Последнее общение с Молодым началось с моего наезда на Колдунью: стоящая в деннике конина показалась худой, с торчащими ребрами и слишком подтянутым брюхом - что характерно, ноги при этом казались толстыми, как у щенка-подростка. Колдунья стоически вынесла эту бучу, посоветовав сперва почистить конину, а потом говорить... В общем, она была права: кондиции у конины были вполне приличные, а пресловутые ноги - пожалуй, и раскачанные: конина явно бегала по утрам, как провозглашала Колдунья. И пыльной она была не особо: тоже верный признак, что чистят, общаются. Щёлкнул на чомбур, сводил к ванне попить - без фокусов, но Колдунья при этом в проходе стояла... потому что потом, при чистке, пришлось блюсти ТБ: мог и на ногу стать, и цепью от развязки по балде заехать. Хорошо ещё, хвоститься не умеет; впрочем, Старик стоит напротив - значит, дело времени, научится.
Убегая, Колдунья дала вводную: кордить конину в дальней части кобыльей левады, перейдя чачу на входе: кордовый круг разбит, в правой леваде слишком жёстко. Гонять строго на недоуздке и без бича, чтобы лёгкой дрисью, и обязательно закрыть слегу на входе в леваду: скажи конюху, поможет. Это несколько напрягло. Напрягло и то, что он вышел из конюшни в стиле Старика, с пассажем и воплями. Он весной себе такого не позволял... Либо научился, либо мы имеем осенний гон - и тогда держись.
А чача первые десять метров левады и впрямь была знатная - бедные кожаные сапоги. Молодой перемахнул её в два прыжка, поставив копыта на какой-то незамеченный мною островок, и тут же принялся изучать запахи табуна, смешно оттопыривая губу. Мне полагалось не зевать: ещё несколько секунд, и он примет решение, что работать неприкольно, а человека, что это требует, правильно будет послать лесом. Поэтому я очень быстро встал в центр сухого пятака, привёл в порядок корду и выслал этого типуса вперёд кордой от рабочей руки: других инструментов у меня не было. Молодой с усилием оторвался от кучки навоза и втопил - втопил довольно активно, пусть и явно не оголтело. Скорее всего, это был некий идейный протест: мол, ты всегда требовал активную рысь, теперь не требуешь - так вот тебе. Кордовый круг сейчас можно было назвать кругом лишь условно - с двух сторон стоял забор, с другой стороны подступала чача, подступала неравномерно, и конь порою шёл по синусоиде: сейчас я закрывал на это глаза. А вот закрывать глаза на то, что конина аккурат напротив конюшенных ворот тормозилась и выгибала башку в том направлении, при этом продолжала бежать со свёрнутой башкой, а корда ненавязчиво ложилась на грудак, намекая, что теперь разворот корпуса на 180 - и вот она, свобода, а ты будешь прыгать и материться, дуя на сожжённые руки. Поэтому я был в рабочих перчатках, но желательно не доводить дело до прямого конфликта... так что я аккуратненько отзывал кордой и старался разогнать конину заранее, чтобы проскочила точку Х раньше, чем успеет среагировать. Молодой это понял, пару раз долбанулся башкой в недоузок (так он ругается с человеком на корде), подорвался на пару темпов в галоп, но на обострение не пошёл; зато и выводов не сделал - стоило мне схалтурить, как он снова и снова хавальник на ворота разворачивал, да ещё и уши топорщил.
Шагать оказалось труднее, чем рысить. Точнее, команду "шагом" товарищ не слышал, а, когда я сбавил круг, продолжал рысить чуть ли не полупируэтом. Наконец, соблагоизволил понизить передачу и... явился ко мне на центр! Пришлось отоварить концом корды поперек дупы и, в нарушение технологии работы, таскаться по кругу с кониной в руках, оттаскивая попутно от кучек навоза, которые непременно надо было изучить. Конина не бузила, и я стал потихоньку отступать на центр, оставляя его на кругу. Простоял я, там, посвистывая, два круга, не больше: Молодой подумал-подумал и сделал разворот на 180 градусов: восемь минут прошло, пора рысить в обратную сторону! Схамил идеально - в общем, и не подкопаешься. А реагировать надо; вернул на прежний курс, заставил ещё круг прошагать.
В обратную сторону бегали более вменяемо; скорость потихоньку падала, я тихо радовался, а Молодой скучал - и решил поразвлечься, когда по пьяной дороге проехала фура со всяческой древесиной: ударил башкой в недоуздок и ещё два круга галопом, только хвост развевался. Силищм в этой дурмашине немеряно: носится домкратом, а ведь второй раз за день работать вышел. Я не среагировал никак - хочет, пусть бегает хоть до потери пульса; Молодому стало скушно, до конца репризы он бегал честно, правда, уткнувшись носом в землю - на бегу изучал кобыльи следы. А, может, думал, что мне это не понравится - и тогда можно будет подраться, развлекуха! Я молчал - бежит рабочей рысью, и ладно, отсутствие драки сейчас важнее.
Отшагивались мы в серых сумерках - время, самое нелюбимое лошадьми. Ещё и дождик закапал - сначала нехотя, потом всё чаще и чаще. Молодой уже нарочито стрелял глазами то на воротину, то на меня - пойдём, мол, зачем шкуру мочить? И конюх как раз подошёл, стал слеги отодвигать - мол, идите домой, польёт сейчас знатно. Проваливаясь сапогами, я перебежал через чачу; следом прыжками вылетел Молодой - по спине моей ударили земляные брызги. Конина тянула в конюшню широкой рысью, снова выдала трель, перелетая через порог: ярый жеребец пришёл, типа. Из семи жеребцов ответило разве двое - Молодой, похоже, обиделся, с размаху влетел в денник. Тьфу на тебя, чучело оголтелое. Задача рысить медленно и печально была провалена напрочь. Что ж, будем выяснять, это на меня такая интересная реакция или в чёрной башке новый таракан вылупился.
