Погоду на выходных ожидали мерзкую до невыразимости - похолодание, снег с дождём. И это походило на правду: снег накануне вечером и впрямь пошёл. Я настраивался на фотосессию посреди белой равнины а-ля "Непрощённый" и гадал, как вообще доберусь до полей, если всю воду схватит льдом. Но утром в окно светило вполне убедительное солнышко, зато ветер свистел неимоверно люто, продувая "менингитку" насквозь. Если что - именно такая зима бывает в почти Европе - в Венгрии. И венгры, те ещё лошадники, с экстазом рассекают на лошадках по пустым полям: если явно ничего не растёт - по закону можно! У нас не всё так однозначно, будем держаться у грунтовки, конечно... если доползём. Но из окна машины картина была неожиданная: льда никакого, зато из земли вверх попёрла вода, пресловутая треугольная полянка так вообще смотрелась симпатичным болотцем. Тоже не подарок, но не безнадёга всяко.
Конюшня бурлила: главного зоотехника, нашего недоброжелателя и знатного придурка, наконец-то сняли с должности. Колдунья испытывала великий душевный подъём и травила байки с удвоенной скоростью - возник стихийный вечер воспоминаний. Уходить из теплой комнаты не хотелось: свист на улице выдул из меня все калории до последней - тёплые шмотки не помогли, даже в конюшне я стучал зубами. Но кейф кончился, народ стал расходиться к своим животинам. Поторопиться стоило и мне: все с жеребцами, их надо было как-то разводить. Проклятье, сколько же у нас сейчас жеребцов - шесть, семь или даже все восемь?
Старик снова был практически чистым - а ведь сегодня суббота, девули ещё на уроках сидят. Я почти поверил, что если регулярно прыскать шкуру сухим шампунем, грязюка к ней не липнет и со временем отваливается сама... Пятьсот рублёв бутылка, хватает на полтора месяца, но силы экономит - факт. Чистка свелась к смахиванию опилок: Старик даже не успел управиться с килограммом морковки, что я высыпал ему в кормушку. Вообще чистка какая-то особенно тихая была, зато, стоило вывести, вальс начался ещё в проходе конюшни, а на улице старый дурак соизволил раз пять оторвать переда от земли. Главное, ради чего - табуна нет, в леваде болтается один-единственный жереб. Да уж, в седло я поневоле взлетел орлом, а Старик где рысью, где своим тьёльтом протащил меняя через все шоссейки до самой треугольной полянки, где и стормозил перед первой же весенней лужей: болотина, мол, взялась откуда-то, я её не понимаю, рули, хозяин, если знаешь, куда.
Я знал куда - снова в поле, вроде, место высокое, слякоти быть не должно. И впрямь, как в прошлый раз, через сотню метров от шоссе копыто вставало вполне прилично. Почуяв это, Старик с чувством собственной правоты немедленно включил рысь, и, похоже, надолго. В лицо полетел тот самый резкий и холодный ветер; гриву потянуло флажками, так же тянуло мои волосы, выбившиеся из-под кубанки. Старик принюхивался к ветру, фыркал со странным щёлканьем. Сверху, в бесконечно высоком небе, сверкало абсолютно холодное солнце. Кому-то захотелось венгерскую зиму - вот она, получай! Кубанка работала на ветру заметно лучше менингитки, да и зимняя куртка вовсе не лишней была.
Старик замедлил обороты, лишь когда поле пошло под уклон и пару раз ему основательно повело зада. С полочки я осмотрел нижнее поле: озеро, что здесь было ещё неделю назад, расширилось вдвое, посерёдке его грустно таяла серая льдина, но что-то говорило, что вокруг него дорога для нас вполне себе будет... Да, дорога нашлась, и вполне себе сухая - лишь пару раз пришлось бродить лужи, которым Старик явно не доверяет, но, если попросить, переходит честно. Вышли на самый берег речки: воды много, каяк вполне пройдёт, но пик паводка явно был позади. Столетние ивы ещё стояли в воде, с них с резким кликом поднялась пара пёстрых хищных птиц - больших, поболе вОрона. Кто это, и не знаю ведь - неясыть, наверное, или скопа, но разве водится скопа в средней полосе?
Интересно: чем ближе дорожка подходила к реке, тем твёрже была земля. Стоило полю снова пойти в гору, Старик настоял на своём праве бежать: тьёлт сменился рысью, рысь - галопом. Очень обиженно он сбавил обороты перед реально глубокой лужей, за ней - полетел снова. Шёл галопом направо (по-хорошему, надо было бы сменить ногу, но ведь сам выбирал, мало ли), и проблемная нога победно колотила о землю. И аритмии не наблюдалось... Вписались в поворот, пролетели вдоль лесопосадки: поле выравнялось, и я затормозил коня через рысь уже весьма решительно: одышка сливалась в сплошной шелест, хватит трясти стариной. И злобствовать, что затормозили, кстати, тоже.
В общем, предстояло продыхиваться, и, обернувшись вокруг лесопосадки, мы зашагали вниз, к "прибалтийским" домикам. Приглядевшись, я заметил чуть дальше, среди береговых ив, несколько совсем уж деревенских домов. Получается, это не дачный посёлок вовсе, а что-то типа выселок деревушки на том берегу реки - не деревушки, села, вон колокольня с золотой луковкой белеет. И тут же с неё раздался колоколный звон - неплохие, замечу были колокола. Я остановил Старика, снял кубанку и перекрестился на главку: почему-то это показалось мне сейчас очень необходимым.
Отшагаться нам не удалось: вдоль домиков дорога снова вверх пошла, и этот опять объявил, что надо бы прибавить: переда пошли рысью, зада - галопом. Я дотолкнул: беги уж нормально, мэрэн хренов. На мэрэна Старик явно обиделся: чётким кивком головы вложился в повод и рванул в полтора раза быстрее, чем в прошлый раз, и плевать, что дышать пришлось паровозом. Мимо дальнего съезда пролетели, не заметив; до ближнего я убеждал конину, что давно пора рысить, а потом шагать. Следы на дернине мы оставили знатные, с шоссе их было видно: не пройдут на днях дожди, дирекция может и следствие начать. В общем, впредь надо будет уходить по грунтовке, что поле пополам режет: она и следы скроет, и конина задумается, стоит ли вдаль от дома тянуть.
А к дому она, подлая, тянула. На руках башка открыто не висела, но отзывать приходилось от локтя, и Старик всё равно иногда срывался на пассаж. В перелеске он решил, что две лежащих на земле березовых сушины - это клавиши, и довольно технично прошёл их рысью. На газончике у силосной ямы испугали какого-то узбека: шёл мужик по своим делам, по мобиле трепался, а тут сзади такое вот топает и пыхтит. С боевым кличем рухнули в кювет за конюшней - снова зря: в леваде, на сухом пятачке, стоял всего лишь один жеребец, и Тангар отрабатывал с ним какие-то приёмы на месте: оба были заняты, им было совсем не до подвалившей невесть откуда конины. Убедившись в этом, Старик проследовал домой с редкостно постной рожей, что и поймала в объектив Ника.
Даже приветственный вопль на пороге какой-то смазанный получился... Неужели коню хватило? Вряд ли - вальтрап-то почти сухой был.
Пока я стаскивал седло, в соседний денник ворвались Тангар со своим жеребом; Тангар был зол, рявкнул, что сегодня конина вкусняшек не увидит, и решительно задвинул засов. Как вышел, спросил, за что его так. Оказалось, вполне за дело: вздумал шакалить, прихватывая за куртку. От этого и пытался отучить его в леваде Тангар - похоже, сегодня не получилось. А сейчас левада, замечу, опустела, и было правильно по остаткам светлого времени выставить туда Старика. Видели бы вы его обиду: в леваде не грунт, а блинное тесто, не побегаешь, другая левада пуста, собратья уж дома сено жуют.
Пару раз мы его выпихнули с пятачка у входа -
он для проформы делал круг, нюхал землю... и тащился обратно.
Я стоял внутри левады, на том самом пятачке под воротами; Старик двинулся на меня с видом самым решительным, но в двух метрах уши взлетели, и он удивился сам себе - а что это он?
Мы мило пообщались, но домой я его не отвёл, пусть дышит; конь очень театрально завис у забора, горестно просунув голову под верхнюю слегу... у Молодого научился, что ли?
Кстати, в грязь он так и не лёг - судя по пятнам на бочине, в деннике повалялся. К чему бы это он внезапно чистюлей стал?
Минут через пятнадцать я его всё-таки забрал: Молодой тоже не успел погулять. Чача в леваде была промешана до состояния блинного теста, в теории, двигаться лошади было реально, объяснить бы ей только, зачем. Поэтому Молодой удирал от ребят на дальний конец левады и зависал там, меланхолически глядя вдаль.
А бегать надо: и у Молодого нынче весна.... Ребята научно поделили леваду пополам и попытались гонять конину друг к другу.
Перемазались по колено, но чёрная пакость на стабильный режим так и не вышла: отбегала метров за двадцать и ждала,пока до неё доползёт человек, выдергивая из чачи сапоги. Для него это было, наверное, очень забавно.
В отличие от Молодого, Белый Конь сегодня в чачу занырнул и снова был в серых сосульках, как самосвал. Собрался я его чистить - так шкура была ещё здорово влажной, скребница лишь грязь разведёт. Облил я его сухим шампунем: Его Девочка обидится, конечно, но хоть на чистку полчаса меньше потратит. Она грозилась, вроде, к вечеру быть - до моего отъезда так и не появилась. И в прошлые выходные грозилась... а конь грязен и, замечу, уныл, а это для Белого Коня признак недобрый. А из-под клочков зимней шерсти лезли мослы, которым не положено выпирать в середине марта - скорее, в мае. Зима, впрочем, была тяжелая - и эта, и прошлая, конь не молодеет, и чего бы я хотел? Как-то незаметно Белый Конь переполз в разряд древних родственников, вроде, и не напрягающих, но неизвестно что делающих на этой земле. Не знаю, какие чувства буду испытывать, когда он уйдёт.
...А зима вернулась в Москву только на следующий день.
