Черновики.

Второй вариант лучше, можно сказать, ближе к жизни. Видна просто девочка, не очень уверенно справляющаяся с самыми обычными для ее ситуации проблемами, нет гипертрофированных "ужасов".
Селедка написал(а):
... чистила его. Должна сказать, довольно нагло. Чтобы дотянутся до спины, прыгала возле него и махала щеткой.
Как можно нагло чистить? Наглость - это всегда ущемление чьих-либо интересов. А здесь речь идет о чистке, которая полезна, к тому же конь не спал - в противном случае еще можно было бы говорить, что ему мешали.
Селедка написал(а):
Кидаю уздечку на пол, повод наброшен на шею, а сама кладу на широченную спину грязное одеялко, а сверху седло. Стала затягивать подпруги.
Не очень хорошо, что в предыдущем предложении повествование велось в прошедшем времени, здесь в настоящем, потом снова в прошедшем. Как-то все скачет из прошлого в настоящее и обратно.
Повествование в настоящему времени оживляет действие, а тут идет перечисление всего того, что героиня делает с лошадью - и почему-то понадобилось выделить именно процедуру наложения седла и бросания уздечки на пол, как будто это важнее, чем попытки задобрить коня - а не факт, не факт, что это верно. Как раз танцы с сахаром показывают отношения девочки с лошадью, а не седло.
Селедка написал(а):
Я отскочила к стенке и стояла, боясь, что он возьмет сейчас, и кинется.
Возьмет сахар и кинется? Или "каак" кинется? Во втором случае "сейчас" над поставить перед первым глаголом.
В любом случае запятая не нужна.
Селедка написал(а):
- Пошли…- я тянула повод изо всех сил, смотря прямо в большие серьезные ,
... глаза?
Селедка написал(а):
... Иди уже - полный негодования голос Саши, изо всех сил пытавшейся удержать Резвую, которая, в свою очередь, делала все, чтобы только подойти к Подарку и цапнуть его за круп.
Голос - что?
Селедка написал(а):
Хотя тогда они были чуть поновее...
Избыточность определения.
Либо "поновее", либо "чуть новее, чем...".
Селедка написал(а):
О вредности Подарка ходили легенды. Идти вперед он не хотел, Вика прижимала шенкель, пинала пятками круглые бока, а конь только пятился назад.
Может, "я"?
 
Спасибо.
Это я просто не заново текст писала, а кусочки копировала, вот и пропустила "Вика".
Косяки исправлю чуть позже. Но я рада, что их меньше, и получилось более жизненно.
 
и почему-то понадобилось выделить именно процедуру наложения седла и бросания уздечки на пол, как будто это важнее, чем попытки задобрить коня - а не факт, не факт, что это верно. Как раз танцы с сахаром показывают отношения девочки с лошадью, а не седло.
Важнее. На данном этапе. Девочка пытается нацепить седло раньше уздечки. Да и отношения с седом у нее тоже непростые. :lol:
 
Я осторожно стукнула коня ногой, будто боясь, что он, раньше не обращал внимания на пинки и дерганья ручками,а теперь возьмет и понесется. Но совершенно ничего не произошло.
-Еще пни. Вот как ты долбила его сейчас, только внешней ногой, - сказала Ромашка, поправляя свою вечную зеленую шапку с цветочками.

Я хорошенько замахнулась, и кааак пну коня. Тот, явно не ожидав такой наглости, скакнул вперед и опять остановился. Ромашка отскочила, а я каким-то чудом осталась в седле.
-Ничего…Двигай его,- успокоила ее Ромашка, и повернувшись к другим девчонкам, крикнула:
-Алина, повод не тяни, свечить будет.
-Можно хлыстик? – робко попросила я. Ромашка наклонилась, взяла хлыстик, спрятав его за спиной осторожно подошла к Подарку и отдала хлыстик мне. Подарок тут же зашагал вперед, бодренько так. Палочка творит чудеса, сколько раз это доказано на практике.
Ромашка отошла и присела на бревнышко, которое служило лавочкой и препятствием.
Подарок шагал, развлекая себя игрой с собственным языком, то высовывал его чуть-чуть, то вываливал набок и начинал им болтать. Вяло переставляя короткие ноги, следом шла Зима, грустно опустив голову. Наверное, она вспоминала Зажигалку, маленькую и игривую. Я плохо помнила саму маленькую рыжую бестию, только то, как она робко брала хлеб с человеческой ладони и тут же пряталась за маму. А еще помнит тот день, когда малышки не стало. Как ей говорили, ее продали. Я не могла себе представить, как же она будет жить без мамы, такая маленькая в какой-то далекой деревне в табуне с чужими и непременно злыми лошадьми. А еще я помню до сих пор, словно было вчера, как, крича и с надеждой глядя на дверь, металась по деннику Зима. Я не смогла забыть страха и отчаяния в лошадиных глазах. Лошадь смотрела даже на меня с надеждой, и понимая, что я все ровно ничем не помогу, взгляд ее становился пустым, Зима отворачивалась к стенке и плакала невидимыми лошадиными слезами.

А тем временем Аня сказала нам, чтоб мы ехали рысью. Шенкелем выслать, конечно не получилось. И опыта не было, да и Подарок не очень подходящий конь.
И я так робко его хлыстиком выслать пыталась. Можно сказать, им погладила. Опять ничего не произошло. Я стукнула его чуть посильнее. Никакого эффекта. Ударила еще сильнее. И тут, Подарок, визжа, как динозавр подкинул задние ноги. Я взлетела над седлом, но приземлилась обратно. А Подарок шагал, как будто ничего и не произошло.
Я думала, что если он сейчас же не будет рысить, я разревусь прямо на поле.
И тут я что было силы пнула его. Он прибавил шаг. Пнула еще несколько раз. И тут долгожданная рысь.
Господи, как же коряво я тогда ездила. Заваливалась вперед, плюхалась и болтала всем, чем только могла болтать. Смотрела на других. И ничем они не были лучше.
Саша с важным видом ехала на стременах разной длины. Алина сосредоточено хмурила брови и изо всех сил старалась нормально сидеть, правда Амбиция разогналась и всадницу довольно забавно кидало в седле. Диана тоже старалась быть не хуже других, она тогда еще толстенькая была, смешная такая, на своей Зиме болталась.
Аня злилась на нас, что мы долго не могли встать в смену. Я каким-то образом за Резвой пристроилась, а Зима сама встала за Амбицией. Только вот незадача- ездили мы в разные стороны.
-Резвую за Зимой ставьте, - крикнула Аня.
-Неееет, можно мне за Подарком, - взмолилась Алина. Не завидую. Амбиция не лошадь, а швейная машинка, особенно, когда разгонится хорошенько.
-Пнет, полетишь далеко. Так что Резвая встает за Зимой. Не обсуждается, – отрезала Аня.
Теперь Подарок сам бежал, и управлять им не надо было. Вообще я не очень любила ездить в смене. Хотя и сейчас не люблю. Но с Подарком тогда бы я по-другому не справилась. Легкий, но холодный ветерок в лицо. Лошадки одна за другой в привычном темпе ступали по протоптанной дорожке между сугробами. Хрустел снег под ногами, поскрипывали старенькие потертые седла, иногда кто-то из лошадок всхрапывал. И эти звуки сливались в одну живую сказочную мелодию.
Тогда мне уже не казались все лошади добрыми и волшебными. Я многих наших лошадей боялась, конечно же, зря. Просто потому, что толком ездить еще не умела. А сейчас лошадь – просто часть жизни. И без нее уже никуда.
Галина выводила на поле Нарцисса. Дикий и дурной, но все ровно кем-то любимый. И даже не за то, что привез столько «мастеров». А за упрямый и непокорный нрав, за дикость и невероятную красоту, за мощь, блеск гладкой черной шерсти и слишком умные, даже для лошади глаза. Жаль, что побыл он у нас недолго. Но зато какой результат… У меня теперь есть мой мальчик.
Галина села в седло. Я тогда смотрела на нее с восхищением. Кажется, чего такого, а ведь я и того сделать не могла.
Нарцисс двигался шикарной рысью. И мне казалось, что он совсем не дурной , несмотря на то, что Аня категорически отказывалась на нем ездить.
А мое сердце замирало каждый раз, когда он величественно проносился мимо смены, насмешливо кося глазом.
А мы ездили по кругу. Скучно и монотонно. Под всем надоевшие фразы «Пятку вниз!», « Плечи расправь!», «Руками не болтай!»,» Прижми колено», « Не под ту ногу облаегаешься»… И все ровно мы горбились, болтали руками- ногами и задирали непослушные пятки.
Стали шагать. Аня похвалила Диану, сказав, что это было более менее прилично, а Сашу обозвала осьминогом в седле.
Я пожаловалась ей на то, что Подарок вообще злобный и противный конь. Она мне рассказала, что его из деревни привезли четыре года назад, вместе с Зимой. И сказала, что они беспородные, а не русский тяжеловоз и орловская рысачка. У Ани в то время сестра еще здесь работала, а она сама приходила сюда и каталась шагом в поводу потому, что ее даже в детскую группу не брали.
-Так вот, я когда пришла заниматься, Зиму уже под новичков давали, она такая же полусонная была. А вот Подарка тогда только в телегу запрягали, а верхом не садились. Он просто мастерски высаживал. Ну и кусался, зараза. Так к Подарку в денник не совались без огромной доски, - Вика руками показала внушительные размеры «оружия»:
-Да ты его сейчас то не бойся. Он уже год, как в детской группе бегает.
-После Озорницы на нем страшновато ездить…- призналась я.
-Озорница у нас тоже иногда такое может устроить. Ты знаешь, что она со свечек переворачивается?
-Не напугала, - я показала Ромашке язык. В ответ она скорчила не то смешную, не то страшную рожу, которая получилась страшно смешной.
-Амбиция, когда окрысится, так же глаза выпучивает, - сквозь смех выдавила я.
-Ой, сколько вы уже шагаете. Вернись в смену и рысью едте, - сказала Ромашка, когда ей удалось просмеяться. .
Я отъехала от Ромашки и встала в смену в опасной близости от Резвой. Как я ни стралась набрать дистанцию, Подарок не слушался, даже когда я всем своим весом повисла на поводьях. Еще раз убедилась в его ненормальности.
Все поехали рысью. А Подарок шагал, хотя я ожидала, что он сейчас понесется. Я поняла, что если сейчас же всех не догоню, то так и буду неудачником.


Сжала его шенкелями, но он не отреагировал. Пнула его от всей души, он хрюкнул и побежал, точнее было бы сказать – полетел. Вместо привычной для меня рыси он понесся галопом. Непривычное движение меня напугало. Я летела, мертвой хваткой вцепившись в седло, уставившись в гриву. Все с дикой скоростью пролетало мимо меня. И казалось размытыми пятнами. Надеялась, что догнав смену, Подарок пойдет рысью, но… Резкое движение влево, в стороне промелькнул круп бок Резвой, а Подарок нес меня по глубокому сугробу.
-Остановите меня!- заорала я. Сейчас конечно кажется глупым и смешным, но тогда было страшно, так страшно…
-Отцепись от седла и сама останови!- выкрикнула Ромашка.
Это привело меня в чувства. Я с трудом оторвала руки от седла и вцепилась в повод.
Мне казалось, что мы летим слишком быстро. Хотя, как может лететь эдакая тумбочка вроде Подарка, да еще по сугробу, где этой самой тумбочке по пузо…
Я набирала повод все короче и короче. Подарок мотал головой, сопротивляясь, и мне казалось, что вот – вот я за поводом улечу вниз. Но я все ровно настаивала на своем, думая, что Подарок рано или поздно остановится. Он то остановился, а я , не ожидая резкого торможения, продолжила полет отдельно и благополучно завершила его в нежных объятиях сугроба. Так нелепо закончился мой первый галоп.
-Жива?, - звонко смеясь, спросила уже успевшая поймать подарка Ромашка.
-Угу, - ответила я, отплевываясь от снега.
-Ты в следующий раз повод из рук не выпускай, когда падать будешь, - теперь Ромашка пыталась сделать хоть чуточку серьезный вид:
-С тебя что-нибудь вкусненькое. Ты в среду придешь?


2. О красивых лошадях.
-Ты садись в седло. А то потом вообще бояться будешь, - сказала Ромашка. Возражения не принимались.
С трудом я вскарабкалась в седло. И совсем не страшно. Толи я не успела понять, что упала, толи просто падение оказалось больше смешным, чем страшным. Пристроилась за девочками в смену. Рысили дальше. Приятный ветерок в лицо уже не впечатлял. Я все смотрела, как Галина работала Нарцисса. И он казался мне идеальным. Я в общем, то ничего о спорте не знала, и такие слова, как «большой приз» ни о чем мне не говорили. Просто не находила слов. И нет такого писателя, который сможет подобрать слова, и художника такого нет, который может подобрать все тона иссиня- черной шерсти и эти невероятные упругие и гордые движения. Казалось бы, он сам делал все, и всадник просто сидит сверху.
Я всегда мечтала работать вот с таким вот красавцем. Прямо сейчас. И совсем не понимала, почему же учатся ездить на таких вот больных на голову Подарках.

Я бодро и весело шагала в направлении конюшни. Всегда с нетерпением ждала тренировок. Понедельник и среда были для меня просто священными днями. Я почти бежала по тропинке, раздвигая руками надоедливые ветви деревьев. По пути мне повстречалась Алинка. Задумчивая, как всегда, и даже немножко грустная. Шла она без шапки, а ее длинные густые и невероятно кудрявые волосы болтались в беспорядке. Мне поведали историю о потерянной шапке и о маме, которая будет ругаться.
Мы пролезли в дырку в заборе, еще больше ускорили шаг, приближаясь к длинному кирпичному зданию конюшни.
Внутри пахло лошадьми, сеном и опилками. Именно этот запах я любила больше всего, а не какой ни будь банальный запах мандаринов и елки.
Заходим в раздевалку. Тут годами ничего не меняется. Всеми горячее любимый скрипучий диван, из которого кое-где торчат пружинки и трехногий стол – инвалид, вместо четвертой ноги опирающийся на гвоздь, вбитый в стену – эти две персоны стали неотъемлемой частью раздевалки. Как и разномастная одежда, болтающаяся на гвоздиках в побеленной стене, и грязные сапоги в углу, да одинокий полосатый носок. А еще неизвестно, откуда взявшийся запах малинового варенья и неразборчивое бормотание радио.
 
Быстро переоделись. Во-первых, хотелось побыстрее посмотреть на Озорницу, вдруг она уже родила. А во-вторых, просто холодно. Не успели мы выйти, как в дверях возникла Галина.
-Здрасьте, - почти синхронно пробубнили мы.
-Здравствуйте. Быстро вы. Пойдемте лошадь седлать, - она увлекла нас за собой. Выходя из конюшни, я обернулась, чтобы посмотреть на Озорницу, но толком ничего и не разглядела.
В конюшне напротив стояли незнакомые мне лошади. На них иногда ездили конюха, а иногда начальник носился в полях на огромном рыжем зверюге. В основном гнедые, неприметные, они казались мне все одинаковыми. Что одна, что другая - все на одно лицо.
Галина отворила тяжелую дверь одного из денников и вывела на развязку лошадь.
Я раньше никогда таких не видела. Разве что на картинках.
Невероятная лошадь, некрупная, необычайно тонкая. Но вместе с тем, не худая. Живые глаза, невообразимая гнедая масть, отливающая золотом и блестящая даже в полумраке конюшни.
-Кто это? – спросила я, не переставая глазеть на лошадь.
-Стаська, - небрежно ответила Галина, и тут же добавила:
-Стратосфера. Вы на ней сегодня будете ездить.
- А как она себя ведет?- поинтересовалась я.
-Терпимо, -отозвалась Галина.
Когда мы ее чистили, мне казалось, что я прикасаюсь к чему –то такому… К чему-то волшебно – нереальному. Поседлали. Галина сама взяла ее и вывела на поле.
-Кто первый?
Первой вызвалась ездить я. Села на лошадь, а Галина отпустила ее. И та уперлась в повод, и начала шагать. Моя мечта об езде на красивой лошади сбылась. Красота красотой, а сверху сидеть было просто страшно.
Стася категорически отказывалась слушать меня, нарезала круги галопом, при этом умудряясь прыгать во все стороны. Меня здорово подкидывало в седле. Подарок там и близко не стоял. Я натягивала повод со всей силы, и казалось, что он вот-вот лопнет. А после серии очередных беспорядочных прыжков я и вовсе переставала понимать, где у лошади голова, а где – хвост.
-Сиди, - единственный выкрик тренера, причем абсолютно бесполезный. Я и сама понимала, что слетев в лучшем случае себе что-нибудь сломаю.
-Вика, подъезжай меняться, - прозвучал голос Галины. Впервые в жизни я была рада этим словам.
А подъехать- задача невыполнимая, особенно при условии, что мир вокруг прыгает, вертится и сходит с ума.
Пухлая рука Галины схватила Стасю за повод. Та еще дернулась вперед, привстала на задние ноги, но спорить с женщиной не решилась. Я слетела на землю в ту же секунду- так хотелось оказаться на СВОИХ двух ногах… Мир наконец-то перестал биться в истерике, зато мои собственные ноги так тряслись. Две мои родные и любимые.
-Совсем уже обалдела, - проворчалаГалина, уже построже набирая повод, и прихватывая кусок гривы:
-Дайте-ка мне хлыстик.
Я подняла с земли довольно таки хиленький прутик.
-И что это? Вон там вот возьми, - Галина указала рукой на внушительную палочку, припорошенную снежком. Я подняла ее, махнула снег рукой и подала тренеру.
Она тут же запрыгнула в седло.
Мы остались не поле. Очень уж интересно было узнать, как же можно на ней ездить.
Стратосфера опять неслась, открыв рот и брызгая на грудь белой пеной. Вытянувшись струной, лошадь встала на задние ноги. Галина замахнулась хлыстом и огрела лошадь по потному плечу. Та кинулась вперед, Галина сильно натянула повод. Лошадь задрала голову, остановилась и даже немного попятилась. Галина сильно выслала ее вперед и та побежала рысью, нервничала, но ничего такого уже не делала. Проехав три круга она остановилась возле нас, спрыгнула, сунула мне в руки повод и небрежно бросила:
-В руках пару кругов шагайте, потом заведете.
Мы встали с двух сторон от лошади, так и ходили по полю в молчании, забираясь в глубокие сугробы.
-Привет, - к нам подошла Ромашка. Стратосфера шарахнулась и снесла меня, но Аня успела схватить ее за повод, и та отскочила назад, будто наткнулась на невидимую стену.
- Че вы тут с ней делаете? – спросила Ромашка, удивленно глядя на нас.
- Ездили. Точнее Вика ездила. А потом Галина Егоровна села.
-Не упала? – удивление в голосе сменилось неподдельным беспокойством.
-Неа, - я мотнула головой.
-Вам ее Галя дала?
-Ну да, - ответила я.
-Мда… Совсем крыша поехала в последнее время, - протянула Ромашка.
- А что случилось?- поинтересовалась я.
-Не важно, - отмахнулась Аня, и ту же вспомнила:
-Ты что-нибудь вкусненького то принесла?
-Принесла. Печеньки, - ответила я.
-Вика, я тебя люблю, - Ромашка шутливо обняла меня.
Мы отшагали Стратосферу, завели ее в денник и быстрее побежали уничтожать печеньки, прежде заглянув к Озорнице.
Она была уже не одна. Мы открыли дверь денника, Озорница прижала уши, даже не потому, что злилась, больше по привычке. Под ней стояло маленькое хрупкое создание на четырех непропорционально длинных ножках. Жеребенок казался плюшевой игрушкой. Переставляя миниатюрные копытца, он робко подошел ко мне, серьезно посмотрел на нас черными глазками – бусинками, заинтересованно поднял пушистые ушки, потянулся к моим рукам крошечным велюровым носиком. Я попыталась хоть кончиками пальцев дотронуться до пушистой угольно – черной шерсти. Бархатные губы с детской нежностью коснулись моей руки… И цап за палец. Я инстинктивно отдернула руку, Жеребенок мотнул головой и отскочил. Обиженно глядел из-под маминого живота, палец оказался невкусным и вообще страшным. Озорница смотрела на девочек, выдыхая из огромных ноздрей призрачно – белый пар. Я зашла в денник, прикоснулась к жесткой пепельно – белой гриве, провела ладонью по тонкой шее. Ее грубая мохнатая шерсть совсем не похожа на шерсть ее ребенка, который ничего еще о жизни не знает. Озорницу же эта жизнь хорошенько потрепала, сделав грубой шерсть. Но это мелочи. Жизнь сделала грубой и необъяснимо хрупкую лошадиную душу. Она тоже когда-то была жеребенком, я даже представить себе не могу. А еще она когда-то была статной серой красавицей, я видела на старых фото. Она так не похожа на нынешнюю себя. Она по –своему понимает людей, глядя из угла единственным глазом, по – своему принимает жизнь.
С трудом вышла я из денника и пошла есть печеньки, пока Алина с Аней не уничтожили все. К тому же, я замерзла. Они как раз вскипятили воду в кастрюльке , и разливали ее по стаканам чай. Аня каким-то чудом донесла их до стола. Мы сидели и ждали, пока чай остынет, не притрагиваясь к печенью, ведь если оно кончится, то какой смысл будет пить чай? А пока стаканы невозможно было держать в руках.
-Понравился жеребенок? – начала разговор Ромашка.
-Конечно, такой не может не понравиться, - ответила я.
-Еще бы. Таким жеребцом вырасти должен… Ты знаешь ведь, от кого он?
-Неа, - я мотнула головой, и вправду не знала.
-От Нарцисса он. Его когда привезли, всех кобыл без разбору им крыть начали. А толку то...Только один жеребенок получился. Его сейчас увозить обратно в Москву должны, а там не знаю, куда.
- А почему его сразу не увезли?
- По документам то от него много жеребят, а по факту один единственный. А сейчас им надо зачем-то его обратно везти.
-Жалко расставаться?
- Мне нет. Это Галине на нем попу катать нравится, делает она, что хочет. А по мне так дебил – дебилом. Я на нем прыгать пыталась. Ужас просто. « Не бей коня, не тяни коня, не дергай коня.» Учитывая то, что он швыряется на всех, кто на поле есть. На него теперь только молиться можно, а верхом управлять силой мысли.
- Как жеребенка назвали? – спросила я, перебивая Аню, та могла ругаться вы еще долго.
-Пока никак вообще.
Тем временем чай остыл. Мы принялись за печенье. Сладость во рту, чай, разливающийся теплом по всему телу… Что еще нужно после тяжелой тренировки?
Я скажу, что. Чтобы никто не трогал. А у нас как раз в раздевалку зашла Галина Егоровна…
-Собирайтесь. Марины с Настей не будет, а уже 4 часа. Алина берет Резвую, Аня как всегда, а Вика…_ она на секунды задумалась:
-Вика берет Подарка.
НУ ЗА ЧТО???
Мы лениво поднялись и потащились в конюшню.
На сей раз Подарок сильно не вредничал, пару раз для проверки щелкнул зубами возле моей руки. Мне даже пугаться было лень, поэтому конь оставил это бесполезное занятие. Поймала его за челку, резко пихнула трензель в рот, и пока конь был в шоке, уздечка была надета окончательно и бесповоротно. Но было ведь еще седло. Тут можно дуться, крутиться, кусаться, махать ногами. Но тут мне на помощь пришла Ромашка. Толкнула коня коленом в живот, и пока он «сдулся», затянула подпруги. Я сняла повод, подождала, пока Аня выведет Амбицию и пошла за ней, сзади шла Алина с Резвой. И опять эта нехорошая гадость укусила Подарка за круп. Расстояние до выхода из конюшни мы преодолели за два прыжка, и тут же был еще один прыжок – в дверь.
Каким-то чудом остановила. Забралась в седло и начала шагать, вместе с девочками. Подарок спокойно шел за Амбицией, а мне все казалось, что он сейчас либо увезет меня, либо выдаст еще какую-нибудь гадость.
-Рысью, - скомандовала Галина Егоровна.
Я мертвой хваткой вцепилась в повод, так, что он впивался мне в руку, а колени мои будто приросли к седлу. Лишь бы Подарок не сделал чего-нибудь такого. А он ведь сделал. Выставил плечо, и пошел себе в сторону конюшни. Я тянула за повод, сильно, очень сильно. Но он продолжал идти боком, с выгнутой шеей.
- Шенкелем его. Как будто ты с земли его рукой в бок толкаешь. Он ведь отойдет, правда?- Аня повернулась ко мне.
И тут я решительно замахнулась и дала коню пинка. Видимо, так решительно, что он не захотел спорить со мной и вернулся в смену, и безропотно бежал за Амбицией.
Долгожданная команда «Шагом». Так устали ноги… А ведь еще вторая рысь. Только вот…
Слово «Галоп» звучало как приговор… Хотя Алине повезло меньше. Резвая как таковым галопом не ходит. Вместо этого у нее неописуемый, абсолютно непригодный для сидения сверху аллюр, когда все ноги несутся отдельно. Но Алина молодец, даже когда от гривы Резвой не осталось ничего, и держаться стало не за что, она умудрилась не свалиться.
Но это я обнаружило позже. Меня саму в седле не то, чтобы болтало и колбасило, я вообще большую часть галопа летела над седлом. На каждый темп меня швыряло вперед, я какое-то время летела, приземлялась, и меня опять выкидывало. Подарком я конечно же, не управляла, повод у меня оказался слишком длинным. Галоп кончился. Отшагиваемся и ползем домой, именно ползем. Расседлываем коней, переодеваемся и отправляемся по домам.
Мне как всегда приходится ехать одной. Полупустой автобус неторопливо катится с горки, когда я отдаю деньги кондуктору и беру билетик. Счастливый билетик. Интересно, что будет? У меня сейчас же перестанут болеть ноги, которыми я так отчаянно цеплялась за Подарка, когда мы изображали галоп? Хотя, это пожалуй лучше, чем ездить на красавице- Стаське, рискуя расшибить себе голову, так ничему и не научившись.
Не люблю диких лошадей, которые не слушают, точнее не слышат. Не люблю просто потому, что боюсь своего бессилия. Тот же Подарок… Он ведь прекрасно понимает, что от него хотят, но вместе с тем знает, на кого можно наплевать.
Интересно, каким вырастет жеребенок? Я не могла представить, что через два года кто-то сядет на него, кто-то на нем поедет.
 
Мне нравится, жду продолжения.

А почему нельзя сказать "утАщенный"? Приставка у, суффикс енн. Ведь можно сказать "притащенный". А в этом случае просто заменить приставку.
 
Причастия образуются вовсе не путем замены приставок, а путем образования причастной формы от глагола. "Утащить" и "притащить" - разные слова. От первого страдательная причастная форма отсутствует.
Не от всех слов, принадлежащих к одной и той же части речи, можно образовать одну и ту же форму.
Кстати, и "притащенный", строго говоря, тоже отсутствует в нормативной речи - это просторечие.
 
3. О летнем деньке.
Из дневника Вики Ивановой. 20 июня 90 года.
В конюшне была приятная прохлада и много народу. Новые девчонки пришли в учебную группу. Сейчас их много, даже слишком, а настанет зима, и останется от силы человек пять, тех, кто действительно болен лошадьми.
- Разойдись, танки идут!- над толпой огромной горою возвышается Подарок, которого ведет едва заметная Ромашка, пожалуй, я бы ее и не разглядела, не кричи она как бабулька с базара.
-Ты куда? – спрашиваю я.
- За водой, - отвечает Аня.
-Как за водой, у нас же кран за конюшней, зачем тебе Подарок?
-Кран то есть, воды в нем нет. У нас же трубу прорвало, все сделать не могут.
-Когда прорвало, вчера чтоли?
-Да не просто вчера, а когда мы детей с тренировки встречали. И как раз в такой момент, когда дети мимо проезжали. Никогда не думала, что эта туша может так высоко подскочить, - Вика головой указала на Подарка:
-Да и остальные то же самое сделали. Еще толпой такой ехали. Кони в шоке, бросились врассыпную. Дети естественно попадали.
- Весело у вас тут было.
-Да ч е весело, мы этих дурынд перепуганных потом в поле ловили. У нас вот Марина вообще их с поленом гоняла. Это нужно было видеть, - Ромашка согнулась пополам в приступе смеха.
Я помогла ей запрячь Подарка, и что-то сама решила поехать с ней, только не на телеге, а верхом на Зорьке.
-Подожди, я Озорницу поседлаю, я развернулась и собралась идти в конюшню.
-Эммм… Как бы тебе сообщить эту радостную новость… Ее вчера дети заподпружили, - Вика виновато улыбнулась.
- Че? – я была в шоке. Ее хребтина, и высокая, как Эверест холка меня ничуть не вдохновляли на подвиги без седла. Но работать то все ровно ее надо. Да и аллюры у нее малопригодны для езды… Но делать все ровно нечего, на телеге скучно, Зиму или Востока не возьмешь, они под детей идут. Да и Озорнице доброе дело сделаю, попасу ее, когда упаду, в чем я ничуть не сомневалась. Но ничего, иногда полезно.
Смахнула рукой опилки со спины, надела уздечку и вывела из денника. Сзади атаковал вороной кошмар. В исполнении жеребенка такие проявления радости выглядят мило, но они ведь растут…
-Нельзя! – мой окрик не поимел никакого действия, Оникс прыгнул не меня во второй раз.
- Ах ты маленькая гадость, - я несильно укусила жеребенка за ухо. Новенькие девочки заливаются звонким смехом. Зато Оникс понял, что я не намерена с ним играть.
Я вывела Озорницу, поставила к ограде левады и с помощью нее залезла на лошадь. Господи, какая же неудобная спина.
Я подъехала к телеге, которая уже двигалась в сторону поля.
- А почему туда? Там же за магазином колонка есть, ближе, - недоуменно спрашиваю я.
- Там дорогу переходить надо, - отозвалась Аня.
Бескрайнее, дико позеленевшее поле под нежно голубым покрывалом небосвода сводили с ума как безбашенного жеребенка, так и меня, даже Озорница словно помолодела лет на 10, а то и на все 20. Приплясывала и грызла трензель, готовая броситься вперед. Я бы и сама была не против пролететь карьером по сырому от росы ковру травы до самого горизонта. А там остановиться и вдыхая дурманящий аромат полевых трав, чувствовать, как в унисон бьются два сердца- твое и лошадиное, закрыть глаза, и перестать понимать, кто же из вас шумно выдыхает вмиг ставший горячим воздух.
Ладно, думаю. Чуть –чуть сокращенной рысью проедусь, и все. Слегка ослабляю натяжение повода.
- Только не носись, ладно, - шепчу в повернутое ко мне мохнатое ухо.
Рядом, самозабвенно брыкаясь пронесся Оникс, и вот мы уже движемся прибавленной рысью. Плюхаться по костлявой спине – сомнительное удовольствие, да и попросту страшно. Хватаюсь обеими руками за гриву, повод провисает, а Озорница мчится еще быстрее. Вспомнила, что она оказывается рысак, на мою беду. Пальцы путаются в гриве, мысли путаются в голове, перестает так швырять. Ничегосебегалоп!!! Отцепиться и останавливать. Ни за что!
Позади, громыхая телегой несется Подарок. Ой, плохо дело.
Я посвистела, и Озорница опять перешла на резвую рысь.
-Тихо, - я отрываю одну руку от гривы и оглаживаю лошадь по шее.
Озорница перешла в шаг, и шла, шумно дыша, рядом прыгал Оникс. Пока маленький, пусть прыгает. Потом никто его так не выпустит, жеребца…
Справа подлетела телега. Я даже ничего подумать не успела, как оказалась лежащей в высокой траве у лошадиных ног. Озорница опять напугалась, и выпрыгнула из под меня. Она всегда пугается того, что не видит.
Стоит и смотрит на меня, словно хочет сказать « Ну ты извини, я не хотела тебя ронять, я просто напугалась».
- Зорь, я не обижаюсь, -я встала, потирая ушибленную руку. Масштабы синяка впечатляют. Но не будем о грустном.
- Вика, ты совсем больная чтоли? – обижается Ромашка, сидит на телеге, надувшись, как сова.
- Да ладно, извини.
- Че извини то? Я из-за тебя чуть не поседела!- Ромашка картинно отвернулась.
-Ну ты же меня извинишь?
- За шоколадку, - ух, вымогательница! Сидит и довольно улыбается, добавляя:
- Горькую с миндалем.
До колонки мы шли в поводу, Озорница то и дело наклонялась, чтобы урвать пучок травы. Я помогла Ане налить воду во фляги, а она помогла залезть мне на лошадь. И мы лениво поползли домой. Доехав до конюшни, я чувствовала себя расплавленным кусочком воска, растекшимся по лошадиной спине. Лениво сползла вниз. Пошла заводить Озорницу в денник. Дети как всегда умилялись. Хотя… Оникс казался им милым и плюшевым ровно до того момента, как он на радостях прыгнул грудью на какую-то веснушчатую рыжую круглолицую девчонку. Разбежались быстро.
Мы остаемся втроем. Я стою рядом с Озорницей и сгоняю мух с потной спины.
Не знаю, что уж такое в ней есть. Но теперь я не могу представить себе и дня без этой лошади. Какой же смысл, сидя на опилках у лошадиных ног рассказывать о своей жизни, о посторонних проблемах. И она с интересом склонив голову, слушает, заглядывает мне прямо в глаза, время от времени нюхает колени, пытаясь узнать, чем же может пахнуть школа, и мама, и разгадать, чем пахнет тот беспорядок, за который она меня ругает. Странно, в своей жизни она видела только денник, леваду, да конкурное поле. Ей должно быть интересно…
Мне столько рассказывали о доверии лошади к человеку… Что лошади подпускают к себе, когда лежат, только тех, кого они не боятся. Я хочу когда-нибудь зайти к ней в денник, и рассказывать ей обо всем, что меня волнует, сидя.
Я видела, как она лежит всего один раз, когда пришла рано – рано утром. Пыталась зайти. Только дотронулась руками до щеколды, Зоря тут же вскочила…
Когда-нибудь, может быть она будет любить меня не меньше, чем я ее.
Хотя сейчас главное поладить с Григорием Петровичем… Со следующей недели буду заниматься спортом.

4. Спорт и Черт Усатый.
- А как же вы тогда тренером работаете, если Вас никто не учил?
- Меня только сначала не учили. В спортгруппе пришлось пахать за троих. Тренер у нас был… Не знаю даже, как терпели. Орал так, шамберьером дрался. Но учил…

Из дневника Вики. 24 июня 90 года.
Ну и денек. Насилу доползла до дома. Ноги не просто болят. Они кажутся не моими.
Петр Григорьевич странный человек. Наверное, с таким действительно сложно учиться. И нельзя спорить. Себе дороже. Глаза серьезные, темно – карие, и в голосе ни тени веселости, серьезный, грубый, властный. Внешность пожалуй запоминающаяся. Не высокий, лет 50 на вид, но хотя может из-за этой строгости и сухости кажется куда старше. Хмурые морщины на лбу. И незабываемые усы. Густые, серые, растрепанные, как щетина швабры, что стоит в углу на балконе.
Собрали коней. Обидно очень, что я теперь не буду ездить на Озорнице. Нет, страшно. Просто другому никому я так не могу доверять, как ей. Постоянно жду, когда повезут, когда попытаются высадить. Ездила на Зрителе. Он жеребцует. Орет, как больной, пытается нестись к кобылам. В поле. А я без стремян… Нудно и утомительно. И очень страшно…
Григорий Петрович орал, что мы ничего не умеем. Стремена не просто заставил бросить, а вообще отстегнул.
« Да не должны вы говорить не буду. Все ровно все будете делать. Держаться надо. Балду пинали, но ничего, теперь будете нормально тренироваться»
И ведь будем. Молча, сжав зубы. Хоть и становится не по себе.
Всю тренировку рысили без стремян.
« Что вы как медузы в седле? Колени хоть кто-нибудь прижмите уже, а!»
Галоп – просто кошмар. Тем более, когда мимо тебя проносится избавившаяся от горе – всадницы Амбиция… За ней летим мы, за нами Григорий Петрович. И орет :
-Управляй уже им!
Поймал Амбицию за повод. Та выпучила глазищи и присела.
А дальше… я наваливаюсь всем весом на повод. Просто потому, что другого не умею. Справедливо орет. Но как можно требовать от меня, если меня попросту не научили?
Без стремян ездить. Я не могла это делать в учебной? Хочу прыгать…
Но прекрасно понимаю, что слишком рано. Ничего не умею.

3 сентября. 90 года.
Ничего не писала… Не потому, что нечего рассказать. Самой потом стыдно будет. Однако, прыгать я больше не хочу…
Первые осенние дни. В осень на соловой лошади. Фортуна… Красивое имя. И лошадь не менее красивая. Ладная, все в яблоках. Как из сказки, с длинной шелковой гривой. Не зря все жеребцы самозабвенно ржали, прижав огромные морды к решеткам денников, когда я вела ее по проходу, и когда она кокетливо махнув хвостом исчезала за дверью. Всегда такая добрая и наивная, как-то по-деревенски простая. Но я все ровно никак не могу понять ее.
Под седлом ведет эта красавица слишком странно. Когда-то, говорят, на ней занимались выездкой. Но после усилий всяческих горе всадников… На попытку поднять в рысь могла изобразить осаживание, принимание, и чего только не делала…
Я теперь многому научилась. Научилось увереннее вести себя с лошадью, как-то более трезво и холодно оценивать ситуацию. И любить по-другому и по-новому чувствовать…
В этом калейдоскопе, в этой строгости обучения просто не остается времени на нежный поцелуй в носик. Так что Фортуну я вряд ли смогу полюбить так же, как Озорницу.
«Денник бы лучше отбила, чем стоять и сюсюкаться она тебе за это спасибо скажет.»
Разумно. Строго. Понятно. Не могу так. Лошадь все-таки живая. С ней хочется пообщаться, а тут все по минутам расписано. Шаг влево, шаг вправо – Григорий Петрович недоволен, будет ругаться… Не зря все-таки прозвали Чертом Усатым. Правда при нем никто не говорит, одна девочка еще в том году ляпнула, так больше на конюшне и не появлялась.
Строгий он у нас, и пунктуальный, просто до чертиков. Он знает и умеет абсолютно все. Но несмотря на это… Меня добивает.
В учебной группе все не очень то гладко. Им там коней не хватает.
Аня расстроена, Черт Усатый в бешенстве – Амбицию назад не отдают. В шутку предлагали менять на Стратосферу. Отказались. Что не удивительно.
Моя старая больная лошадь разваливается. Стоит в деннике, полусонная, невеселая, а после пяти минут рыси хрипит так, что… даже вспомнить страшно. И вторым глазом она начинает хуже видеть… Усатый Черт сказал, чтобы пока не брали, может, еще и отойдет. Надеюсь…
Вчера бегали через кавалетти. Не сказала бы, что сложно, но очень интересно.


18 сентября 90 года.
Ну и денек. Сегодня Черт сходил с ума. И пытался научить нас прыгать.
Да простит меня Фортуна. Такую гриву попортила…
Вот так подумать, что там. Там брев-ныш-ко . Всего лишь, оно маленькое. Там же прыгнуть – пустяк. А меня видимо сдувает. Первый раз дернула за повод, второй раз была предусмотрительнее… Вырвала кусок гривы.
Тебя выкидывает из седла, ты на миг теряешь ориентацию в пространстве. Долго же учиться… Со стороны это совсем непохоже на то, что показывал нам Григорий Петрович. Для него это все ровно, что для нас проехаться шагом по прямой. Привычно и предельно просто.
Саша опять строила из себя самую важную. Но ничего, Зритель молодец. Всегда уважала его вредность. Очень красиво остановился перед препятствием, а главное – неожиданно и резко. А вот Саша прыгнула.
Ничего, иногда полезно. Не все же похвалы выслушивать. Пусть и заслуженные, но… Меньше внимания обращать надо.



20 сентября 90 года.
Уже холодно, уже слякоть. Сыро и неуютно, зябко. На конюшне тоже.
Постоянно капает дождь. Мокнут на улице рулоны сена, мокнут нечесаные гривы кобыл в левадах. Капли стучат по крыше дома, в котором идет война… Грязи тут не меньше, чем под ногами у этих забытых кобыл из левад.
Учебная группа ругается из-за лошадей. Из-за любимых и наоборот из-за тех, кого боятся. Этот список пополнила еще и Зима…
Конюх наш немного подгулял, но на работу пришел. Воняет перегаром так, что хоть противогаз одевай.
Заходит он к Зиме в денник, та встречает его крысой. Разворачивается, прижимает к стене. Визжит. И как ударит задом. Саныч своей жирной тушей с таким грохотом впечалатся в стену, мне показалось, что все, конец Санычу.
Но проворный он гад, хоть и толстый, хоть и в полупьяном состоянии. Вылетает из денника, начинает закрывать дверь, точнее, закрывается им, как щитом. Зима с оглушительным воплем, которому могли бы позавидовать любая банши, лупит в дверь, выбивая из нее доску.
Все в оцепенении, все в шоке… И сказать даже нечего.


30 сентября 1990 года.
Терпения больше ни у кого нет. Срываемся на мелких, на коней, друг на друга.
Пятый день уже лаются между собой Галя и Черт.
- ты вот сама не понимаешь. Человеку в ноябре разряд получать, а лошадь чайников катает.
- Я вообще на ней тренировки провожу, - не в меру смело и гордо заявила Галя.
- Ты, да еще тренировки проводишь, - Черт усмехнулся:
-Твою зарплату давно уже пора Аньке моей выплачивать, - почти прорычал Григорий Петрович, а лицо его, наверное, было необычайно злым. Но видеть, стоя за дверью, я никак не могла.
Галя не нашла, что ответить. И действительно, ответить то было нечего, если она во время тренировок чай пила, выходя на пару секунд глянуть, упали ли детки, или можно продолжать тренировку.
- тебе человек помогает, а ты, неблагодарная, еще и гадости такие делаешь. Ну совесть то хоть имей, - Григорий Петрович продолжил нападение.
- Я ее не просила ничего делать, сама приперлась.
- Шла бы лучше денники отбивала, хоть польза бы от тебя была.
-Они и так уже отбиты.
-Как же… Спортсменками моими, - слово «спортсменки» он даже сейчас произносил с необычайной гордостью, как будто не помня, что мы вытворяли у него на первой в жизни прыжковой тренировке…
- Я вообще то по-хорошему хотел…
- Мне коней не хватает, что я т… Вам сделаю? – оговорочка… на «ты» с Чертом здесь никто не общается, даже наш великий и ужасный директор, которого я до сих пор ни разу не видела… Человек он у нас такой…
- Я ведь предлагал поменять на кого-нибудь другого. На ту же Фортуну, она у меня спокойная, как удав. Ну или вон Гнома, стоит, никто его все ровно не работает. Я б тебе даже Зрителя уступил, - старик вздохнул.
- Он у Вас жирный и ленивый.
- А Подарок твой, так не ленивый. Он у тебя в сугробе вместе с девочкой извалялся, видимо, оттого что работать хотел, - усмехнулся черт. Хотя вполне в его духе было бы ответить, «Сама ты Галя жирная и ленивая( что между прочим, справедливо) а конь у меня в отличной форме.»
- И остальных бы я тоже не взяла. У меня дети не справятся.
- Прямо, не справятся, - он готов идти на перемирие?:
- Иванова, хорош уже подслушивать, - он встал, открыл дверь:
- И не надо тут такое лицо делать, будто просто мимо проходила, - сердце мое ушло в пятки, я уж начала думать о том, что удирать поздно, но нужно, а Черт мертвой хваткой взяв меня за руку, втащил в конюховку пи начал допрос.
- Вот скажи, ты сейчас у меня как раз на Фортуне ездишь… Вот тебе как? Легко с ней управляется?
- Нормально, - неопределенно ответила я, про себя добавляя «знать бы еще, как…»
- На ней ничему не научатся, - возразила Галина.
Так и хотелось добавить « А как же умопомрачающие козлы?»
- Это ты просто научить не сможешь. Я ж тебе не Варяга предлагаю. Хотя его бы ты вполне могла взять таким же образом, как и Озорницу.
Я тут же оживилась, и не смогла молчать:
- А как ее взяли?
-Цыц, потом расскажу, - прикрикнул на меня Черт, обернулся, и посмотрев на Галю добавил:
- А по поводу тебя я еще с Валентином поговорю.
Так же бесцеремонно схватил меня за руку и вышел из комнаты. Не сделай он этого, я бы так и осталась стоять там статуей.

- Так как Озорница в учебную группу то попала? – я почти бежала по прохожу конюшни, стараясь не отставать от Черта.
- Иди Фортуну седлай.
Ну вот так всегда…


5. Как на войне.
3 октября 1990.
То что было, оказалось всего лишь затишьем перед бурей.
Что может служить поводом для войны? Мелочь, пустяк. И этот зыбкий «якобы» мир так легко разрушить. Я насыпала ложечку сахара на дольку лимона, уныло болтавшуюся в кружке с крепким чаем. Бульк, и перевернулся. Примерно так…
И у нас. Сперли у нашей Саши три копейки на проезд… Причем кто-то из мелких. Выяснить так и не вышло, зато получилось долго, нудно и даже в какой-то степени поучающее…
Все это закончилась торжественным « Все, Вы теперь будете переодеваться в моем кабинете, девочки, собирайте вещи.»
Мило, однако… И покидать конюховку со скрипучим диваном и трехногим столом грустно… Она уже успела стать родной, как будто уезжаешь из дома в долгое путешествие. Только вот насколько долгим оно будет?
Зато в этом есть один позитивный момент. Нашла свою голубую кофту, пока запихивала свои вещи в пакеты, чтобы унести к Григорию Петровичу.
 
Сверху