Надо было собираться в Мещеру, а я - на конюшню рванул. Наркомания какая-то. Но лучше уж так, чем лениво собирать рюкзак одним глазом в мониторе. В общем, клин клином. В поезде душа просто просила стопку... Если бы не поехал, видимо, тоже бы просила. Лень, гораздая придумывать отговорки, кричала вслед, что нафиг сдалась поездка, если в поле стемнеет на полдороге, а в левадах глина что твой асфальт. Остаётся на выбор полянка за левадой и газончик у силосных ям. Полянку Старик ненавидит по жизни. Топтать газончик на глазах всего посёлка? Кстати, почему бы нет? Если он обкошен, там можно даже некое подобие "работы" изобразить, если Колдунья решительно в поле не пустит. Впрочем, последнее время мы ей, кажется, фиолетовы: Старик себе живёт, планово стареет, а она обречена творить новые чудеса.
Леваду пересекали резкие вечерние тени. И через частокол теней, по науке построившись сменой, рулили сразу три девоньки с Эсперанс во главе: догуливали последние денёчки, через неделю их учиться припрягут. Среди них заметил Джульетту: в разгар репризы она слезла с лошади и повела её в поводу. Кто знает - и впрямь у неё полоса неудач попёрла? Недавно Колдунья твёрдо заявила, что не мне это всё расхлёбывать. Если подумать - и впрямь не мне, только ведь всё равно обидно.
Старик сегодня был серым, как цементная стенка, но, слава Богу, это была обычная сухая пыль, и бралась она самой обычной смёткой. В разгар чистки мне здорово прилетело хвостом: Господи, откуда столько репьёв, если конь гуляет только в леваде - неужели ставят пастись на верёвку? Безобразие пришлось разбирать вручную - потерял на этом минут пять, не меньше. Впрочем, они меня бы не спасли: на другой стороне воротины разливался не серый, а уже лиловый, как разведённая марганцовка, сумрак. Проклятье, мы были обречены на плац, где под ногами по этой жаре мог быть тот ещё железобетон. Делать нечего; попросив девонек включить прожектор, как совсем стемнеет, я нырнул в сумрак со Стариком в поводу.
В соседней леваде гоняли на свободе двухлетку; Старик немедленно сделал на него стойку, развернувшись, как компасная стрелка, но пустил меня в седло без обычных на плацу ритуалов. Зря я пенял на плац - грунт хоть как-то, но пружинил, появилась надежда на рысь. Ну, Старик и попытался рысить с первых метров, развернув на соседнюю леваду уши и довольно правдоподобно сверкая глазом. Я пресёк, загрузив задА, получил шаг с импульсом весьма приличным. В общем, будем "работать", тоже занятие. Затылок со своими меланомами он, конечно, не сдаст - ну и ладно. Для начала объехали леваду вдоль стенки. Похоже, я что-то пропустил: обычные неровности, знакомые до боли, заметно выровнялись, исчезла со своего места коварная известняковая булдыга, положение которой мы оба знали наизусть. Видимо, побывал здесь бульдозер: завёлся, похоже, в племхозе новый вменяемый бульдозерист, а это означало, что будущей зимой расчистят зимники, которых так не хватало. Ладно, едем дальше. У задней дальней стенки стояло маленькое препятствие (прыгали - на ком?) и стопка полосатых дорожных конусов: Старику конуса не понравились. Прочитав мораль, я воткнул его хоботом в конус: тот посмотрел, резко выдохнул и объявил, что они его здесь раздражают, и он, конечно, поработает, но в восторге не будет. Его сильнее занимало действо в соседней леваде: двухлетку поймали, покордили, потом даже немного пошагали без седла. Мелочь была сосредоточена на своих ощущениях и возила Эсперанс очень честно, зато Старик переживал за двоих - он даже споткнулся несколько раз на ровном месте, на плацу, ровным, как стол, и навалил кучу прямо на ходу, чего не делал уже давнo: ну, или впрямь работать решил. Раз обошлось без спецэффектов - перистальтика работает, и это тоже хорошо. И шаг был ровным - аритмия не лезла. Но это шаг - а что у нас на рыси произойдёт?
На рыси не вылезло ничего. Более того - неожиданно поразило, что Старик с первых метров на спину взял: тоже иллюзия работы, что ли? Правда, тут же пошёл разгоняться, благо нос на леваду с молодняком смотрел. Пошёл сокращать - удалось со скрипом, шея по-прежнему смотрела вперёд. Ну хочет он так - и ладно, сократился ведь. И ведь ровно бежит по этой фигне, да, выносит переда по разному, но башка не ныряет, плечо не проваливается. Скремнился - на работе, типа. И тут же, как истинный прокатский профессор, срезал угол! В следующий угол я его пропихал на неистребимых доселе прокатских рефлексах. И тут же ощутил, как он обиделся каждой клеточкой шкуры... Господи, в какие же игры мы на старости лет играем.
Сумрак сгустился, стал самый несносный - в серое пятнышко. Мелочь завели домой, Старик с тоской посмотрел вслед. И прожектор девульки нам так и не включили... Сквозь серые пятнышки проявилось странное серое пятно, летающее по подворью: девонька вывела на вечернюю прогулку Летучую, и та с экстазом разминала свои длиннющие лапы. Старик не сразу понял, что там бегает, но сперва решил уточнить, что там, а убегать, если что, потом. И честно выдержал паузу - а ведь и я не сразу понял, что там летает вдоль забора. Потом сладкая парочка вломилась к нам - девуля пошла разбирать препятствие, стойки которого были сделаны из покрышек, и запускала их на выход, как огромные обручи. Летучая, понятное дело, чесала вдогонку; Старик наблюдал за этой суетой в сумерках несколько высокомерно, не разворачивая ушей. Его сильнее раздражал всё тот же конус, в темноте изменивший цвет. В каком слое Стариковой памяти похожая штука лежит?
Свет нам включило Синее небо: на небо вышла шикарная луна, почти полная и пронзительно сверкающая - без единого пятна. Тени резко изменили направление, что-то проявилось, что-то исчезло, на плацу стал виден каждый камешек. Конус изменил цвет в третий раз, от него протянулась тень, узкая и бархатно-чёрная. Мы тут же скрутили вокруг него пару вольтов, но коня он по-прежнему чем-то раздражал, вольты получились кривыми. Скрутил по вольту в каждом углу манежа - всё ровненько, задаешь радиус, а конь его сам держит и гнётся, как надо. Нет, не всё чисто: при выходе на стенку скорость гасла почти до ноля, тоже старый трюк. Распихиваешь - по обычаю обижается. Держать постоянную скорость не хотелось ему здорово. Вот тут-то и работала шпора, только реквизит поганый эти рудиментарные капельки - особенно когда нога ниже пуза висит. Всё, теперь на конюшне изделия с колёсиками жить будут - по крайней мере, не надо будет пятку наружу выворачивать. Хотя - здесь бы и "лебедь" не помешал. Или те гардкоты под вестерн, что десять лет как в ларе без дела лежат? Проклятье, я снова умение шмотками заменяю?!
Вторую рысь мы отбегали очень прилично: я аккуратненько отзывал, стараясь не сгибать Старикову шею. Да, полезло одиночное щелканье из-под правой лопатки: так и не понимаю, в чём причина, она должна щёлкать при переходе из покоя к работе, не наоборот. И конь, замечу, не отдувался вовсе: в принципе, можно было сделать галоп, но я побоялся и грунта, и растренированности животины. Старик напомнил, что галопить надо - вложился, попытался подтащить, и был снова раздосадован, что я не поддержал его порыв: отшагивался нарочито расхлябанно, а в конце, по дороге к пандусу, отпрыгнул от куска полиэтилена, по которому час назад прошествовал на плац. Впрочем, он, как всегда, спешил домой; спешил, если честно, и я: с темнотой пришёл и холод, рубаха с длинным рукавом уже давно от не спасала... однако, осень! Старик с боевым кличем вступил в конюшню, прокрутился вокруг меня перед дверью денника и воткнулся в соседнюю решётку: несчастная кобыла, наша соседка, стояла - на моей памяти первый раз! Да и не такой она была несчастной: пусть рёбра и торчали, маклок вполне закрылся. Кобыла стояла, да, но три ноги из четырёх смотрели под разными углами: может, поэтому она казалась совсем невысокой? Старик, что успел было красиво изогнуть шею (хе, думал, сдулась она с годами), резко убавил пыл и, уткнувшись в решётку, несколько раз долго вздохнул и не проронил больше ни звука. Постояв так минуту-другую, он очень тихо вошёл в денник, а там уткнулся мне лобешником в плечо: видишь, человек, что твои собратья с нами делают? Впрочем, когда я решил поделиться с кобылой половиной последней морковки, возревновал тут же. Ничего, я ему планово оставил - как же иначе? А вот кобыла взяла морковь с ладони культурно, но очень равнодушно, без искры. Пробегая мимо, Колдунья посоветовала мне не стоять в проходе - мол, кобыла сельская, может и через человека пойти. Куда она пойдёт, с такими ногами? Если что, увернусь десять раз. Синее Небо, сможет ли она вообще бегать, как положено лошади? Колдунья, ну сотвори чудо, пожалуйста. У тебя столько раз удавалось.
...Обратно я шёл в полной гармонии с миром, но чувствовал себя здорово усталым - а Старик, замечу, под вальтрапом был сухим абсолютно! И ещё здорово хотелось спать - а дома предстояло ещё собирать рюкзак. С ноля. И пережить бесконечно длинный день... Зачем мне это нужно, я не понимал - как всегда. И, как всегда, не пытался понять.
