Днём в субботу пишет Ника: Старику плохо, поцарапал веко, глаз распух и слезится. Прислала фотку - и впрямь, распухло здорово, вид несчастный. Отзвонился Колдунье - у той всё под контролем, глаз промыт, тетрациклин уже лежит. Вечером - новый репорт от Ники: конь два раза ложился в деннике, Колдунья велела поднимать и шагать по коридору; шагал нормально, жрал потом тоже, сердце бьётся ровно, живот мягкий - а вот кобылы фиолетовы были. Паршиво мне стало с этого отчёта... Если показатели в норме, а коню плохо всё равно - может, опухоль уже до глаза проросла. Стоп, опухоль слева, а глаз - правый! Впрочем, что с того - помнится, у несчастного Прибоя некто и не думал про опухоль: ну, угнетена животина, так немолодая и после покатушек, с чего ей веселиться то? А потом глаз из орбиты полез: смотреть страшно было. Умер Прибой сам тогда, ушёл, не стал бороться. Но он был мерин. Проклятье, неужели не зря учился я патроны крутить? Колдунье не позвонишь уже - из дома она трубу не берёт... Утром она отзвонилась сама: Старик в порядке, то, что намедни ложился - чистой воды нервуха, глаз обработан, конь подвиган шагом ею лично и больше его трогать не стоит, разве почистить и в носик поцеловать: двигаться лишний раз для его глаза нежелательно. Погуглил - впрямь нежелательно; поехал всё равно, ибо перед Никой стыдно было: она-то оба выходных на конюшне, как штык. С севера Москвы на пятьдесят верст к югу. Меня в подобном раскладе совсем недавно хватило лишь на полгода.
Едва электричка вырвалась из Москвы, повалил снег; в окнах вагона закрутилась снежная пыль. Я готовился к морозу и бурану в лицо, а в посёлке меня встретили огромные тихие хлопья, заполонившее всё пространство от сугробов до низкого неба. И среди этих хлопьев по леваде летел Молодой, грива его вытягивалась вымпелами-колдунчиками. Его неудержимо тянуло к передней стенке - оттуда было видно, как на стоянке Колдунья катала ребятишек на круглой рыжей кобыле, даме как раз в его стиле. Ника с подругой, стоя на продольной оси левады, так сказать, в "фокусах", хлопали в ладоши и махали руками: Молодой отрывался от созерцания кобылы своей мечты, галопищем с козлами летел обратно, резко вкапывался и рысил обратно красивой размашистой рысью. Бегалось ему явно в охотку, ноги шли одинаково (я смотрел специально!) Иногда он развлекался - подкрадывался к Нике со спины и, уже нависнув над ней, громко фырчал. Смотрелось это всё удивительно трогательно; я подумал - а вообще с Молодым за всю его жизнь кто-нибудь играл? Наверное, разве что Колдунья ещё на Горке, и то не факт: задёргана она тогда была неимоверно, да и закручивались уже те подводные течения, что через полгода Горку погубили совсем. Хорошо там коням жилось, хотя разного хватало - неогороженный выпас, однако. Ушло, и больше не будет: коттеджная зараза продолжает по Подмосковью ползти.
Тем временем, детишки накатались, кобылу увели, да и дамы решили погреться; Молодой проводил их всех разочарованными воплями. Пока я переодевался, пока с животинами здоровался - он уже на корде в большой леваде бегал.
Точнее, делал вид, что бегает - то тормозился до ленивого шага, то прибавлял, изгибая свою неимоверную шею наружу не хуже, чем в классической школе:
показывал, что вот захочет, и с корды удерёт, и никто ему не указ!
Хобот наружу - ладно, не понравилось мне другое: корда была коротка, метров пять, конина прижималась к Нике, кренясь внутрь, как мотоцикл! Конь халтурит, но ведь так и плечи сорвать недолго. Выбрал момент, попросил корду; для начала довольно успешно извёл внешнее постановление - добился того, что коню стало лениво со мной бодаться. Потом взялся за радиус - и не преуспел: волну по корде конь понимать не собирался (знал, сто пудов знал), решительный шаг по радиусу в его сторону тоже (и это ведь знал, зараза). Я пошёл по внутреннему кругу рядом с кониной: ну да, между нами пять метров, но от меня до центра круга ещё три. Вещь спорная, но обычно помогает... Сейчас вот не помогла. Грёбаная конина прибавила, пересекла мой курс и побежала по кругу обратно, сохранив пресловутые пять метров. Я снова попытался пройти вперёд - конина снова прокрутилась вокруг меня, потом ещё раз, и ещё. Издевательство было утончённым: мол, надо бегать вокруг человека, так я и бегаю, а вот как - проблемы не мои. До конца репризы я так его и не переупрямил, а реприза была уже последняя: ещё в свободном полёте Молодой наносился так, что мокрая шкура аж хлюпала, и на ней таяли снежинки.
Когда мы тронулись домой, из конюшни вывели очередную тяжную кобылу - для Молодого событие. Он тут же встал на пятую ногу, но Ника взялась отрабатывать команду "стоим", пусть даже из прохода отодвинуты слеги. Главное, он ведь стоял, хотя аж качался, как бегун на старте за миг до хлопка пистолета. И ведь так и не рванул, пошёл прилично и даже без пассажа, хоть и в знатную раскоряку: по отношению к Нике остатки вежества он блюдёт. Посмотрим, долго ли это с таким рационом продлится. Хотя - именно при Нике он оживать прямо на глазах стал?
Завели этого, и я занялся Стариком. Умирать он точно не собирался: орал на Молодого и шакалил так, что пришлось поставить на верёвку, чтобы спокойно почистить. Чистить можно было для галочки, шкура была на удивление чистой: либо не валялся, тогда впрямь было паршиво, либо Колдунья на верёвку ночью поставила, чтобы глаз не засорял. Насчёт этой верёвки не понимаю: мудрая ж конина, но не привяжешь - хулиганит, как мелкий. То же самое с хлыстом - у всадника он быть обязан, или его намерения несерьёзны, и с хакаморой тоже так: он точно считает её недоуздком и всячески показывает, что на ней настоящей работы не будет... Ага, какие прыжки начинаются, если её, как положено, затянуть!
Скормив карман морковки, перешёл на правую сторону конины; шакальство отрезало напрочь - правый глаз действительно не видит. Не торчит пеньком, как было на фото, и даже приоткрыт, но не видит. И да - вдоль края века борозда по всей длине. Провёл беспроигрышный опыт, сунул кусочек морковки чётко напротив глаза: внимания ноль. Паршивое дело... ладно, тетрациклин не поможет - будем дальше думать.
Последним актом был Белый Конь, что, как всегда, развлекал публику шакальством ногой по воздуху и требованием, чтобы морковку непременно клали в хобот - к пакету на крючке тянуться лениво. Как раз именно он сегодня был главным свинтусом - от души повалялся в деннике, на новой зимней шубе рыжели мерзкие свежие блямбы. И не снимешь ведь их, пока не высохнут. Одну блямбу, над глазом, я попытался снять влажными салфетками: извёл с десяток - полностью не ушло, а пятно было с теннисный мячик. Похоже, повалялся только что, выражая отношение: "его девочка" урывками приходит, подросла, уже не кони на уме, а мы с ним по остаточному принципу общаемся... В следующий раз нужно будет "кордовую работу" ещё и с ним изобразить.
