До Старика я добирался три(!) дня. Первый раз по дури в аэропорт унесло, не в ту электричку прыгнул. Во второй - над Москвой открылись небесные хляби. После этого ехать было и вовсе лениво, да и судьба против... Поехал - и с каким особливым вниманием изучал табличку на "лбу" электрички! Электричка, зараза, тормозила: когда солнце так низко висит, каждые десять минут ценятся. Тени снова были резкими, по небу бежали пастельные облака, подкрашенные снизу лиловым - прямо, как в детстве. И, как в детстве, под ногами хрустели сухие ивовые листья: я никак не понимал, почему они падают, ведь на дворе ещё лето? А лето незаметно уходило - как оно уходит всегда.
Старый солдат имел право обидеться - однако, не было меня две недели. Поэтому, кроме морквы, я разжился дома сухариками и продумал стратегию их впихивания... И, вроде как, прокатило: Старик не сразу оторвался от сена, но потом как-то резко встрепенулся и прижал к решётке хобот: слишком резко, так не притворяются. Видимо, так в себя ушёл... Сухари он поглощал с подчёркнутым достоинством, но с такой скоростью, что наличной морковки могло и не хватить. Скребницы мои (в пакете!) покрылись густой белой пылью - откуда такое? Пыль тут же просыпалась на только что выстиранные штаны - недолго они были правильного приборного цвета. Старик поглощал моркву, уткнувшись в неё настолько плотно, что почиститься удалось на свободе - вообще-то нарушение, тем более, что обида могла быть... Обошлось. Критично он без меня не похудел - наоборот, нарисовалось совершенно безобразное сенное брюхо - и с ним вопросы уже ко мне. Ладно, будем скачивать. Проклятье, где? Вечером в поля, похоже, последний раз чапаем, сумерки на дворе. Плац звенит глиняным зеркалом, на лужайке не развернёшься особо, да и не любит Старик эту лужайку почему-то, вечно на скорости пройти пытается, будто смыться спешит - интересно знать, почему. Сегодня мы через неё не пойдём всё равно: пусть поля и рядом, но обочину через мостик никто не отменял, обратно придётся по темноте идти. И то, что дорога пьяная, тоже никто не отменял. Значит - на "старое" поле напротив церквушки. Пусть три раза через шоссейку прыгать - так только прыгать, поперек, не вдоль. И - не увлекаться, кружок по верхнему полю, и назад. Аллюр - по самочувствию.
Выходя из конюшни, Старик изобразил, что самочувствие огого: ещё бы, в леваде бегает на корде одна кобыла, а другая - возит ребёнка! Начались вопли, долбёжка в повод. Я привычно ускорил шаг - но этот паразит тоже включил вторую скорость и на середине подворья изобразил вокруг меня оборот-другой, старый паяц. А ведь нужно было ещё отодвинуть слегу на заборе с танцующей кониной в руках... Уткнул её носом в забор, не особо надеясь, что включится совесть, но совесть включилась. Правда, уже за забором он зачем-то вкопался, не желая буксироваться за повод - но безропотно пошёл, когда я взялся рукой за уздечку: ему так больше нравится, что ли?
На удивление спокойно мы стартовали с родного блока. Конине, пожалуй, было с непривычки тяжеловато: вылезла довольно заметная старая аритмия, а сам конь шагал с постоянным углом рысканья и вырваниваться не желал даже под шпорой. Впрочем, творилось это недолго - уже на "газончике" возле силосной ямы он пошёл намекать, что можно и побегать - и ведь аритмия мигом испарилась! Я не сразу уговорил его подождать хотя бы до "треугольной" полянки, на которой к концу лета возникла тропка как раз в нашем направлении - может, её протоптали и наши кони, когда Колдунья организовывала большие выезды, о которых я узнал задним числом. И, кстати, ни одного комара. Старик тянул по тропинке мелкой рысью - и ведь сначала вполне себе взял на спину, но через сотню метров спину зажал - впрочем, и весь подзажался, здесь у него по жизни пугательная точка была. Так вот, рысью он влетел в залитый сумраком березняк и затормозился, лишь когда понял, что дорожка исчезает среди высоченных репьёв. Репьёв, кстати, было немного, а те, что были, выглядели заметно пожухлыми. Не думаю, что они так по жаре подсохли - скорее, совхоз какой-то дрянью побрызгал заодно с борщевиком. Репьи - наше проклятье осенью и зимой, их вычесываешь из Старикова хвоста и с трудом обдираешь со штанов; туда им и дорога, короче.
Не успели мы свалиться на грунтовку, ведущую к съезду - со стороны фермы раздался лай. На много голосов. Вообще-то бродячих собак в совхозе не жалуют; откуда такая банда? Между берёз замелькали цветные пятна: к нам валила собачья стая - одна псина, три, пять. И это только крупные - а промеж них катились щенки возраста месяца четыре. Всё это, радостно тявкая, неслось к нам... Проклятье, как невовремя! Прикинул - проще будет уйти к шоссейке, перескочить - а там, если следом пойдут, пусть догоняют. Выслался рысью; Старик стартовал чётко, как на выездковом плацу. Бурый откос кювета бежал навстречу - и тут до меня дошло, что будет, если мы сейчас вылетим на проезжую, а не перекрёстке откроют светофор. Действительно, слева к съезду бежали подфарники. Впрочем - чудо! - лай стих: не рванула за нами стая, инстинкт преследования не сработал почему-то. Аккуратно постояв на обочине, пока пролетят машины, перескочили - и сразу поняли, что здесь что-то не то. Наш луг был... перепахан напрочь - под горизонт уходили комья перевёрнутой земли. Хороши бы мы были, если стая за нами перескочила. Впрочем, быстрых аллюров я сегодня и не планировал, а краем любого поля обычно тракторная дорога идёт. Поискать, что ли?
Дорога нашлась, да... Широченные колеи, и ведь не гусеничные - налицо протектор ёлочкой: видимо, здесь прошёл какой-то современный клон "Кировца". Не факт, что в неё удобно вставало копыто. Но оно вставало, и вставало ровно; более того, не сработал раз за разом пытался рысить, разгонялся, делал два-три темпа, и после этого возвращался на весьма энергичный и уверенный тьёлт, и при этом, замечу, не споткнулся ни разу. А ещё я заметил, что он вполне в состоянии выбрать ту колею, что была поровнее; Господи, чего в жизни не видел этот конь?
Так вот, где тьёльтом, где рысью, мы обогнули первую часть верхнего поля. У поворота вниз мы наткнулись на дисковую борону - гору металла, четыре ряда блестящих стальных сюррикенов, насаженных на двухметровые оси. Старик смотрел на этого монстра довольно недоверчиво, но в сторону не тянул, а я заранее затянул воспитательную беседу на тему "Борона? Вижу. Подумаешь, борона..." На самом деле, не подумаешь: колея, покружив вокруг бороны, кончилась: трактор её отцепил и уехал, видимо. Остатки дороги, вроде как, вели краем рощи на нижнее поле, но туда нам было всяко не надо... впрочем, по боронёному полю копыто шло не так уж безобразно - может, пробиться до "серединной" дороги, должны же трактора как-то с поля выползать?
Очень аккуратно мы дошли до опоры ЛЭП, где ещё недавно пролегала наша галопная трасса... Увы. Распахано было всё, до последнего квадрата, запашка спускалась аж до реки и "Прибалтийского" посёлка. Но это ладно - после бороны поле, как я сказал, ровное, добраться до шоссе проблемой бы не было, а там я видел ещё одну колею - может, и рысью удалось бы пройти. Но между нами и шоссе лежала полоса неборонёной запашки - той самой, с глыбами! И - никакой колеи к шоссе. Приехали.
Старик, что пока нет-нет, да тянул вперёд, резко убавил пыл: понял, что валить отсюда надо как можно аккуратнее. И - увы, по своим же следам: серый сумрак сгущался и здесь, на поле, чего в перелеске будет? В перелеске будут собаки. Видимо, придётся всё же идти обочиной, навстречу летящим фарам. Не впервой, но радости мало.
Поймав колею возле бороны, Старик заторопился домой и, похоже, перестал смотреть под ноги - несколько раз копыто перекашивалось, пару раз он ощутимо цеплялся задами; видимо, было больно - он отфыркивался коротким резким выдохом, похожим на каратистское "осс!". Пришлось аккуратненько поотзывать: коню не понравилось, он выразительно косился и хвостил. Навстречу нам абсолютно бесшумно пролетела странная птица - обтекаемая, толстая. Если козодой - хоть бы не орал. А серый сумрак уже превращался в лиловый... Теперь уж точно - обочина. Ну, не совсем обочина: как ни старался колхоз, рядом с обочиной оставалось два метра обкошенной травы, и кювет вовсе заплыл. Встал на травку с некоторым облегчением: машины по шоссе сыпались, как из дырявого мешка. Ощутив под ногами ровный газончик, Старик снова и снова предлагал рысь - я снова отзывал и усаживался поплотнее. Забавно, но мне было абсолютно всё равно, что происходит под овчинным седлом: была некая уверенность, что не будет ничего. И отзывал-то на пару сантиметров, так, показывал, что не надо быстрей бежать. А ведь как в этом вот перелеске напротив приходилось качать полуодержки от локтя, и кожа на руках лопалась; сейчас мы понимали друг друга без слов. Впрочем, слова нужны... хотя бы уверенность показать. Кажется, я неплохо научился ИЗОБРАЖАТЬ уверенность; если бы её так же в миру изображать!
В пятидесяти метрах впереди заморгал светофор - поток прервался, мы перескочили шоссейку и спрыгнули на родную треугольную полянку. Старое чучело опять заспешило, путаясь ногами в траве: тропинка слилась с луговиной вовсе. Не переть бы ему: через раз вылезала одышка. Y-образный перекрёсток,здесь прыгать вторично, и быстро: машин хватает, до кучи по одной дороге ползёт рейсовый - стеклянный светящийся аквариум. Прямо на нас ползёт - и это невовремя, слишком он большой и сияющий. Ползёт и... встаёт, мигает подфарниками - мол, проходи! Зная рейсовых водил - чудо. Отдал ему честь, не успел выслаться - Старик без команды перелетел лучи фар и свалился на траву у силосных ям, в темноту. И - снова потянул; первый раз огрёб шпорой реально, когда отпрыгнул от полиэтилена, мимо которого уже спокойно проходил один раз. И так и тянул до упору; первый раз поскользнулся задами - именно что на ровном месте. В родной кювет пытался свалиться с наскока: я отметил, что под горку он шёл вовсе без проблем. И - приветственный вопль, когда я был ещё в седле. Всё мероприятие длилось меньше часа; если не тратить время на тусовку, до поезда получится дойти спокойным шагом. Было уже совсем темно... и это тоже было верным признаком близкой осени.
... Похоже, мы остались без самых популярных и безопасных полей. А выход на просеку к "гномскому посёлку" перекрыт стаей барбосов. Кажется, нас унылая осень ждёт.
