Под презрительным взглядом «умельца» я взобралась в седло (да, я девушка упитанная и делаю это не слишком элегантно), подтянула стремена так, что колени легли на переднюю луку, перебрала повод по-скаковому – восьмеркой, развернула напрягшегося от этих приготовлений жереба на стартовую линию, от которой мой оппонент отмерил двадцать шагов, что вовсе не двадцать метров, но мне это было абсолютно без разницы. Ласково улыбнулась публике, привстала в стременах над седлом, оттопырив пятую точку назад и пригнувшись к шее, чуть тронула дрожащего от возбуждения коня пятками сразу за крылом седла. Это пишется долго, а на практике заняло меньше минуты (вместе с подтягиванием стремян). Доран стартанул, что из боксов, выбив кованными копытами заметные даже денем искры. Больше всего меня волновало, как мы остановимся, но Доран не подвел и тормознулся меньше чем за треть минуты, оказавшись метров за двести от места старта. Назад мы вернулись неспешной рысью. Я, не слезая с седла, забрала у довольного Армена деньги и, бросив повод, стала отпускать стремена. На «умельца» было жалко смотреть – отвисшей челюстью и дрожащими губами он напоминала старого маразматика, в его голове не могло уложится, как яростный монстр, рвущий галопом с места, может превратиться в покорно стоящего с брошенным поводом ослика, пока всадница возиться с пряжками путлищ.
А вот так! Не надо было меня дразнить! Я едва удерживалась, чтобы не показать «знатоку» язык. Двадцатка легла вместе с визиткой, публика сбежалась покататься на удивительном коне на моих условиях – шагом и в поводу, так что для оплаты аренды деньги я насобирала в тот же день. Причем, не считая двадцатки, посланной фортуной на покупку немецкой овчарки.
Повторюсь, собакопокупательница я непутевая. Появились деньги, купился поводок – и вперед за щенком. Признаюсь, ни точного адреса, ни названия питомника я уже не назову, зато хорошо помню, что располагался он на территории Одесской киностудии, в дебрях подсобных строений. Я на входе спросила куда идти, мне неопределенно махнули рукой, добавив:
- Там указатель есть!
Указатель действительно скоро обнаружился: на развилке стоял такой киношный пограничный столб в черно-белую полосочку, с двумя стрелками вверху в разные стороны. Надпись на них незамысловато гласила «Наши» - «Немцы». Я посмотрела туда, куда указывала стрелка «Немцы» и в подтверждение услышала собачий лай. Еще метров двадцать и я оказалась перед вольерами, где прыгали и гавкали… немецкие овчарки? В сомнении я почесала в затылке, разглядывая собачек: цвет у них был овчарочий – рыже-черпрачный, уши стояли, хвост имелся, но загадочная конструкция задних конечностей и крупа вызывала определенные сомнения.
Пока я колебалась: признать ли сие овчаркой или потихоньку уйти, появилась хозяйка, поздоровалась и показала на вольер с одиноким некрупным щенком:
- Вот она, Астра. Вы не думайте, она хорошая, породная, просто эмаль с зубов о сетку вольера ободрала.
Я скептически изучила показавшиеся в раскрытой по причине жары пасти зубы. Мелкие и черные… Может и об сетку, но вот эти задние лапки загадочные…
- А она, случайно, не чумой ли переболела?
- Нет, Вы что! Она у меня привита Нобиваком и не болела ничем!
- А че зад такой странный? – неосторожно поинтересовалась я и заводчицу понесло: лучшие германские крови, современный западный тип, продуктивные движения… Я почти не слушала, рассматривая девчонку – узкую, горбатую, с лисьей мордочкой и грустными черными глазами. В отличие от своих сородичей она не прыгала и не лаяла, а почти робко стояла у решетки, чуть повиливая длинным хвостиком и терпеливо ожидая конца разговора. В ее позе, чуть повернутой голове, полуразвесившихся ушках сквозило тихое смирение: - Да, я знаю, что я не такая, как Вы от меня ждете, но может, все-таки я пригожусь…
И к тому моменту, когда заводчица добралась до Чемпионов Европы и Мира, немочка посмотрела на меня жалобно-жалобно и еле слышно вздохнула.
- Беру, - сказала я, некультурно перебив даму на полуслове. Нет, ну несерьезный я собаковод: стоит увидеть щенка и все знания, правила выбора и здоровый рассудок быстренько меня покинули. Получила щенячку и ветпаспорт, отдала заветную двадцатку, надела на тощенькую шею ошейник с поводком и мы двинулись в Большой мир. То ли Астра не была такой уж дикаркой, то ли просто нервы крепкие, но путь на ипподром, где тогда я жила, прошел без проблем: девочка жалась к моим ногам, но уверенно пробиралась через толпу, зашла в троллейбус за куском колбасы и смело понюхала морду любопытного жеребенка, встретившего ее на конюшне. Вечером нас навестила Ника и мы вместе рассмотрели бумаги, в которых значилась гордая кличка Астра из Золотого Легиона.
- Астра… фу…, - протянула Ника, взглянув на дрыхнущую в уголке собаку, на свое имя даже не вздрогнувшую – Тоже мне кличка для собаки! Цветочек.… Надо что-нибудь уверенное, сильное, выносливое, рычащее…
- Ну не знаю…, - задумалась я. – Вон у тебя овчарка была Эллада, что в кличке рычащего? Даже буквы «р» нет!
- Надо придумать, что бы была, - решительно заявила подруга и мы замолкли, глядя на бегущего во сне щенка.
- Спарта! – осенило меня так неожиданно, что выкрикнутое слово заставило Нику подпрыгнуть на месте, а девка подорвалась и подошла ко мне, сунув морду в руки: что, мол, случилось.
- Спарта?, - скептически переспросила Ника и собака перешла к ней. – Хм. Точно, Спарта!
Мы засмеялись, гладя свежепереименованную немку, а она радостно виляла хвостом. Конечно, ей было все равно, что Астра, что Спарта, но с ней разговаривали, гладили и это было куда важнее того звука, что люди называют кличкой.
Спарта жила со мной на конюшне. Платить за общагу, когда у меня вполне приличная каптерка и камин, мне казалось глупостью. Вода в общаге только холодная (как и на конюшне), свет частенько отключают, в отличие от ипподрома, стоящего на одной линии с военной частью, а газ – есть электроплитка, причем индивидуальная, в отличие от общаговской газовой плиты, одной на шестнадцать комнат, в каждой из который обитают минимум 4 вечно голодных и одновременно приходящих мужчины. Тазик для стирки я перевезла на конюшню и считала свой быт вполне устроенным.
Спарта спала или со мной, или в коридоре рядом с денниками, при чем совершенно незаметно выросла и выучилась всем премудростям конюшенной собаки. Она охотно подгоняла ленивцев на корде, безотказно мотала круги по ипподрому следом за мной, пока я работала рысаков, послушно шла у ноги лошади на поводке во время выездов. Совершенно беспроблемная собака. Солнечная.
В тоже время у меня появился трехлетний колхозный жеребчик по кличке Гусар, купленный по дешевке, чтобы катать детей. Дети были от него в восторге – нарядная соловая масть, небольшой (145 в холке) размерчик, длинная грива и густой хвост делали коника похожим на ожившую игрушку. Зато Гусар, которого впрочем все называли Соловым, детей терпеть не мог. Да и взрослых не жаловал. Когда его продавали в колхозе сказали, что он хоть не заезженный, но добрый. Соврали ровно на половину. Соловый и вправду понятия не имел, что такое седло с уздечкой, зато добрым не был даже в шестом приближении. Он топал ногами и швырялся, когда его пытались потрогать, бил задом в людей с подозрительными на его взгляд предметами (а подозрительным он считал все – от мешка из-под зерна до букета цветов) и с яростью цепного волкодава охранял денник во время еды. С другими лошадьми он тоже ладил плохо – кидался к кобылам с неприличными предложениями, по молодости не зная, что они принимают ухаживания в строго определенные дни, и пытался драться с любым встречным жеребцом – террорист производитель, в общем. Во врагах у него числилось все живое, кроме человека с кашей и … Спарты. Не знаю, почему, но только ей позволялось все, в отличие от других конюшенных собак, которых Соловый регулярно пытался укусить, затоптать, а на худой конец, просто нагнать, чтобы и близко не подходили к его леваде. Спарта же спала на его сене, безбоязненно заглядывала в его кормушку, лизала в нос и играла в салочки. Удивительно, но факт…