Период "то свекла заколосилась, то куры понеслись", кажется, остался позади.
С февраля, поочерёдно, то морозище, то голодёдище, то грязища по уши, то внезапно жара и кони в мамонтовой шерсти...
Так что два месяца выпали из тренировочного процесса напрочь. Вот только-только опять начали.
Изначально задача ставилась "хотя бы приблизительно совпасть по уровню умений с Гогошем".
Но Гогош зимой на пол-шага разминулся с инфарктом - и теперь в статусе газнокосилки, как минимум, надолго.
Остался у меня основным конём Ронечка.
Ронечка возмущался, твердил, что он - для любви, и вообще у него сезонное обострение артроза. Про обострение все в курсе, это огорчает, но не останавливает, и, вообще, движение - жизнь.
Возмущённый Ронечка после тренировки сожрал всю выданную поощрительную морковь, после чего открыл денник (не спрашивайте!) и утёк на свободу. Свобода размещалась тут же рядышком, в сеннике. В котором беглец был отловлен Анькой и водворён в леваду.
Прямо в халате и в тапках.
В смысле - в попонке и в ватниках.
И вот, часа через два решила я, что надо уже коня раздеть. Иначе его разденет Линдон. И я потом клочков той одежды не соберу.
Прихожу в леваду - а там возлежат.
В халате и в тапках.
Так-то у нас внезапно холодно, прямо прилично холодно - но днём на солнышке часа три было почти тепло.
Возлежат, значит.
И сообщают мне всем своим лицом, что они пахали (ага, 60 минут в режиме трёх аллюров), они устали, у них - заслуженный отдых. А не вот это всё.
И вставать они не намерены, потомучто.
А ватники жалко, ватники новые, а земля пока не вся просохла, да и левады после зимы от навоза ещё не чищены...
Попона-то ладно, она уже и Крым, и Рим прошла, а ватники - жалко.
И дальше приходится укладывать лошадку на бок - чтобы ножки-то разогнулись - и ватники эти с лошадки стаскивать. А липучки на ватниках хорошие, крепкие, пока расстегнёшь...
В общем, я тапки с лошадки снимаю, а лошадка лежит на боку и моргает эдак барственно - мол, давай уже быстрей, отдыху мешаешь, процесс нарушаешь...
Временами я думаю, что лошадка мой - любимый, прекрасный - таки охренел. Полностью и окончательно.
Нет, я, конечно, могла бы его поднять. Но лежащий лошадка - это же такое мимими.
А потом оно - вот так.
И ты тихо ржёшь, представляя, как эта ситуация выглядит со стороны. И думаешь, что лошадко охренел.
А лошадко делает фыр-фыр. А потом носом и губой - шур-шур. И языком - лизь.
И ты думаешь - да и ладно, что охренело. Мимими же ж!
Так и живём.