В городе весна победила за неделю. В Сокольниках, куда меня занесло по делу, солнышко нагревало асфальт, бурые, без единого листика, газоны высохли, лишь под густыми кустами кое-где сверкала последняя ледяная корка. Встреча была назначена на Эквиросе - где, в сущности, мне ничего не было нужно. Ну, просила Колдунья монклавит, ну, требовался новый накордник вместо потерянного Юлдуз... Меньше тысячи. Всё это бралось через Сетку, кроме встречи, которая должна была состояться именно в миру. Из принципа. И пришлось бегать по выставке с рюкзаком, набитым довольно паршивой морковью и старыми ботинками для верховой езды: летние сапоги загремели в ремонт. Конечно, можно было шикарным жестом купить там новые ботинки - у этих уже сгнила сзади кожаная подкладка. Только зачем вот? Ботинки работают ну три, ну пять раз в год, потому что меньше места в рюкзаке занимают. Ну, или когда приходится затыкать дыры. Как сегодня. Короче, годик-другой ещё поработают.
На конюшне я появился на грани приличий - и на автопилоте: почему-то было неимоверно голодно - а, значит, холодно, а уж мозги и вовсе крутились в экономическом режиме. Видимо, поэтому я даже не взглянул на футбольное поле, а ведь оно могло сегодня понадобиться: в левадах красовался ожидаемый танкодром - глубокий, похожий на свежую пахоту. Странно - конюшня на склоне стоит, текло со склона мощно, так, что всё подворье хлюпало. Какой же глубины там чача? Впрочем, ногам Стариковым никакая не нужна. Попробуем, что ли, на родное поле съездить - авось, проходимости хватит, всё одно лучше, чем обочиной проулка круги по посёлку нарезать. Хватило бы сил отчистить дурня старого... Сил хватит: из поездки на родину вернулся прежний конюх, проставился на всё конюшенное общество очень изрядным пловом. Плов меня спас, но сам факт поверг в раздумья: сменщик-то его куда надёжнее был, да и жеребцов водить не боялся. Будут теперь снова самоходом в леваду и обратно чесать... С приключениями, замечу. Хорошо помню, как Молодой пить к ванне ходил.
Раздевалка была закрыта неожиданно прочно, аж на два гвоздя. А внутри сидело чудо - русская борзая: ввязалась Колдунья в очередную спасательную операцию. Хозяин, знатный охотник, помер, его жена немедленно усыпить приказала. А у Колдуньи по окрестностям своя агентура есть... И она решительно объявила, что псина отныне живёт здесь. Теперь Летучая, как звали барбосу, жила на паре сдвинутых кресел и потихоньку выедала из них поролон своим драконьим клювом. Девульки были в восторге от лохматого птеродактиля и по очереди вытаскивали его погулять, прицепив корду. Меня вот птеродактиль боялся - когда я его гладил, дышал, словно пробежал километров десять, и из рук ничего не брал. Мало ли, что у неё в памяти всплывало... надо будет ей в следующий раз гематогенчику привезти.
Жеребцы жеребцами, а конюх по первому дню работы показывал свою круть: под ногами у Старика были вполне приличные опилки, и на шкуре зияла только одна навозная блямба - зато посередине брюха и, разумеется, ниже вальтрапа. Затёр её по известной методе свежими опилочками - вроде, не такой вопиющей стала, сойдёт. Шерсти снова слетело на хороший парик, может быть, даже на полтора: пемза для снятия линялой шерсти, лежащая у меня в заначке, работать отказалась, зато великолепно отыграла своё добрая деревянная скребница с дюралевыми ребрами: забыл уже, когда её последний раз её пользовал какая-то бесконечная зима получилась - точнее, осень. Здорово мешала серая морда, приходящая раз за разом с выразительным сопением и "страшными" крысами; глянул в кормушку - по яслям краснела пожёваная морковка...Не понравилось, что ли? Так в кармане у меня такая же... Сунул кусочек в хобот, потом другой; хобот тяжело вздохнул и снова уткнулся в кормушку. Закончив процесс, отправился переодеваться... ага, как же: кубанка дома зимует, тужурка тоже, в синтелоновой куртке сваришься (хе, кто люто дубел всего лишь час назад?) Да уж, придётся ехать в мерзостной куртке для чистки - в пыли, перхоти и длинных белых волосах. Первый выезд в сезоне представлялся мне несколько иначе.
Табун вернулся домой, ещё когда я воевал с пловом: выйдя наружу, Старик обозрел пустоту и лишь ногой по пандусу вклеил. И ведь без цирка разрешил мне залезть в седло с лежащего рядом тракторного колеса... зато потом с воплями прошлёпал по мокрой лужайке в сторону проулка: в леваде кто-то заорал в ответ, попробовал пробежаться по чаче, но мигом завял. Зато Старик прошествовал вдоль ограды пассажем - и резко прекратил дурь, когда пришлось обходить по последнему снегу свеженькую и довольно глубокую лужу прямо на съезде с проулка: наверх мы поднялись, на удивление, легко и просто. А вот на обочине начались чудеса: товарища неудержимо вело в правую сторону, в кювет, как я ни подставлял под бочину шенкель - и в конце концов я сунул туда шпору. Старик обиделся, рысью протопал через шоссейку, заколбасился у входа на "газончик" - впрочем, там разлилась достаточно мерзкая лужа. Довольно лихо обежали её аж по стенке кювета. Ни грамма снега на газончике не было - зато прошлогодняя трава была покрыта толстенным слоем рыжеватой, какой-то особенно противной пыли. Этой же пылью были покрыты массово вылезшие из-под снега брошенные пластиковые бутылки. Интересно, субботник в посёлке на этот предмет проводится?
Старикова неустойчивость на курсе меня напрягала: на газончике он валился как вправо, так и влево - и явно злобствовал, когда я пытался держать его на прямой линии. С некоторыми пинками я вывел его на шоссейку, пересёк её: на той стороне Старик отказался было идти по обочине, потянул на асфальт, мол, ровнее - но очень быстро ушёл на мягкую землю. А треугольная полянка и вовсе в снегу была - перелесок её от солнца заслоняет, что ли? В нашу сторону уходила колея квадроцикла - следы колёс протаяли до травы, посерёдке тянулась ровная снежная лента, но идти по ней Старик не хотел, бесперечь сваливался в колею, болотистую, иногда и вовсе залитую водой. С чего он так - я не понимал: видимо, считал, что земля надёжнее, а что там, под этим снегом? До самого входа в перелесок его перекашивало, он даже пробовал устроить своё любимый приём - траверс на шагу под 90 к направлению движения, при котором и бочина, и шея как-то незаметно сами в положение для траверса встают: не выпрямишь их - будет идти боком до второго пришествия, замечу, любым аллюром. Сейчас я разобрался с этим фокусом довольно быстро, но раньше справлялся побыстрее... Это не понравилось: однако, халява налицо. Впрочем, если у коня весеннее расхлябанное настроение - мне брать пример нельзя? По хорошему - нельзя.
Есть ли от квадроцикла для нас польза? На самом деле, есть: он в труху разнёс огромную гнилую колоду, объезжать которую приходилось уже не первый год. Зато у съезда он своими протекторами намолотил мерзейшую чачу: на трассу мы поднимались по хитрой диагонали. Я очень боялся, что на склоне полезет натёчный лёд - Бог миловал. А на той стороне пришлось столь же хитро бетонный блок облизывать: квадрик размолотил замерзшую лужу, из чачи клинками торчали острые льдины. Прижались к самому блоку, перетекли; копыта захрустели по ледяным кристаллам. Итак, мы на поле, где по зиме не были ни разу. Зимы, на самом деле, не было и сейчас: поле было полосатым - интересно, как образуются такие длинные и узкие проталины... Лишь в тени северной опушки леса лежал мощный снежный пласт - чем ближе к лесу, тем толще. И этот пласт двумя черными стрелами перерубала всё та же колея квадроцикла. Старик мрачно скрипел копытами по снегу, пыхтел и дул ноздри: понять, нюхает ли он весенний воздух или страдает одышкой даже на этом еле видном тягунке, мне было вовсе непонятно. Может, и то, и другое разом... По крайней мере, в горку, как обычно, он не прибавил, а прямой угол опушки и вовсе решил срезать - всё так же, мрачно и через силу. Полюбовавшись на это, я решил на нижнее поле не ходить, там есть и горки, и тягуны куда покруче этого. Так что идём по ровному месту до серединной дорожки, и по ней - к дому: коню, видимо, на сегодня хватит. А на дорожке, если сложится с дыхалкой и грунтом, попросим рысь.
Мнение Старика с моим не совпало. Как всякий конь, он находился в плену стереотипов... и потому был явно растерян, когда на знакомом перекрёстке мы повернули совсем в другую сторону. Через несколько секунд одна программа в его башке перещёлкнулась на другую: мы на серединной дорожке, мордой на трассу, а, значит, сейчас бегают! И он одним летящим движением перешёл на рысь - ну и ладно, раз может, пускай себе бежит. Через несколько темпов передача сработала снова: так же легко Старик пошёл собранным манежным галопом, может, не самым лёгким, но очень элегантным и сбалансированным: башка не торчала вперёд, повод не звенел. Не часто в полях снисходят на конину подобные озарения. Интересно, что выбирать дорогу он полностью предоставил мне - и я рулил, стараясь идти по последнему снегу, всё ж таки сцепление с ним получше будет, чем с глиняным зеркалом намокшей грунтовки. И всё время слушал, как он дышит - но вот и трасса приблизилась, а паровозных вздохов не слыхать. Прошли поворот вдоль трассы - видимо, сбился с режима, "запаровозил" - что ж, рысим, потихоньку гася скорость. У Старика включились мозги - теперь он старался бежать по последнему снегу - наконец, понял, что так лучше. И шёл он теперь, как по ниточке: не верилось, что десять минут назад он по этому же полю волну писал. Конь ожил, проснулся, одним скачком вернулся в наш мир. В сторону дома он шёл пусть не тьёльтом, но прибавленным шагом, перескочил остатки гнилой колоды в перелеске... Словом, Старик, каким он должен быть. Только вот "просыпается" он каждый раз всё позже и позже.
На кордовом круге творилась какая-то движуха: Старик рывком повернул туда башку - как минимум, происходит что-то новое. Да, это было новое: по разным сторонам круга махали руками и хлопали в ладоши Колдунья и одна из девчонок, а между ними радостно, развевая шерсть, носилась Летучая. Шустро носилась - от собаки не ожидал. Впрочем, борзые не совсем собаки... Копытами круг был перепахан знатно, но барбоса летала по нему, не особо замечая - и только лапы потихонечку чернели. Ох, придётся девонькам ещё и ей лапы замывать!
