3. О летнем деньке.
Из дневника Вики Ивановой. 20 июня 90 года.
В конюшне была приятная прохлада и много народу. Новые девчонки пришли в учебную группу. Сейчас их много, даже слишком, а настанет зима, и останется от силы человек пять, тех, кто действительно болен лошадьми.
- Разойдись, танки идут!- над толпой огромной горою возвышается Подарок, которого ведет едва заметная Ромашка, пожалуй, я бы ее и не разглядела, не кричи она как бабулька с базара.
-Ты куда? – спрашиваю я.
- За водой, - отвечает Аня.
-Как за водой, у нас же кран за конюшней, зачем тебе Подарок?
-Кран то есть, воды в нем нет. У нас же трубу прорвало, все сделать не могут.
-Когда прорвало, вчера чтоли?
-Да не просто вчера, а когда мы детей с тренировки встречали. И как раз в такой момент, когда дети мимо проезжали. Никогда не думала, что эта туша может так высоко подскочить, - Вика головой указала на Подарка:
-Да и остальные то же самое сделали. Еще толпой такой ехали. Кони в шоке, бросились врассыпную. Дети естественно попадали.
- Весело у вас тут было.
-Да ч е весело, мы этих дурынд перепуганных потом в поле ловили. У нас вот Марина вообще их с поленом гоняла. Это нужно было видеть, - Ромашка согнулась пополам в приступе смеха.
Я помогла ей запрячь Подарка, и что-то сама решила поехать с ней, только не на телеге, а верхом на Зорьке.
-Подожди, я Озорницу поседлаю, я развернулась и собралась идти в конюшню.
-Эммм… Как бы тебе сообщить эту радостную новость… Ее вчера дети заподпружили, - Вика виновато улыбнулась.
- Че? – я была в шоке. Ее хребтина, и высокая, как Эверест холка меня ничуть не вдохновляли на подвиги без седла. Но работать то все ровно ее надо. Да и аллюры у нее малопригодны для езды… Но делать все ровно нечего, на телеге скучно, Зиму или Востока не возьмешь, они под детей идут. Да и Озорнице доброе дело сделаю, попасу ее, когда упаду, в чем я ничуть не сомневалась. Но ничего, иногда полезно.
Смахнула рукой опилки со спины, надела уздечку и вывела из денника. Сзади атаковал вороной кошмар. В исполнении жеребенка такие проявления радости выглядят мило, но они ведь растут…
-Нельзя! – мой окрик не поимел никакого действия, Оникс прыгнул не меня во второй раз.
- Ах ты маленькая гадость, - я несильно укусила жеребенка за ухо. Новенькие девочки заливаются звонким смехом. Зато Оникс понял, что я не намерена с ним играть.
Я вывела Озорницу, поставила к ограде левады и с помощью нее залезла на лошадь. Господи, какая же неудобная спина.
Я подъехала к телеге, которая уже двигалась в сторону поля.
- А почему туда? Там же за магазином колонка есть, ближе, - недоуменно спрашиваю я.
- Там дорогу переходить надо, - отозвалась Аня.
Бескрайнее, дико позеленевшее поле под нежно голубым покрывалом небосвода сводили с ума как безбашенного жеребенка, так и меня, даже Озорница словно помолодела лет на 10, а то и на все 20. Приплясывала и грызла трензель, готовая броситься вперед. Я бы и сама была не против пролететь карьером по сырому от росы ковру травы до самого горизонта. А там остановиться и вдыхая дурманящий аромат полевых трав, чувствовать, как в унисон бьются два сердца- твое и лошадиное, закрыть глаза, и перестать понимать, кто же из вас шумно выдыхает вмиг ставший горячим воздух.
Ладно, думаю. Чуть –чуть сокращенной рысью проедусь, и все. Слегка ослабляю натяжение повода.
- Только не носись, ладно, - шепчу в повернутое ко мне мохнатое ухо.
Рядом, самозабвенно брыкаясь пронесся Оникс, и вот мы уже движемся прибавленной рысью. Плюхаться по костлявой спине – сомнительное удовольствие, да и попросту страшно. Хватаюсь обеими руками за гриву, повод провисает, а Озорница мчится еще быстрее. Вспомнила, что она оказывается рысак, на мою беду. Пальцы путаются в гриве, мысли путаются в голове, перестает так швырять. Ничегосебегалоп!!! Отцепиться и останавливать. Ни за что!
Позади, громыхая телегой несется Подарок. Ой, плохо дело.
Я посвистела, и Озорница опять перешла на резвую рысь.
-Тихо, - я отрываю одну руку от гривы и оглаживаю лошадь по шее.
Озорница перешла в шаг, и шла, шумно дыша, рядом прыгал Оникс. Пока маленький, пусть прыгает. Потом никто его так не выпустит, жеребца…
Справа подлетела телега. Я даже ничего подумать не успела, как оказалась лежащей в высокой траве у лошадиных ног. Озорница опять напугалась, и выпрыгнула из под меня. Она всегда пугается того, что не видит.
Стоит и смотрит на меня, словно хочет сказать « Ну ты извини, я не хотела тебя ронять, я просто напугалась».
- Зорь, я не обижаюсь, -я встала, потирая ушибленную руку. Масштабы синяка впечатляют. Но не будем о грустном.
- Вика, ты совсем больная чтоли? – обижается Ромашка, сидит на телеге, надувшись, как сова.
- Да ладно, извини.
- Че извини то? Я из-за тебя чуть не поседела!- Ромашка картинно отвернулась.
-Ну ты же меня извинишь?
- За шоколадку, - ух, вымогательница! Сидит и довольно улыбается, добавляя:
- Горькую с миндалем.
До колонки мы шли в поводу, Озорница то и дело наклонялась, чтобы урвать пучок травы. Я помогла Ане налить воду во фляги, а она помогла залезть мне на лошадь. И мы лениво поползли домой. Доехав до конюшни, я чувствовала себя расплавленным кусочком воска, растекшимся по лошадиной спине. Лениво сползла вниз. Пошла заводить Озорницу в денник. Дети как всегда умилялись. Хотя… Оникс казался им милым и плюшевым ровно до того момента, как он на радостях прыгнул грудью на какую-то веснушчатую рыжую круглолицую девчонку. Разбежались быстро.
Мы остаемся втроем. Я стою рядом с Озорницей и сгоняю мух с потной спины.
Не знаю, что уж такое в ней есть. Но теперь я не могу представить себе и дня без этой лошади. Какой же смысл, сидя на опилках у лошадиных ног рассказывать о своей жизни, о посторонних проблемах. И она с интересом склонив голову, слушает, заглядывает мне прямо в глаза, время от времени нюхает колени, пытаясь узнать, чем же может пахнуть школа, и мама, и разгадать, чем пахнет тот беспорядок, за который она меня ругает. Странно, в своей жизни она видела только денник, леваду, да конкурное поле. Ей должно быть интересно…
Мне столько рассказывали о доверии лошади к человеку… Что лошади подпускают к себе, когда лежат, только тех, кого они не боятся. Я хочу когда-нибудь зайти к ней в денник, и рассказывать ей обо всем, что меня волнует, сидя.
Я видела, как она лежит всего один раз, когда пришла рано – рано утром. Пыталась зайти. Только дотронулась руками до щеколды, Зоря тут же вскочила…
Когда-нибудь, может быть она будет любить меня не меньше, чем я ее.
Хотя сейчас главное поладить с Григорием Петровичем… Со следующей недели буду заниматься спортом.
4. Спорт и Черт Усатый.
- А как же вы тогда тренером работаете, если Вас никто не учил?
- Меня только сначала не учили. В спортгруппе пришлось пахать за троих. Тренер у нас был… Не знаю даже, как терпели. Орал так, шамберьером дрался. Но учил…
Из дневника Вики. 24 июня 90 года.
Ну и денек. Насилу доползла до дома. Ноги не просто болят. Они кажутся не моими.
Петр Григорьевич странный человек. Наверное, с таким действительно сложно учиться. И нельзя спорить. Себе дороже. Глаза серьезные, темно – карие, и в голосе ни тени веселости, серьезный, грубый, властный. Внешность пожалуй запоминающаяся. Не высокий, лет 50 на вид, но хотя может из-за этой строгости и сухости кажется куда старше. Хмурые морщины на лбу. И незабываемые усы. Густые, серые, растрепанные, как щетина швабры, что стоит в углу на балконе.
Собрали коней. Обидно очень, что я теперь не буду ездить на Озорнице. Нет, страшно. Просто другому никому я так не могу доверять, как ей. Постоянно жду, когда повезут, когда попытаются высадить. Ездила на Зрителе. Он жеребцует. Орет, как больной, пытается нестись к кобылам. В поле. А я без стремян… Нудно и утомительно. И очень страшно…
Григорий Петрович орал, что мы ничего не умеем. Стремена не просто заставил бросить, а вообще отстегнул.
« Да не должны вы говорить не буду. Все ровно все будете делать. Держаться надо. Балду пинали, но ничего, теперь будете нормально тренироваться»
И ведь будем. Молча, сжав зубы. Хоть и становится не по себе.
Всю тренировку рысили без стремян.
« Что вы как медузы в седле? Колени хоть кто-нибудь прижмите уже, а!»
Галоп – просто кошмар. Тем более, когда мимо тебя проносится избавившаяся от горе – всадницы Амбиция… За ней летим мы, за нами Григорий Петрович. И орет :
-Управляй уже им!
Поймал Амбицию за повод. Та выпучила глазищи и присела.
А дальше… я наваливаюсь всем весом на повод. Просто потому, что другого не умею. Справедливо орет. Но как можно требовать от меня, если меня попросту не научили?
Без стремян ездить. Я не могла это делать в учебной? Хочу прыгать…
Но прекрасно понимаю, что слишком рано. Ничего не умею.
3 сентября. 90 года.
Ничего не писала… Не потому, что нечего рассказать. Самой потом стыдно будет. Однако, прыгать я больше не хочу…
Первые осенние дни. В осень на соловой лошади. Фортуна… Красивое имя. И лошадь не менее красивая. Ладная, все в яблоках. Как из сказки, с длинной шелковой гривой. Не зря все жеребцы самозабвенно ржали, прижав огромные морды к решеткам денников, когда я вела ее по проходу, и когда она кокетливо махнув хвостом исчезала за дверью. Всегда такая добрая и наивная, как-то по-деревенски простая. Но я все ровно никак не могу понять ее.
Под седлом ведет эта красавица слишком странно. Когда-то, говорят, на ней занимались выездкой. Но после усилий всяческих горе всадников… На попытку поднять в рысь могла изобразить осаживание, принимание, и чего только не делала…
Я теперь многому научилась. Научилось увереннее вести себя с лошадью, как-то более трезво и холодно оценивать ситуацию. И любить по-другому и по-новому чувствовать…
В этом калейдоскопе, в этой строгости обучения просто не остается времени на нежный поцелуй в носик. Так что Фортуну я вряд ли смогу полюбить так же, как Озорницу.
«Денник бы лучше отбила, чем стоять и сюсюкаться она тебе за это спасибо скажет.»
Разумно. Строго. Понятно. Не могу так. Лошадь все-таки живая. С ней хочется пообщаться, а тут все по минутам расписано. Шаг влево, шаг вправо – Григорий Петрович недоволен, будет ругаться… Не зря все-таки прозвали Чертом Усатым. Правда при нем никто не говорит, одна девочка еще в том году ляпнула, так больше на конюшне и не появлялась.
Строгий он у нас, и пунктуальный, просто до чертиков. Он знает и умеет абсолютно все. Но несмотря на это… Меня добивает.
В учебной группе все не очень то гладко. Им там коней не хватает.
Аня расстроена, Черт Усатый в бешенстве – Амбицию назад не отдают. В шутку предлагали менять на Стратосферу. Отказались. Что не удивительно.
Моя старая больная лошадь разваливается. Стоит в деннике, полусонная, невеселая, а после пяти минут рыси хрипит так, что… даже вспомнить страшно. И вторым глазом она начинает хуже видеть… Усатый Черт сказал, чтобы пока не брали, может, еще и отойдет. Надеюсь…
Вчера бегали через кавалетти. Не сказала бы, что сложно, но очень интересно.
18 сентября 90 года.
Ну и денек. Сегодня Черт сходил с ума. И пытался научить нас прыгать.
Да простит меня Фортуна. Такую гриву попортила…
Вот так подумать, что там. Там брев-ныш-ко . Всего лишь, оно маленькое. Там же прыгнуть – пустяк. А меня видимо сдувает. Первый раз дернула за повод, второй раз была предусмотрительнее… Вырвала кусок гривы.
Тебя выкидывает из седла, ты на миг теряешь ориентацию в пространстве. Долго же учиться… Со стороны это совсем непохоже на то, что показывал нам Григорий Петрович. Для него это все ровно, что для нас проехаться шагом по прямой. Привычно и предельно просто.
Саша опять строила из себя самую важную. Но ничего, Зритель молодец. Всегда уважала его вредность. Очень красиво остановился перед препятствием, а главное – неожиданно и резко. А вот Саша прыгнула.
Ничего, иногда полезно. Не все же похвалы выслушивать. Пусть и заслуженные, но… Меньше внимания обращать надо.
20 сентября 90 года.
Уже холодно, уже слякоть. Сыро и неуютно, зябко. На конюшне тоже.
Постоянно капает дождь. Мокнут на улице рулоны сена, мокнут нечесаные гривы кобыл в левадах. Капли стучат по крыше дома, в котором идет война… Грязи тут не меньше, чем под ногами у этих забытых кобыл из левад.
Учебная группа ругается из-за лошадей. Из-за любимых и наоборот из-за тех, кого боятся. Этот список пополнила еще и Зима…
Конюх наш немного подгулял, но на работу пришел. Воняет перегаром так, что хоть противогаз одевай.
Заходит он к Зиме в денник, та встречает его крысой. Разворачивается, прижимает к стене. Визжит. И как ударит задом. Саныч своей жирной тушей с таким грохотом впечалатся в стену, мне показалось, что все, конец Санычу.
Но проворный он гад, хоть и толстый, хоть и в полупьяном состоянии. Вылетает из денника, начинает закрывать дверь, точнее, закрывается им, как щитом. Зима с оглушительным воплем, которому могли бы позавидовать любая банши, лупит в дверь, выбивая из нее доску.
Все в оцепенении, все в шоке… И сказать даже нечего.
30 сентября 1990 года.
Терпения больше ни у кого нет. Срываемся на мелких, на коней, друг на друга.
Пятый день уже лаются между собой Галя и Черт.
- ты вот сама не понимаешь. Человеку в ноябре разряд получать, а лошадь чайников катает.
- Я вообще на ней тренировки провожу, - не в меру смело и гордо заявила Галя.
- Ты, да еще тренировки проводишь, - Черт усмехнулся:
-Твою зарплату давно уже пора Аньке моей выплачивать, - почти прорычал Григорий Петрович, а лицо его, наверное, было необычайно злым. Но видеть, стоя за дверью, я никак не могла.
Галя не нашла, что ответить. И действительно, ответить то было нечего, если она во время тренировок чай пила, выходя на пару секунд глянуть, упали ли детки, или можно продолжать тренировку.
- тебе человек помогает, а ты, неблагодарная, еще и гадости такие делаешь. Ну совесть то хоть имей, - Григорий Петрович продолжил нападение.
- Я ее не просила ничего делать, сама приперлась.
- Шла бы лучше денники отбивала, хоть польза бы от тебя была.
-Они и так уже отбиты.
-Как же… Спортсменками моими, - слово «спортсменки» он даже сейчас произносил с необычайной гордостью, как будто не помня, что мы вытворяли у него на первой в жизни прыжковой тренировке…
- Я вообще то по-хорошему хотел…
- Мне коней не хватает, что я т… Вам сделаю? – оговорочка… на «ты» с Чертом здесь никто не общается, даже наш великий и ужасный директор, которого я до сих пор ни разу не видела… Человек он у нас такой…
- Я ведь предлагал поменять на кого-нибудь другого. На ту же Фортуну, она у меня спокойная, как удав. Ну или вон Гнома, стоит, никто его все ровно не работает. Я б тебе даже Зрителя уступил, - старик вздохнул.
- Он у Вас жирный и ленивый.
- А Подарок твой, так не ленивый. Он у тебя в сугробе вместе с девочкой извалялся, видимо, оттого что работать хотел, - усмехнулся черт. Хотя вполне в его духе было бы ответить, «Сама ты Галя жирная и ленивая( что между прочим, справедливо) а конь у меня в отличной форме.»
- И остальных бы я тоже не взяла. У меня дети не справятся.
- Прямо, не справятся, - он готов идти на перемирие?:
- Иванова, хорош уже подслушивать, - он встал, открыл дверь:
- И не надо тут такое лицо делать, будто просто мимо проходила, - сердце мое ушло в пятки, я уж начала думать о том, что удирать поздно, но нужно, а Черт мертвой хваткой взяв меня за руку, втащил в конюховку пи начал допрос.
- Вот скажи, ты сейчас у меня как раз на Фортуне ездишь… Вот тебе как? Легко с ней управляется?
- Нормально, - неопределенно ответила я, про себя добавляя «знать бы еще, как…»
- На ней ничему не научатся, - возразила Галина.
Так и хотелось добавить « А как же умопомрачающие козлы?»
- Это ты просто научить не сможешь. Я ж тебе не Варяга предлагаю. Хотя его бы ты вполне могла взять таким же образом, как и Озорницу.
Я тут же оживилась, и не смогла молчать:
- А как ее взяли?
-Цыц, потом расскажу, - прикрикнул на меня Черт, обернулся, и посмотрев на Галю добавил:
- А по поводу тебя я еще с Валентином поговорю.
Так же бесцеремонно схватил меня за руку и вышел из комнаты. Не сделай он этого, я бы так и осталась стоять там статуей.
- Так как Озорница в учебную группу то попала? – я почти бежала по прохожу конюшни, стараясь не отставать от Черта.
- Иди Фортуну седлай.
Ну вот так всегда…
5. Как на войне.
3 октября 1990.
То что было, оказалось всего лишь затишьем перед бурей.
Что может служить поводом для войны? Мелочь, пустяк. И этот зыбкий «якобы» мир так легко разрушить. Я насыпала ложечку сахара на дольку лимона, уныло болтавшуюся в кружке с крепким чаем. Бульк, и перевернулся. Примерно так…
И у нас. Сперли у нашей Саши три копейки на проезд… Причем кто-то из мелких. Выяснить так и не вышло, зато получилось долго, нудно и даже в какой-то степени поучающее…
Все это закончилась торжественным « Все, Вы теперь будете переодеваться в моем кабинете, девочки, собирайте вещи.»
Мило, однако… И покидать конюховку со скрипучим диваном и трехногим столом грустно… Она уже успела стать родной, как будто уезжаешь из дома в долгое путешествие. Только вот насколько долгим оно будет?
Зато в этом есть один позитивный момент. Нашла свою голубую кофту, пока запихивала свои вещи в пакеты, чтобы унести к Григорию Петровичу.