Вечер, длинная рысь и рука судьбы

Вечер на конюшне начался с небольшого скандала: Колдунья наехала на меня за работу под грязным вальтрапом - мол, из него песок аж сыплется, ты вообще перед седловкой скотину чистишь? Вальтрап был, конечно, не свежий, но ещё пару-тройку седловок выдержал бы точно. Досталось и набору щёток - мол, кто тебя учил работать столь неэффективной дрянью, выброшенные ведь деньги... мол, иммунитет и так не ахти, по лету отпотеет под грязюкой, и полезет по спине то самое раздражение наподобие мокреца, что с трудом в ноябре вывели. Короче, новый вальтрап давай, и немедленно. Крики эти я счёл несправедливыми, заметил, что развернуться домой недолго, только кто коня двигать будет? Колдунья плюнула, вручила свой вальтрап. С чего её понесло, я так и не понял; cкорее всего, с того, что пришлось выкинуть из раздевалки два кресла, напрочь обглоданных Летучей. Бедную псину переселили в пустой денник, и её рыдания были слышны за сотню метров от конюшни. А я вот ей гематогенчику принёс.
Со Стариком что-то происходило: если раньше он лопал любые приношения вовсе без азарта, то теперь набрасывался на них, как голодающий Поволжья. Свежая зелёнка, замечу, в деннике лежала. Я вдвойне прошёлся скребницами по хребтине, чтобы не получить ещё и за пылищу на чужом вальтрапе, как нарочно, угольно-чёрном. Пылищи в шкуре хватало - я завозился, и сухари кончились. Прочем, они вообще подозрительно быстро кончились, и ко мне явился нахальный хобот. Ого... ладно, в шкафчике с прошлого раза сушки живут, пойду-ка я за добавкой. Пока ходил - конина распатронила сумку со щётками, потом успела и добавку схарчить. А время шло, и бежать к электричке потом не хотелось, но раз за разом я натыкался на досадные мелочи и терял минуту за минутой; добили шпоры, что с прошлого раза торчали на сапогах: натянуть один сапог в таком исполнении не удавалось, хоть тресни. И это, с хвостом, запрыгало в виду пустых левад; оттащил его за угол - конина яростно впилась в колосящуюся траву: зелёнка, скошенная здесь же, значит, не прикалывала. Время тикало. Решил не драться, вытащил, по обычаю, на задний двор коровника, уселся с плиты. Наши девоньки, что как раз тронулись домой, любовались на мои потуги и, кажется, ржали, не особо скрываясь, особенно когда мы спрыгнули с шоссейки за левады и тронулись в сторону ближнего мостика. Старик, похоже, традицию родил - рысить до подъёма на шоссейку, даже если понтоваться, как сейчас, не перед кем. С разгону он вылетел на шоссе, слава Богу, пустое, и перелетел на другую сторону. Жёсткий асфальт резко охладил его пыл - он сбавил обороты и как-то резко перешёл в философское состояние - ушёл в себя, поплёлся по синусоиде, что на обочине, пожалуй, лишнее; ещё и аритмия полезла. Скорее бы газовый столбик напротив съезда на поле. Под насыпью лежали густые вечерние тени, пересеченные золотистыми полосками солнечного света, а поверх них ползла наша тень, странно перекошенная, как в кривом зеркале. Промелькнула мысль, что поле здесь хорошее, ровное, но на нём почему-то скучно. Пусть и едем мы здесь только третий раз.
Да, видимо, запал у Старика кончился: он флегматично тащился вокруг поля, время от времени дёргая верхушки травы. По нашему соглашению, я не препятствовал, пока он башку не наклоняет... Всё же наклонил, попробовал нанавязчиво вкопаться - я напомнил про шпору. Пару шагов он изобразил, что прибавил, а потом - снова нога за ногу: думаю, прошу не мешать. Я, в общем, и не мешал - сам потихоньку погружался в нирвану. Удивительно, что вокруг нас - вечером! - не болталось ни одного комара. Перед выездом я намазал шкуру оскарепом, но крылатая гадость всё равно летела бы на тепло. Видимо, колхоз вылил в пруд бочку-другую реппелента; лучше бы борщевик над прудом покосили - поросль выросла знатная. Знаю теперь, откуда Уиндем триффидов своих срисовал. Или, как чемпионат кончится - мачете сюда притащить?
Странные дорожки через луг, всё-таки, проложили мерзавцы квадроциклы: лететь вслепую через высокую траву пилотам, видимо, нравилось. Брать пример не стал - сдвинулся поближе к краю оврага. Самая крайняя колея оказалась ловушкой - проходила прямо по узкой и довольно крутой канаве, которой было по кругу обведено поле. Квадроциклу было всё равно - колесо шире, а вот копыто туда запросто уйдёт... Ладно, вторую колею никто не отменял. И вот по ней мы и брели, и Старик прибавлять по-прежнему не хотел. Вот и следующий овражек показался - а этот всё о вечном думал и временами спотыкался, путаясь задами в траве. А мне надо было думать, возвращаться по следам, или нет: время ещё было, но если в том же темпе до следующего оврага тянуть - точно не будет.
Квадроциклы тоже куда-то спешили - накатали через следующее поле изрядную колею. Не хочется, видимо, вдоль оврага пилить: овраг дугой в сторону уходит, дуга эта немаленькая. Ладно, тронемся вслед квадроциклам, будь что будет. И где-то посреди поля Старику плестись надоело: в очередной раз споткнувшись, он зачастил, хлестнул хвостом и встал на тьёльт, а потом и прибавил до рыси - то ли мысли мои прочёл, то ли решил, что бегать пора, пусть хозяин и не предлагает. Рысь была самой настоящей - не короче средней; мне снова пришлось изворачиваться, как учебную рысь со строевой совместить, и, вроде бы, получалось: по крайней мере, зада не вело ни разу. Старик отфыркивался, щелкал, даже подрыкивал, но шумного дыхания слышно не было. А колея под нами вдруг в траве растворилась: задним ходом квадроцикл свалил отсюда, что ли? Старика это не смутило: он с той же скоростью чесал по целине, трава со свистом расходилась перед грудиной. Ага, вот она, колея, в пяти метрах левее; почему так - неясно. Нажал на левое стремя, конь пошел вбок, и снова скорость не сбросил. Дыхания не слышно,только шелест травы. У края поля, где грунтовка, наверное, будем закругляться... Старик так не думал. Ощутив под копытами землю, он неестественно плавно поднялся в галоп! Идиот старый, запаровозит - шагать будет тут же. Теперь навстречу летела трасса, а конь отдуваться и не думал. Идеально повернул на тракторном развороте вдоль шоссе, показал, что хочет ещё. Фигу. Сбросил с галопа, получил в ответ мах. Неравномерный - ноги по-разному выносятся, если помните. Уселся, как следует, благо конина на спину приняла, начал по сантиметрику сокращаться. Оглянулся - хвост по-арабски волной завивается. Тормозились метров двести, пару паз споткнулись, но "паровоза" слышно не было. Или - за травой не слыхать?
...В сторону дома Старик чесал прибавленным шагом, вглядываясь во вспыхивающую на солнце крышу конюшни и стуча трензелем по зубам - свеженькая гадость. Разумеется, пробежали мы возле давешнего лобового стекла, на этот раз Старик был равнодушен - оно же в прошлый раз здесь было! Солнце стояло неожиданно низко; взглянул на часы - времени вагон, спасибо Кадровым поскакушкам. Сейчас я вычислил наилучший спуск с насыпи: второй по счёту от левады, воле Л-образного столба. Свалившись на лужайку, Старик снова изобразил пассаж - возвращаться домой надо было красиво. На тропинке маячили смутно знакомые фигуры, махали нам руками - Господи, кто это? Подъехал поближе, и чуть со Старика не рухнул: Эгле и Кантор! Я знал, что они пробегом в Москве, но здесь их быть не должно было всяко. Оказывается, ехали к родителям на дачу, свернули с трассы по некоему наитию. В чистом виде - воля Синего неба! С ходу закинул Эгле в седло: Старик изображал неудовольствие, мотал башкой, но явно не хамил, разве что раз за разом ненавязчиво привозил ближе ко мне - раз посадили какую-то левую тётку, может, хоть за вредность чего-нибудь дадут?
...Конечно, толком пообщаться не вышло. Ребята ехали прочь от Москвы, а меня подпирала электричка. Трепался я с ними, держа Старика в поводу, и он, замечу, не дурил и не обижался, что общаются не с ним: хобот ненавязчиво висел у моего плеча и выразительно сопел: то, что на мне сейчас кто-то ездил - это ведь неудачная шутка, правда? Все сэкономленные минуты сгорели, конечно, к поезду пришлось бежать. Мимолётной встрече я был рад несказанно. Только вот такие встречи высшие силы просто так не организуют, и замыслами с нами, грешными, не делятся: толкуй, как знаешь! Так что радость у меня была с червячком - знаком вопроса.
...А вальтрап я вернул Колдунье, считай, свеженьким. И, что характерно, сухим. Впрочем, она всё равно поворчала по поводу разводов пыли на шкуре - но это были пылинки, налипшие на оскареп. Который нам сегодня вовсе не пригодился.

Сверху