащить: она всячески показывала, что план на сегодня выполнен и можно честно возвращаться назад, там тепло и не мешает жить этот противный туман... Изобразил озабоченность, когда во дворе телятника, возле блока, заметались фары легковой машины - непорядок, мол, не должно так вечером быть, может, не пойдём? Не должно, конечно, но дело это не наше, и вообще уехала машина; тащись к блоку, животное! Животное, как водится, тронулось, не дожидаясь, пока я возьму стремена, и попыталось ненавязчиво свалиться в кювет - назад, к конюшне: вот когда шпора нужна! Туман, кстати, здорово портил видимость: асфальт под ногами в свете фонарика расплывался, терялись мелкие детали, и я толком не мог понять, где кончается асфальт, начинается обочина. Старик, подозреваю, тоже - и, как всегда, предпочитал щупать и аритмить на асфальте, жестком, но ровном, откуда точно не съедешь в кювет. И сейчас я с ним был скорее согласен, но аритмию его я чувствовал, как свою. Наконец, начались фонари, получилось уверенно по обочине идти. Можно и фонарик потушить стало. Вот и родной спуск на поле с фанерой под ногами, вот и узкая тропка среди бурьяна, которой мы обычно начинаем прогулку. Тропка была довольно твёрдой, похоже, даже слишком: Старик пусть и прибавил, но по-прежнему сильно аритмил, и через темп выдыхал воздух, как каратист - может, ему больно, нога скрипит по мокрому холоду? А суставы не щёлкают, хоть именно по этой погоде должны были бы. Но они давно уже не щелкают, вроде? А тропинка скоро в хоккейную коробку упрётся, пора на поле уходить; за ориентир поворота я выбрал старую яблоню - она выразительно, по-японски извиваясь, чернела на фоне белёсого неба, среди ветвей сверкали цветные фонарики строительной ярмарки. Пошли по траве - Старику стало явно легче: в прошлый раз он считал поле недостаточно ровным и старался ходить по тропинкам, сейчас мягкий грунт ему важнее был. Что ж, тем больше возможностей для манёвра будет. И кто нам слово скажет? Туман, народ по домам сидит. Хотя - у дверей магазина, как положено, толпится с полдюжины местных ханыг или гопников. Но какое нам дело до них, а им - до нас? А больше никого вокруг и не виделось... Хотя из тумана доносились какие-то женские голоса, с какой стороны, и не понять же, туман. Или - телевизор из дома? Опять же - не всё ли нам равно?
Один круг по полю - и фыркать через темп Старик перестал: расходились по мягкому ноги, наверное. Ещё два круга я подождал - может, попросит он рысь? Не попросил, тогда я выслался сам... Идея была не лучшей, тем более - в сторону от дома: Старик пошёл неимоверно тяжело, битый правый перед проваливался вниз так, что можно было и вперёд кувыркнуться. Да, сегодня рыси не будет. Прижал руку к холке - Старик с готовностью перешёл на шаг, но этот шаг был пошире, и аритмия, вроде бы, прошла. Не зря, значит, животину мучил. Ещё пару кругов на отшагивание - и можно будет собираться домой. Старик, замечу, думал иначе: когда мы шагали в сторону дома и я культурно попросил поворот, продолжил движение не самым плохим приниманием на шагу, ещё и постановление сам изобразил - и попробуй выпрями его теперь! Фокус старый, его мы знаем, но с того не легче, а шпор, замечу, нет; теперь придётся долго и муторно пинать внешней ногой в бочину, набирать внешний повод, а до кучи крутить корпус внутрь поворота - чтобы вошёл он в поворот, наконец. Он вошёл, злобствуя на весь белый свет и придурка хозяина заодно, попытался нарочно изобразить вольт налево - мол, попросили, а он чего? - и стало ясно, что без иллюзии работы дело не обойдётся. Итак, играем рабочий шаг в положении вперёд-вниз, не сбор же с меланомами на шее просить. Нога - рука, нога - рука, местами "коридорчик": ага, получилось! Конина идёт весьма активно, меня слушает, башка висит, где надо и особо не вырывается. Сделаем, что ли, серпантин через всё поле. Сделал петлю, нацелился на фонарный столб, украшенный "холодильниками" мобильных ретрансляторов. Коня уносит влево? Плохо, если так, значит, права была Колдунья про новую хронь на левом заду. Но нет, вроде, вправо несёт, как несло всегда.. Никуда не несёт: конь читает, куда я целюсь, и сам поправку берёт, а если хронь и есть, то он может её пересилить. И это порадовало меня отдельно. Сделав красивую остановку, тронул коня уже с отпущенным поводом: последний круг, отдыхаем! И на этом последнем круге ни одна болячка наружу не вылезала: значит, мы гуляли не зря. А то, что рыси сегодня не было - не последний ведь раз?
Стойку Старик держал до самых задов конюшни: уверенно спустившись в кювет, по лужайке двинулся так, что вот-вот рухнет. Может, даже с фонариком не видел, что под ногами, не был уверен? Пожалуй, мне стоило слезть, пусть под ногами и была разъезженная трактором чача... Досидел в седле до пандуса, мучитель. Старик замученным себя не считал: потребовал законный сухарик раньше, чем мои сапоги коснулись бетона. Теперь ясно, откуда на ЛЕВОМ моём локте появлялась красная морковная слюна; сегодня, впрочем, она была зелёная, с остатками травки, что он полчаса назад жрал. Пока рассёдлывался, шакалил конь неимоверно: я вытряс из кармана галифе все крошки до последней, и конина, убедившись, что сожрала всё, снова удалилась вылизывать кормушку - там ещё оставалась морковная стружка. У меня ещё оставалось время навести порядок в шкафчике, высыпать в ларь очередную порцию ВТМ, унесённую с работы - спасибо "минус второй" электричке. Когда уходил, к денниковой решётке выползла рожа с немытыми ушами: рожа явно считала, что получила с меня не всё. Скаредный я только носик погладил; вслед раздались могучие удары копытом по двери: я уж и не упомню, сколько их не слышал - год, или целых два? Но то, что услышал - радовало отдельно: до Солнцеворота конина точно доживёт, а там - как Бог даст!
Дела были переделаны, можно было мыть руки. Умывать руки... Напротив душевой - вход в кобылий зал, и оттуда мне навстречу раздалось громкое и до боли знакомое гугу. Бухта, что ли, до сих пор здесь ошивается - получается, не выздоровела?! Остальным я безразличен до сих пор был. Всё-таки, гугукали здешние тяжеловозные дамы - Грёза и Канапэ. Нырнул под слегу, выдал каждой сухарик - тогда загугукал следующий отсек, там были привязаны серые; что ж, выдал по сухарику и им (там же в яслях возлежала Летучая, от сухарика она отказалась - не задрожала хоть, спасибо и не этом). Молодую серую погладил; не успел руку донести до холки - меня, как током, пробило её биополем. Час плясал вокруг Старика, жеребца, вообще-то - а такого чувства не было вовсе; он был пуст, как дырявый кувшин. И таким же пустым в последние годы был Белый конь... Почувствовал себя энергетическим Дракулой, тему решил не развивать. И очень тихо из кобыльего зала убрался.
...Когда я вышел с конюшни, туман по-прежнему обжигал холодом лицо. Небо над посёлком было холодным и белёсым: туман отражал свет фонарей. А огонь электрички, всегда пронзительный, затеплился на горизонте, как далёкая свеча; приближаясь, он раскрылся золотистым сияющим шаром, но середина его осталась неяркой и осень тёплой. Конец ноября. Безвременье. Пожалуй, мне уже хочется снега. И отдельно хочется пролететь галопом по родному полю, по травке, что ещё пробивается через колючий первый снежок... не потянет Старик конную охоту, увы. Да и у меня уже не хватит безбашенности и азарта. А если на другом коне? Только вот нужен ли мне другой конь?

Сверху