Проходит лето... Крутимся по полянке

Из отпуска я вышел с ощущением, что его как и не было. Чепуха. Несмотря на кривость мыслей в голове, тушка честно реагировала на команды: надо ехать двигать Старика - значит, надо. Было, конечно, неслабое ощущение пофигизма... типа, кому он нужен, этот Васька? Но без особых эмоций я зашагал на станцию. Хорошо, что на работе кондиционер есть: после него раскалённая электричка вполне переносима. А в посёлке жара, считай, отпустила уже. Тишину под буколический шелест рябин нарушила стайка школьников, по вечной сельской традиции гуляющая с мобильной колонкой, из которой доносился матерный рэп. Захотелось надрать им уши... и тут рэп сменился битлами; равновесие с миром было восстановлено мигом.
Сегодня конюх протормозил: к моему приходу Старик ещё долизывал кашу в кормушке. Впрочем, спешить было некуда: ещё неделей раньше было ясно, что в поля вечером уже не успеть. Плац звенел, как чугунок, оставалась нелюбимая Стариком полянка. Когда он переварит... Он переваривал, а я, посвистывая, перебирал уздечку, перекидывая шлевки с одной половины ремешков на другую: я это мыслил сделать всё время жизни этой уздечки. Значит, лет десять - точно.
В сторону полянки Старик сперва двинулся вовсе без энтузиазма; тропинка, проложенная дачниками, заросла по дождливому лету такой феноменальной полынью с чертополохом пополам, что она поднималась стеною выше моей головы. И Старик дёрнул по этому коридору, как электровеник! Коридорчик был извилистый - из-за поворота запросто мог возникнуть какой-нибудь прохожий, тогда кому-то пришлось бы прыгать в крапиву и репьи. Не факт, кстати, что ему. Пролетев коридор, вылетели на открытое пространство: конюх косил тут зелёнку, получился почти правильный кордовый круг, прилепленный изнутри к кругу большому. Старик на хорошей скорости пролетел мимо проплешины, посыпался под уклон, скользя по глине задами. Уши стояли торчком, развернувшись под неестественным углом... Что там? Ага, с нами решила побегать чёрная собака, приятельница нашей Лисы. Значит, Старик изобразил, что опасается страшного зверя. Зверь, кстати, оказался ленивый: почти сразу отстал и предпочел срезать по центру круга, с шумом продравшись через бурьян и выскочив аккурат на край пролысины. Старик прибавил ещё, снова поскользнулся задами на том же месте, сбил дыхание и решительно зашагал, вбивая копыта в глину. Не паровозит - и то хлеб.
Осмотревшись на шагу, я понял, что сегодняшняя проездка будет крайне скучной. Маневрировать на пролысине толком не получалось: половина её была изрыта кротовинами, ещё и не ясно видными среди травы - откуда, кстати, кротовины, дождя с неделю не было, вентиляция, что ли? Сменить направление без потери скорости можно было разве на прилепившемся сбоку явно кордовом кругу. На другом краю кольцевой тропинки было что-то вытоптано, но под буръяном прятались травяные кочки или те же кротовины - так что там только шагом. Верхняя часть тропинки вполне культурная, там народ ходит (ох, испортим!), а вот нижняя, ближе к пруду, твёрдая, как камень, и с застывшими комьями: не иначе, кто-то постарался до нас. Один спуск такой же поганый, здесь-то Старика и повело. Другой - получше, но идёт среди двухметрового бурьяна, ещё и растущего стебель к стеблю. А на нижнюю лужайку, к пруду, толком тропинки не было, лишь кто-то бурьян в паре мест протоптал: то ли наши гааврики паслись, то ли кто рыбачить шёл. Место там неровное, наобум лучше не лезть. Нам оставалась баранка в бурьяне размером двадцать на двадцать. Приехали - не в начале апреля,в конце августа!
И мы пошли наворачивать круги. Радовало одно - несмотря на репутацию полянки, Старик не психовал в принципе: не иначе, проклятие рассосалось (ну, или истлела дохлятина, что там когда-то закопали). Когда проходили бурьянный коридор, Старик забавно тянул уши строго вверх, будто это были глаза на стебельках. В бурьяне, понятное дело, таились комары, но оскареп делал своё дело: кусали, по преимуществу, меня. С нижней части тропинки, усеянной колдобинами, я старался увести коня ближе к центру круга. Не получалось это долго и муторно - но, в итоге, получилось; обдумывая, что произошло, я понял: конь напомнил мне, как устанавливать стенку внешним поводом! Даже из крайне тупого занятия он смог урок для меня учинить.
...Рысь мы сделали ешё два раза - по три круга аж; одну рысь я рассчитал по времени, и это время не совпало с настроением (или самочувствием?) Старика: он долго болтался на прибавленном шагу, потом порысил через пень-колоду, цепляясь копытами за траву и взрыкивая; всегда удивлялся, что лошади умеют и такие звуки издавать. Двигаясь под уклон, он попал в выбоину, зачастил, и - гори оно синим огнём! - скачком прибавил скорость. Хлыстик мой, задевая бурьян, исправно собирал репьи... Пролетели два круга, сделали на пятачке техничный вольт, посыпались обратно - а через полкруга копыто попало ровно в ту же выбоину. Зада повело, он посыпался носом вперед и объявил, что хватит. Кстати, и следующую рысь он объявил сам: я уже думал, что пора закругляться: вечер был на середине серого сумрака, в полнакала зажглись фонари, а на главной улице посёлка загорелась ярко-синяя вывеска, сделанная под неон времен Совдепа; не первый год её вижу, а так и не знаю, магазин там, кабак или иное что. Да и по главной улице этой я не ходил ни разу! В общем, Старик вдруг вдохновился и рванул рысью, неожиданно широкой - и хоть бы запаровозил при этом. Чуть ли не первый раз он чисто прошёл гадскую выбоину: она разлеглась столь "удачно", что не получалось объехать - разве таранить двухметровый бурьян. Пользуясь вдохновением конины, я попросил галоп, но в ответ услышал "ты что, дурак?", выраженное каждой клеточкой шкуры. И рысь довольно быстро загасла - видимо, чтобы я ложных надежд не питал.
На последних минутах Старик ещё раз подтвердил репутацию боевого коня: по тропинке мимо нас почти бесшумно проехали велосипедисты, моргая диодными фонариками. Старик, еле заметно запнувшись, обернулся ко мне - что скажешь, мол? Я, понятно, ответил, что велосипедисты - это неинтересно, и мы честно дошагались, сколько положено. Я посмотрел на часы: удивительное дело, циферблат казался освещенным! От заката не осталось уже почти ничего, разве фонари из шоссейки и посёлка... а ларчик открывался просто: отправляясь на полянку, я не снял с головы налобник, и он честно светил всё это время. Интересно, что эти байкеры подумали, когда в полутьме над бурьяном сам собой шарился фонарь? Вспомнилось, как наш берейтор в Лосинке на две недели пить бросил, когда увидел в ночной аллее призрачный силуэт Белого коня, освещённый сверху моим налобником. А ещё почему-то не понравилось, что это новый конюх заметил.
Уходил я уже в полной темноте, и это вернее всего показывало, что очередное лето идёт к концу. Фонарь на улице посёлка выхватил рябину, усеянную гроздьями; в голове всплыло банальное "В саду горит костёр рябины красной". Такой костёр - к холодной зиме, но это нестрашно, наша конюшня выдержит. Другой вопрос, что народные приметы давно уж перекосило... как полагается в канун конца света.

Сверху