Снега всё нет и нет. Иней на траве всё сильнее, она потихоньку ложится - и это значит, что пружинит она всё хуже и хуже. Хотя куда уж хуже - что так, что этак по неё копыто не идёт. Именно по такой гудящей земле конники Белова выдвигались под Каширу осенью 41-го: бегом с конями в поводу, потому что летние подковы сняли согласно приказу, а зимние ещё не завезли. Дырку в сыпавшемся фронте они заткнули тогда, честь им и слава. А у нас подков вовсе нет и ковать нет смысла, да и некому: Колдунья блюдёт карантин от странной ринопневмонии, копыта не расчищали месяца три, и вид у них был угробищный. Да и коваль последний доверия не внушает, хоть тресни... Умай, почему ты схоронилась в своих валдайских лесах? Увы, знаю, почему, и другому раскладу не быть. Кстати, именно Умай попросила меня прислать фото Стариковых копыт, и именно это подняло меня в воскресенье с дивана. Если дама через себя раз за разом прыгает - хандрить стыдно. "Вперёд, проклятая обезьяна!"
Как-то муторно было до конюшни добираться - а ведь дорога на конюшню сегодня лежала скатертью, и за окном экспресса теплилось солнышко в сильной дымке: откуда она взялась, если на улице сухо? Меняться погода не собиралась, но с головой моей творилось чего-то странное - в пустом экспрессе, с кондиционером, мне не хватало воздуха и немножко тянуло грохнуться в обморок. На улице посёлка прихватило сердце, а косметичка с валидолом затерялась в недрах рюкзака, придавленная сапогами, рабочим халатом и прочим имуществом: копаться в этом посреди улицы, что ли? И кулаки во флисовых(!) перчатках мёрзнут... Оставалось только кремниться и ползти вперёд.
По задам подворья, похоже, снова покрутился некий безумный бульдозер: следы гусениц тянулись во все стороны, съезды раскатаны, причём казалось, что он сюда сваливался, чтобы развернуться и не похабить гусеницами асфальт. Ахинея какая-то; если покататься хотелось, то лучше бы хоть подравнял тот несусветный танкодром, что кони намешали в левадах, а потом сковал мороз. Сейчас же табун тихо стоял на узкой полоске вдоль забора, выстеленной старой соломой: по ней изо дня в день раскатывали сенные рулоны - и танкодрома на ней не было. Лошади были философичны, никто не лез доминировать собратьев: полосочка была для разборок слишком узкая, полезешь драться - сам в момент вылетишь на этот "чеснок" и поуродуешь ноги. А потому в табуне царил вынужденный мир.
Батареи в жилой зоне лучились жаром. Колдунья с юной Надеждой наводили порядок: в комнате стояли мешки с амуницией; в первый миг подумалось, что кто-то съезжает - только кто, если больше никого нет? Все уже были, откланялись: когда под ногами настоящая скала, делать на конюшне толком нечего. И зря я питал надежды на луг за мостом: Эсперанс на Фантазусе вернулась оттуда через десять минут: Фантазус, надёжный на любом грунте, как газотурбинный танк, щупал ногами и спотыкался через темп. С нашими суставами ловить там было тем более нечего. Можно было просто погулять по лужайке, мимо бурьяна, седого от инея... Воспротивилась Колдунья: мол, жрать траву в инее - колики накликать. В общем, она была не сильно неправа; только мне теперь оставалось почистить шкурку, погладить носик - а потом пилить восвояси.
Старик встретил меня в дверях денника, выразительно запыхтел в лицо. Хобот был подозрительно чистый: ага, он всё-таки раздолбал висящую на двери кормушку из вечного немецкого пластика, рядом на полу лежало обычное пластиковое ведро: оно большое, морда не пачкается. Кормушка исправно терпела полёты в заднюю стенку денника, но Старик превзошёл сам себя: на глазах Колдуньи сделал леваду и сунул в кормушку переднюю ногу - ну, и перенёс туда вес. Колдунье оставалось только страшно ругаться: шугнёшь бичом - покалечит и кормушку, и ногу до кучи. Пластик выдержал и на этот раз... Ну, почти выдержал - из него выскочили заклёпки, держащие стальной кронштейн. Мне предстояли ремонтные работы, а сперва надо было накопать болты и, самое главное, шайбы, чтобы удержать головки болтов. Так ведь старый мерзавец снова чего-нибудь учудит: ведь так приятно сделать нечто такое, с чего люди матерятся пять минут кряду. По крайней мере, Колдунья была уверена в этом целиком и полностью, а этот делал вид, что сожалеет, и не прятался от щётки, гуляющей по его сравнительно чистому хоботу - впрочем, и я моркву не экономил. Зачем? Спешить некуда, и конина, считай, чистая, потому что по лунному грунту не поваляешься - на третьем десятке ума у неё, вроде бы, хватает. Хотя - кто прошлым декабрём странную дырку точно под подпругой посадил?
Итак, я неспешно сметал с конины стружку и опилки; шкура была уже полностью зимняя, свеженькая, белоснежная, шерсть стояла торчком, как песцовый воротник. И такой она стала меньше, чем за неделю - значит, обмен в порядке, даже на искусственной кормёжке. Время от времени приходил хобот, просил морковку - без наглости, почти культурно: то ли не будил во мне зверя за сломанную кормушку, то ли поддался общему философскому настроению. Скорее, второе: он даже не пялился в проход, когда к ванне выходил один жеребец за другим. А ещё он слишком часто ронял только что откушенную морковку; я честно поднимал её из опилок, снова запихивал в хобот - а Старик почему-то пытался снова ухватить его передними зубами, хотя проще было коренными раздробить; и часто снова ронял. Ладно, без меня сам соберёт. Где-то к середине чистки он чётко понял, сколько морковки надо откусить зараз, чтобы без вопросов зажевать потом; дело пошло лучше, но, замечу, подобное происходит КАЖДЫЙ раз, когда он просит морковку из рук подать. Видимо, забывает по старости, как правильно откусывать надо. Может, это из той же серии, что человеческий старик забывает, как звонить по мобиле, и каждый раз учится заново?
Чистка промелькнула как-то незаметно - даже с поправкой на чистку хвоста от опилок. Да, Умай просила сфографировать хотя бы переда... И ведь это только со вспышкой - а как старое чучело к ней отнесётся? Впрочем, на голове у меня ярко светится налобник, а в кормушке изрядно морковки - так что должно было получиться. И получилось - конь даже не дёрнулся. На всякий пожарный снял каждое копыто три раза - и правильно, чётким получилось лишь одно из трёх. На фото копыто выглядело куда отвратнее, чем вживую. А про зада, что приходится крючковать ощупью, над самой землёй, тем более говорить было нечего. Снимать их я и не пытался - слишком просто было копытом в объектив получить. Выдал ему за терпение ещё одну морковку - отказался, сжал зубы, зато пришёл "на ручки": теперь - гладить! Лобешник уткнулся в руку по всей её длине, от кисти до локтя, и не "боялся" ни капельки - впрочем, дёргать за уши не стоило. С полминуты он стоял так, глубоко вздыхая и хлопая глазами, потом встряхнулся и отправился собирать морковку под ногами: наступила следующая стадия, "Пошёл вон!" А за бортом только середина сумерек была.
...Пара-тройка дел у меня нашлась, конечно: вернул на законное место латунные стремена седла вакеро - Господи, когда я в нём последний раз сидел?! Но любое изделие должно быть по возможности боеспособным: нож - острым, седло - комплектным. Вакеро комплектным не стало: его подпруга-полиспаст осталась лежать в контейнере на антресолях, потребуется - достану. Не слишком ли уверен я, что она там лежит? Сейчас проверять не буду - на этот счёт у меня другое суеверие есть. Что ещё сделать-то можно? Например, откопать из свежей кучи опилок оглобли возка и отправить их на зимнее хранение - на крышу душа. Снова не вышло: отцепить их разводной ключ потребен, где он - никто не в курсе, у работяги выходной. Твою мать. Последнее, что пришло в голову - попытаться отстирать Стариков недоуздок, в ещё недавней грязи превратившийся в цементный жгут. Собрался один такой: по случаю воскресенья все побывали в душе, в бойлере почти пусто - а тут ещё я с недоуздком подваливаю. Волоки, мол, домой, там стирай. Недоуздок выглядел гадостно, пах ещё гадостнее: замотал его в два пакета, но, казалось, он благоухал, будто их и не было. Сволочь старая, надо же было так валяться... И что я дома скажу, когда сие амбрэ по квартире поползёт? Ладно, пора валить, если хочу уехать на ближайшей электричке. Попытался выскочить из сапога, не расстёгивая стяжек - выскочил, только вот на стяжке пряжка расползлась. И в таком при Совдепе служили?! Привык считать, что тогдашняя форма архаична, но неубиваема и терпит всё. Взял мультитул, привёл пряжку в условно рабочее состояние - и на этом потерял секунды: электричка очень тихо отошла от платформы, едва я на путепровод залез. Обидно было очень, но следующая пришла через десять минут - такого здесь не бывает, между ними обычно сорок. Видать, угодно было Синему небу моё намерение свалить и быть дома в приличное время. Да, я вернулся в приличное время - но в неожиданно пустом вагоне меня не покидало ощущение, что сейчас глубокая ночь и дома я буду завтра. А ещё меня неимоверно тянуло в сон - издержки бесснежья, видимо. И конца бесснежью, если верить прогнозу, ещё долго не видать. Проклятье, дожить бы!
