Всё наоборот этой осенью, только вот индейское лето на своём месте было. А вот после него внезапно ударили смертные ливни, до коих должен оставаться ещё месяц, после них ещё и безвременье пришло - с тишиной и лютым холодом, как положено. Действующая модель осени - все её лица ровно по пяти дней. Собираясь к Колдунье, я оделся очень честно, и всё равно чувствовал себя на грани... А вот Джульетта без шапки свою шикарную косу показывает (и охота же потом конину отмывать?!) Пора признавать, что твоя кровь холоднее стала.
Да, у Джульетты проснулся бзик, что ей непременно надо посидеть на жеребце: она даже собралась ради этого на другую конюшню, зацепившись языками через Контакт. Общение - это конечно, хорошо, но она до сих пор сидела, пусть и неплохо, лишь на одной и очень дружественной лошади. Не можешь пресечь бардак - возглавь его: я объявил, что если так неймётся, Старик к её услугам. Пусть наденет шлем - и вперёд, я буду рядом, при мне он хамить не будет. Старик - крайне эффектное пугало для местных девонек, Джульетта задумалась, но возникла в кадровом деннике, едва я взялся за щётки - мол, будет привыкать не бояться, намерение похвальное. Старый хрен, разумеется, выдал на ровном месте кучу убедительнейших "крыс"... От греха я поставил её ближе к двери, чтобы было, куда бежать, а сам согласился, если что, быть размазанным по стенке. В ходе процесса Старик, замечу, аккуратно отстранялся от меня и наваливался на девулю, но та, предупредив меня, требовала принять обратно: конь удивлялся, но принимал. Джульетта даже раскрючковала "безопасные" передние копыта: возилась она с ними долго, но ведь конь терпел, ноги не отбирал. Кажется, он примирился, что со мной частенько мелочь с косой возникает.
Конюшенная жизнь, между тем, кипела: Колдунья с девоньками постарше отрабатывала весь кобылий табун разом;
в центре этого водоворота вертелся Тангар на Канапэ, сидя без седла с бичом, лежащим поперёк - этакая аллюзия Doma Vacero.
Маленькие девоньки наблюдали за процессом, вися на заборе левады; из-за другого забора, собравшись в кучку, столь же внимательно наблюдали мерина:
похоже, они тихо радовались, что спортдень сегодня был не у них.
В общем, стартовать мне при этом кипеше будет достаточно интересно. И впрямь, Старик вылетел наружу с глазами на стебельках сантиметров на десять длиннее обычного. Ладно, залезть я залез, но на въезде в коровник приварили свежие ворота - как назло, низкие, рукой толком не дотянуться, а с поправкой на стариковы танцы тем более. Воротину мне открыл всё тот же Тангар, спасибо ему за это, а старый хрен, пробежав через газончик, решил, что физухи ему хватит, и пошёл засыпать на ходу: через трассу его пришлось пропихивать весьма решительно. И дальше ещё пару километров он как будто спал, вяло реагируя на шенкель и кренясь, по обычаю, вправо.
Чего меня снова понесло в обход скотоферм, уж не знаю - скорее всего, захотндлсь проехать по скошенному кукурузному полю: великие просторы увиделись ещё из окна электрички. Серьёзных препятствий на пути было два: Большое дерьмистое озеро и репейный лес, что в прошлый раз разозлил меня так, что возвращаться я предпочёл по мосту трассы... Озеро после дождей обещало быть знатным, ещё и ферма усугубляла: в ней гудел движок, из дыры в заборе точал конец транспортёра, с которого с чавканьем летел свеженький навоз. Старик вышел из полусонного состояния, воззрился на эту пакость и убавил шаг. Голосом и шенкелем я убеждал его не валять дурака - хотя, если подумать, имеется экологическое бедствие в стиле дикой добычи янтаря на Волыни или зоны Тарковского: ровная бурая поверхность характерного цвета, из которой торчат деревья и острова трёхметрового бурьяна. Местами навоз выхлестнулся на дорогу; в одном месте нам пришлось ювелирно пробираться обочиной, что для засыпающего Старика было не так и просто. Следующая вонючая лужа не пустила нас к забору, вдоль которого мы пробирались в лес в прошлый раз, но в нужную сторону уходила твердая, явно человеческая дорожка. Уходила, петляя среди зловонных луж, кажущихся ровным асфальтом. Как еду мимо, вопросом задаюсь: а ехал бы здесь на Мелком, и он решил бы по "ровному" месту разнос учинить?
И вот мы - в березняке, пахнущем грибами и сырой землёй. Сверху орала колония врановых: каркала, курлыкала, стрекотала. Над берёзами пролетали вОроны, держа идеальный строй, как самолёты на довоенных парадах. Старик, как всегда, поглядывал на них довольно косо. Проскрестись краем леса, в обход репейных джунглей, не получилось: в этом году там никто не ходил. Зато дорожка, где мы в своё время ловили репьи, была в два раза расширена то ли джиперами, то ли квадроциклистами - и от них бывает польза! Мы без проблем пересекли "джунгли" и встали на весьма приличную тропинку на просеке. Старик ускорился до тьёльта, но рысью так и не пошёл... Зато этим же шустрым тьёльтом спустился к "Гномскому" посёлку, а на этом спуске я проблем ожидал. Даже если задние спотыкались - ритма Старик не терял.
На скошенном поле открылся простор под горизонт. Не знаю уж, какая техника его убирала, но теперь там была удивительно ровная, при этом эластичная земля, перемежаемая полосами срезанной травы (будыльев, весьма неприятных копытам, я не заметил вообще!). Объезжать поле по краю не стал - мы потихоньку поползли вверх прямо от речки... Я мог ожидать, что Старик "запаровозит" на второй сотне метров, но он брёл достаточно уверенно. Единственное, чего я не понял - он упорно сходил с чистой земли на полосу брошенной травы; казалось, его кренит направо, но нет - ему больше нравилось топтать серую солому. Какой в этом толк - лишь копыто вязнет? Или ему такое сцепление с грунтом больше нравится?
Вышли на стенку долины; в лицо ударил неожиданно холодный ветер, потянувший Старикову гриву маленькими флажками. Пальцы задубели на поводе: ох, зря не взял с собой хотя бы нитяных перчаток. По перегибу долины шла дорога, но она была заезжена в асфальт - мы двинулись вдоль неё в сторону трассы, против ветра, увы. Ветер в морду вывел Старика из полусонного состояния: протерев глаза, он пошёл набирать ход с неуклонностью паровоза - шаг, тьёльт, рысь, вот и пара темпов галопа прорезалась. С галопа я его сбил: пусть лучше рысью подольше побегает. И он бежал хорошим махом, так, что земля под копытами бубном гудела. Отдуваться он начал, когда уже вылетел к трассе: почти километр, великолепно! Ну, а дальше нужно было выбирать, либо обочиной спускаться к речке, либо по пахоте - ох, как я в своё время ненавидел это пахоту в пешем строю. На удивление, пережили и это: краем пахоты шла очень культурная тракторная колея. Иногда она писала странные петли, тогда и впрямь приходилось пахоту топтать, но, на удивление, копыто вставало ровно, без перекосов: видимо, нашей массы хватало продавить перевёрнутую землю, но не провалиться при этом. К дороге, идущей вдоль реки мы спустились без особой траты ресурса, и неожиданно быстро. Домой теперь сваливать, что ли?
Сваливать не хотелось. Переходить на родное поле по мосту трассы - тем болеее: плавали, знаем. Может, прыгнуть через трассу, доехать, наконец, до церквушки? Вон он, проулок, краем коттеджного посёлка идёт. В общем, симпатичные там домики, только железный забор вокруг метра три, не меньше: едешь по проулку, словно в железном пенале. В разные стороны отходили проулки поменьше, но я твёрдо знал - мой должен зигзаг влево описать. Да, описал, вывел к старинному пруду, неожиданно облагороженному: туда-то коттеджный посёлок лицом и смотрел, только железный забор на пять метров в воду уходил... А церквушка стояла на холме, скорее всего, рукотворном, асфальт поднимался к ней, а другие проулки кончались явными тупиками. Дорога вдоль церковной ограды была забита джипами один другого круче: видать, население коттеджного посёлка службу решило посетить. Мы из совсем другого мира были - и подниматься к ограде расхотелось резко. А дорога в дальние поля, получается, мимо ограды лежала. Разведку оставил на другой раз, поклонился церквушке, назад коня повернул.
Старик с радостью спустился на луг с асфальтового проулка... Интересно, кому нужна грунтовка вдоль речки, если рядом шоссейка идёт - шашлычникам, квадроциклистам? Но грунтовка есть круглый год, хорошая, накатанная, мне очень нравится ехать по ней вдоль подпруженной речки, обсаженной столетними ивами, изгибающимися над водой: именно на них сидят по ночам русалки, спустив в воду рыбьи хвосты. Сейчас русалки, наверно, готовились впасть в зимнюю спячку, и половина ряски уже опустилась на дно. Ветер, долетавший и сюда, гнал по тёмной воде свинцовую рябь. Старик встрепенулся и выдал ещё одну рысь - хорошую, широкую. Вроде и не отдувался, но на шаг не переходил, как я не объяснял что многовато будет сегодня; конь не слушал, зашагал, лишь молодецки перескочив кювет и вылетев на асфальт проулка. И недоволен он был этим асфальтом явно. А дальше был подъём под ЛЭП, и там уж он "запаровозил" с первых метров. Я и повод ему отдал, и задние - всё равно тягун каким-то бесконечным казался.
А впереди маячила окаянная ферма с её дерьмопроводом и зоной Тарковского. Тонким моментом была узенькая обочина, что, перекосившись, лежала между лужей дерьмища и какими-то бетонными глыбами. И я недооценил Старика и его зрение: он прошёл по твёрдой дорожке уверенно и не задумываясь, будто каждый день там ходил. С паршивым зрением такой трюк не провернуть - на месте у него зрение было, по крайней мере, сейчас. А если у него зрение мигает?
Свежепоставленную воротину на въезде на скотоферму кто-то додумался закрыть - хорошо хоть, не на засов, не приварили ещё петли для засова. Верх воротины - примерно на уровне моего сапога, название одно. Очень аккуратно поставил Старика боком к воротине, осторожно вынул ногу из стремени и столь же плавно толкнул воротину: та открылась, благо петли новые, смазанные. Будут закрывать и дальше - придётся элементы ковбойской выездки осваивать?
А Джульетта, значит, мечтала поездить на жеребце? Расседлывать полностью Старика не стал, поставил в деннике на чомбур - может, наберётся девуля храбрости в остаток светлого дня. Не набралась, да и Колдунья решила устроить девонькам физзарядку на рыси, а потом и стемнеет, и вообще домой пора. Расседлал Старика с чувством некоторого облегчения, двинулся было к Белому коню... в деннике напротив белела шкура, которой быть там не должно. Подошёл в упор, посмотрел - мамочки: в полутьме мраморной статуей стояла невысокая ладная кобыла, по статям сильно похожая на Старика, если бы не маленькая, необычайно выразительная голова - идеальный образ лошади, такое встретишь не в миру, на носу ладьи разве (и, кстати, в навершии одного моего ножа, ждущего своего часа в глубине укладки). Лошадь вздохнула, подошла поближе, и я был снова поражён в самое сердце: на меня глядел турмалиновый глаз, в нём холодным огнём плескалось небо чужого мира, и по этому небу воздушным змеем летел квадратный лиловый зрачок. Так она ещё не серая, изабелловая? Кобыла смотрела на меня, завалив голову налево: второй глаз был плотно зажмурен, из уголков стекал гной. Ох, чует моё сердце, ввязалась Колдунья в очередную медицинскую безнадёгу... Заходить, конечно, нельзя было; в общем, и кормить не положено, но, думаю, пару кубиков морковки Белый конь пожертвует. Кобыла очень деликатно взяла морковку, потом аккуратно облизала мои пальцы - в этом было что-то кошачье. За спиной раздалось недовольное бу-бу: Белому коню надоело ждать, пока его морковное дерево поиграется в странную инопланетянку. Хвостатый паразит, ты ведь ждёшь не меня, а морковки, и после слов "нету больше" задницей разворачиваешься! Это всё я Белому коню и высказал... Конь бледный стоял с еле различимой в полутьме улыбкой: свою-то моркву он получил, не дал разбазарить на не пойми кого. Да уж, впрямь не пойми кого - то ли лошадь, то ли кошка, то ли вообще белый дракончик из Пернского цикла Энн МакКерфи. Похоже, знатная сюрина на нашей конюшне завелась. Надолго ли?
