simuran-777
Участник
Сама я весьма критично отношусь к своим "произведениям", но было бы очень интересно узнать, как воспринимается рассказ. Жду отзывов и конструктивную критику :wink:
Колька сидел в сарае, тщетно пытаясь вытереть лившиеся от обиды слезы. Здесь можно. Здесь никто не увидит. Только лошади. Но они не осудят. Огромный сарай гордо именовался конюшней. Тут не было ни перегородок, ни поилок – ничего, что возникает перед внутренним взором при слове «конюшня». Лошади стояли на земляном полу в огромном зале, по стенам которого были прибиты кормушки. Но Колька никогда не задумывался, насколько далеки от идеалов и конюшня и лошади тут содержавшиеся. Это был его мир, его оазис. Здесь всегда можно было укрыться от пьянства отца, забыть обо всех бедах, стоило лишь только притронуться к бархатному носу. Вот и сейчас слезы потихоньку высыхали, оставалась лишь саднящая боль. Завтра будет синяк на пол лица. Но это завтра, а сегодня тыкалась в макушку гнедая Зорька, перебирала губами растрепанные Колькины волосы. Мальчишка сначала зло отталкивал её. А потом обнял настойчивую лошадиную морду, прижался к ней. Слезы с новой силой полились из глаз. Лошадь глубоко вздохнула и замерла. Она уже знала, что скоро маленький человек перестанет всхлипывать и даже, возможно, засмеется. Надо только немного подтолкнуть его головой и потрепать за одежду. За этой сценой с интересом наблюдал подросший Зорькин сын. От матери он взял только масть. Небольшая головка, точеные ножки. В будущем жеребенок обещал стать редким для деревни красавцем. А на лбу красовалась белая звездочка в виде ромбика. Из-за этой звездочки, так похожей на карточную масть, Колька называл его Валет. Жеребенку было полтора года. И как все дети он был чрезвычайно энергичным и любопытным. Когда Валет, подражая матери, вдруг подошел и тоже стал слюнявить Колькину фуфайку, мальчик не выдержал и рассмеялся.
- Эх, ребенок, - Колька почесал жеребенку холку.
Валет вытянул хоботком верхнюю губу и стал хватать мальчика за рукав. Зорька жеребилась ночью. Тогда Колька впервые забрел в конюшню и, поняв, что у кобылы начались роды, покрылся горячей испариной. Мальчик видел, как рожали кошки и мелкая домашняя живность. Но лошадь – это не кошка, тут человеческая помощь может понадобиться. Деревня давно погрузилась в сон, и где искать конюха, Колька не представлял. Разбудив немногочисленный персонал фермы, мальчик нашел заспанного мужчину, который поспешил на помощь. Вдвоем они приняли роды.
- Поздравляю с первенцем! – улыбнулся ему конюх дядя Саша.
А Колька во все глаза смотрел на нечто, состоящее из ног и головы, лежащее на соломенной подстилки огороженного денника. Таких денников в конюшне было четыре и предназначались они для новорожденных жеребят с мамами. Кольке не верилось, что все это было с ним и Валетом. С тех пор мальчик буквально поселился на ферме, приучая и обучая нового друга.
Колька любил бродить между пасущимися на холмах лошадьми. Размеренное дыхание, тихое похрустывание травы на зубах, покой и умиротворение. Летом здесь организовывал конный туризм. И тогда колесили по пыльным деревенским дорогам дорогие и не очень машины. Сейчас было сезонное затишье. На полях лежал снег. Дороги расчищались редко. Порой из деревни неделями было не выехать. Изредка еще злились метели. Но в воздухе витало что-то волнующее. В подсознании уже всплывали картины сходящего с полей снега. Все длиннее становился день, все веселее капало с крыш. Сегодня было спокойно, тихо светило сытое послеобеденное солнце. Было довольно тепло, когда Колька в слезах выскочил из дома, забыв схватить шапку. Он вспомнил об этом уже по дороге на ферму, но возвращение было невозможным. Добежав до места, он тщательно вытер лицо, молясь, чтобы работники фермы ничего не заметили. Ему было стыдно. Колька помогал с лошадьми, сеном, выполнял различные поручения. Здесь к нему давно привыкли и любили смышленого паренька.
Лошади заволновались. Колька поднял голову и в дверях конюшни увидел дядю Сашу.
- Привет, боец! Как твои дела? – в сарае был полумрак, но по голосу Колька слышал, что тот улыбается.
-Нормально, - серьезно ответил мальчик, крепко пожав жесткую мужскую ладонь.
И только сейчас Колька увидел в руках у дяди Саши уздечку. В душе колыхнулась радостная надежда.
- Слушай, будь другом, - начал дядя Саша, делая вид, что уговаривает Кольку, - надо съездить на поле возле Чёрного ручья, посчитать, сколько там стогов сена осталось. Слухи прошли, что нашему сену кто-то ноги приделал. Сделаешь?
Даже в сарае было заметно, как засветились Колькины глаза.
-Сделаю, - сдержанно ответил мальчик, подражая взрослым.
-Я знал, что на тебя можно положиться! Возьми свою любимицу. И не торопись. Но и не засыпай, через два часа заход.
-Ну, час туда, час обратно, - рассудительно сказал Колька, - к заходу как раз вернусь.
- Добро. А ты что ж без шапки? – заметил дядя Саша.
Колька внутренне сжался: сейчас сам прыгнет на лошадь и уедет.
-Дядь Саш, так тепло на улице!
-Нет, боец, так не пойдет, - нахмурился дядя Саша.
И поймал полный отчаяния взгляд мальчишки. Глаза дяди Саши уже привыкли к темноте. И он увидел и покрасневший нос и распухшую Колькину щеку. Саша, которому не было и сорока, бессильно сжал кулаки. Не впервые уже Колька прибегал на ферму, скрывая в темноте конюшни следы побоев. И ничего тут не поделаешь – чужое дитё. Как отец волен, так и воспитывает. Но у Саши давно чесались руки свернуть шею такому отцу. Только вот незадача, на Кольке потом ведь отыграется. Саша стянул с себя шапку и нахлобучил на голову мальчика.
-Вот так. Все, езжай. Малого тоже возьми, - и конюх быстро вышел из конюшни. На секунду Кольке показалось, что дядя Саша от кого-то бежит. Но эта секунда прошла, и Колька, забыв, стал радостно собирать Зорьку.
Собирать – это громко сказано. Одел уздечку – и готово. Колька, как большинство деревенских, ездил без седла. Он потрепал кобылу по шеи и повел из конюшни. Зорька охотно зашагала. Валет тут же пристроился за мамкой. Ослепительный снег и яркое солнце больно резанули глаза. Колька зажмурился и привычно запрыгнул на лошадь. Зорька тревожно заржала. Из конюшни ответили несколько голосов. Колька вздохнул полной грудью. Еще чуть-чуть и, казалось, он раздуется как шарик и взлетит в безоблачное лазурное небо. Предвкушение небольшого путешествия с любимыми существами подняло настроение до небывалой отметки. Зорька рвалась вперед, но Колька ее сдерживал. Шагом они выехали за пределы фермы и только тут перешли на рысь. Валета разрывала молодая бурлящая энергия. Он носился по полю, прыгал, мотал головой. Изгибал шею бубликом и бежал красивой подвесной рысью. Колька не отрывая взгляд, любовался им, представляя, как скоро они вместе пролетят по этому полю. И Валет будет красиво стелиться под ним, выбрасывая вперед точеные копыта. Зорька, как будто почуяв его мысли, обиженно мотнула головой.
- Девочка, ты все равно самая любимая, - улыбнулся Колька, похлопав лошадь по шее.
Теплые лохматые бока переваливались под ним. Зорька просила галопа. Колька понимал, что ехать еще прилично, но его желания совпадали с желанием лошади. И мальчик ударил пятками. Тряская рысь прекратилась. Кольку закачало, как на волнах. Ветер, свист в ушах, снег из-под копыт. Валет тоненько заржал сзади и припустил следом, легко обогнав мать. Колька ловил поток радости, волной идущей от лошади. Он купался в нем, смеясь от восторга. Однажды, когда он вырастит, он станет конюхом. Будет весь день проводить с лошадьми. И Зорькой. Она ведь молодая еще, она дождется. И Валетом. Быть может однажды приедут в деревню богачи из города, а может из-за границы. Увидят Валета и поразятся его красоте. И будут предлагать ему, Кольке, много-много денег, чтобы купить жеребца. И на соревнования всякие возить. К тому времени Валет будет быстрее всех бегать и прыгать выше других. Но «нет! - гордо ответит им Колька, - это мой друг, он помогает мне пасти табун. И он не продается!». За такими радужными мечтами Колька не заметил, как проехал половину дороги. По правую сторону показался небольшой овражек, окаймленный склонившимися деревьями. По его дну проложил себе дорогу Черный ручей. На деревьях после ночного снегопада лежали пышные шубы, склоняя ветки к самому низу. В их цепких лапах путалось солнце, не доставая до земли. Призрачные тени властвовали в недрах зарослей. Колька перевел Зорьку на шаг. Очень тихо он ехал вдоль деревьев, зачарованный их покоем. Валет тоже шел очень настороженно. Их дорога пролегала сквозь зимний лес по берегу ручья. Там дальше ручей превращался в большое озеро, где летом хозяйничали рыбаки. А сейчас властвовала зима. Еще дальше вновь начиналось поле с ручейком в овраге. А за ним через лесопосадку была цель Колькиного путешествия.
- Уже недалеко, Зорь. Ты только посмотри, как здесь красиво! – Колька восторженно крутил головой, рассматривая царство снежной королевы. – Ты только послушай, какая тишина!
Мальчик давно привык разговаривать с лошадью. Ему казалась, она все понимает. Сквозь ветки Колька увидел, что небо поменяло цвет с ярко-синего на неприветливо-серый.
- Однако, надо поторопиться, - вслух сказал Колька и вновь выслал Зорьку в рысь.
Не то, чтобы он боялся непогоды, но и ничего приятного в ней не было. Они доехали до озера, и Колька вновь невольно остановил лошадь. Ровная гладкая белая поверхность почти правильной круглой формы была окружена снежными щупальцами сказочных существ. Тихо, очень тихо. Все трое невольно затаили дыхание. Вдруг из недр рядом стоящего дерева, сбивая с веток снег и громко хлопая крыльями, вылетело темное нечто. Зорьку как будто выдернула какая-то сила. Колька сам не понял, как оказался в сугробе. Подняв голову, мальчик увидел два лошадиных хвоста, копыта, летящие комья снег. Колька обмер. Лошади бежали на озеро.
- Стой! – закричал он что было силы, - Зорька, ко мне!
Так подзывал он её в табуне. И она всегда подходила.
- Ко мне, Зорька! – Колька вскочил и побежал следом, утопая в снегу.
Он видел, как Валет обогнал мать и первым вылетел на лед. Его копыта разъехались. Валет сделал несколько неуклюжих прыжков. Колька не услышал, а ощутил, как затрещала непрочная поверхность. А затем, как в кошмарном замедленном сне увидел, как ломается под копытами лед. Как Валет провалился в воду сначала задними, а потом и передними ногами. Голова осталась на поверхности. Малыш забился, пытаясь выпрыгнуть на поверхность, но только ломал лед передними ногами. Зорька, только почуяв под копытами обманчивую поверхность, тут же остановилась и призывно заржала. Колька подбежал к кобыле и накинул повод на сучок ближайшего дерева. Она стала метаться вокруг ствола и беспрерывно ржать. Мальчик кинулся на лед. Его он выдерживал без труда. Колька дошел до Валета и беспомощно остановился. Жеребенок явно стоял на задних ногах. Передними он скреб по льду пытаясь выбраться, ломал его и снова искал опору. До берега метров пятнадцать. До деревни минут тридцать. Туда-обратно около часа. Час в ледяной воде убьет Валета. На мальчика накатила волна паники.
-Потерпи, малыш, я сейчас, - заикаясь, прошептал он жеребенку.
Валет смотрел широко открытыми глазами, тяжело дыша. Колька отчаянно огляделся. Никого.
- Помогите! На помощь! – закричал он, ни на что не надеясь.
Мертвая тишина была ему ответом. Лишь кружили над головой потревоженные криком птицы. Тогда он кинулся обратно на берег. Подбежал к Зорьке, снял с нее уздечку, внутренне уповая на её благоразумие, и побежал к жеребенку. Едва дотянувшись, накинул на шею Валету повод. Скользя ногами по трещавшей поверхности, стал тянуть. Жеребенок сломал еще полметра льда и шарахнулся в сторону, противоположенную берегу. Колька зарычал, пытаясь перетянуть Валета.
-Ты чего упираешься?! – отчаянно закричал мальчик, - Как я тебя вытащу ещё?!
Жеребенок бился, кидаясь то в одну, то в другую сторону. Зорька стояла на берегу и призывно ржала. Колька тянул, кричал, ругался самыми отборными словами, которые только слышал дома. Медленно, слишком медленно животное продвигалось к берегу. Колька понимал, что на счету каждая секунда и, задыхаясь, не позволял себе останавливаться. Никогда они не пролетят с Валетом по полю. Никогда никто не будет восхищаться красотой его движений. Валет погибнет в этом озере. Колька падал, слезы смешивались со снегом, обессиленно лежал несколько секунд и опять тянул.
- Господи, - Колька поднял мокрые глаза к неприветливому серому небу, - пусть Валет живет! Если это надо, пусть батька меня вообще прибьёт, только пусть он живет! Пусть живет…
До берега оставалось метров семь, когда Колька понял, что больше они не пройдут ни шага. Валет больше не бился. Он с покорной обреченностью смотрел на мир и на Кольку. Животное обессилило так же, как и человек. У Кольки перед глазами плавала чернота с разноцветными кругами, легкие судорожно пытались вобрать воздух. Он не знал, сколько прошло времени. Воздух потеплел, но с неба начали медленно падать снежинки. Колька, шатаясь, подполз к жеребенку. Валет грудью лежал на заснеженном поле. Лед здесь был плотнее и уже не ломался. Задние ноги находились в мутной черной воде. Колька снял повод с шеи лошади и пропустил его под грудью наподобие подпруг. С мольбой посмотрел в огромный бездонный глаз жеребенка.
- Давай! Еще чуть-чуть! Смотри, берег близко, - голос срывался.
Одной рукой он взялся за гриву, второй за повод. Глубоко вздохнул несколько раз и что было сил потянул на себя. Ноги, не находя опоры, грозили соскользнуть в темную воду. Валет забился, не понимая, что хочет от него человек. Зорька смотрела на них с берега. Колька, нащупав ногой какую-то ямку во льду, стал заваливаться на спину, добавляя к рукам еще и вес собственного тела. Жеребенок дергался и последним усилием обеих задних ног вытолкнул себя из воды. Заскользил по льду, попытался бежать. Его ноги не сгибались, он упал. Колька лежал на снегу, тяжело дыша. Сил хватило только на то, чтобы поднять голову. Сквозь радужные круги он с ужасом смотрел, как Валет снова и снова пытался подняться на негнущихся ногах и снова падал. То, что раньше казалось ему главной и невыполнимой задачей, было позади. Теперь он понял, что самое трудное только началось. Собравшись с силами, мальчик встал и, шатаясь, пошел за жеребенком. Догнав его уже на берегу, Колька стал руками растирать ему ноги. Мальчик не знал, правильно он делает или нет. Он лишь смутно помнил рассказанную им на уроках по ОБЖ первую помощь при обморожениях. Но про лошадей там ничего не говорилось. И он делал то, что делал бы и с человеком. Колька снял с себя дяди Сашину шапку и стал вытирать ею лошадиную шкуру. Шапка почти сразу промокла. Тогда он одел уздечку на Зорьку, снял с себя фуфайку. Накинул её на спину Валету, завязав так, чтобы по дороге она не свалилась. Оставшись в рубашке, штанах и валенках, мальчик подвел кобылу к пеньку и тяжело залез на теплую лошадиную спину. Мороз не так донимал его, как головокружение. Колька прикладывал огромные усилия, чтобы не упасть с лошади. Он откуда-то знал, что подняться, а тем более сесть верхом, уже не сможет. Зорька двигалась шагом. Малыш понуро плелся следом. Краем сознания Колька отметил, что жеребенок спотыкается реже. «А сено-то я так и не проверил!» - как кипятком вдруг окатила мысль. Дядя Саша будет ругаться. Нет, не будет. Просто посмотрит так, что захочется сквозь землю провалиться и сам поедет и все узнает. И не поручит больше Кольке ничего. А может и замечать перестанет. А что его замечать? Человека, на которого положиться-то нельзя. «Может все-таки доехать?» - Колька обернулся на Валета. «Нет! Пусть перестанет замечать! Пусть вообще прогонит! Мы едем домой!». «Домой, домой, домой,» - скрипел снег под копытами. Там тепло. Там мама наварит горячей картошки с гусем, которого сегодня утром по пьяни зарубил отец. А потом укутает в одеяло. И Колька будет спать. Спать, спать…
Мальчик мотнул головой и едва успел схватить ускользавшую из ослабших рук гриву. Зорька бодрым шагом направлялась в сторону дома. Слегка повеселевший Валет дышал матери в хвост. Колька давно перестал чувствовать колючие снежинки. Черная бездна манила, затягивала, плавала перед глазами. Сопротивляться было выше его сил. Кольке начинало казаться, что это он тонет в черной воде с обломками льда. Холод сковывал тело, не давал выбраться на такой близкий берег. Он задыхался, хватался руками за замерзшую поверхность, но та крошилась, не давая опоры. Колька с головой погружался в черную воду, делал усилие и вновь выныривал. Видел лошадиную гриву, чувствовал под собой колебания теплых мышц. Ему казалось, что это большие рыбы скользят под ним и утягивают в ледяную бездну. Мысли о Валете, о стремительном полете по полю, какое-то время держали мальчика на поверхности. Но скоро и они стали блекнуть. Все чаще разжимались руки. Все реже прояснялось сознание. Неожиданно Кольке пришло в голову, что из бездны ему не выбраться. Эта мысль была ему безразлична. Ни тоски, ни сожаления. А рыбы манили, там был покой. И было тепло.
Смеркалось. Снег усиливался. Коля устал. Смертельно устал бороться с притяжением черной бездны. Зачем? Там же так хорошо! И большие рыбы повлекли его за собой. Кольке вдруг стало тепло и легко. Зачем он так долго им сопротивлялся? Мальчик не знал, что лежит на земле, а снег медленно укрывает его. Не чувствовал он, и как Зорька потыкалась носом в его макушку. А потом, позвав жеребенка, тихонько потрусила в сторону дома. Не откуда было знать Коле, что плохое предчувствие заставило мать прибежать на ферму и умолять дядю Сашу поехать за ним. И что дядя Саша, ворча, поседлал все-таки своего жеребца и стремительным галопом полетел следом.
Колька замерзал в снегу. И представлялось ему, как разлетается снег из-под копыт вороного коня, как развивается смоляная грива. И что-то смутно знакомое было в облике мужчины, сидящем на жеребце. Впрочем, скорее всего, это был просто сон.
Колька сидел в сарае, тщетно пытаясь вытереть лившиеся от обиды слезы. Здесь можно. Здесь никто не увидит. Только лошади. Но они не осудят. Огромный сарай гордо именовался конюшней. Тут не было ни перегородок, ни поилок – ничего, что возникает перед внутренним взором при слове «конюшня». Лошади стояли на земляном полу в огромном зале, по стенам которого были прибиты кормушки. Но Колька никогда не задумывался, насколько далеки от идеалов и конюшня и лошади тут содержавшиеся. Это был его мир, его оазис. Здесь всегда можно было укрыться от пьянства отца, забыть обо всех бедах, стоило лишь только притронуться к бархатному носу. Вот и сейчас слезы потихоньку высыхали, оставалась лишь саднящая боль. Завтра будет синяк на пол лица. Но это завтра, а сегодня тыкалась в макушку гнедая Зорька, перебирала губами растрепанные Колькины волосы. Мальчишка сначала зло отталкивал её. А потом обнял настойчивую лошадиную морду, прижался к ней. Слезы с новой силой полились из глаз. Лошадь глубоко вздохнула и замерла. Она уже знала, что скоро маленький человек перестанет всхлипывать и даже, возможно, засмеется. Надо только немного подтолкнуть его головой и потрепать за одежду. За этой сценой с интересом наблюдал подросший Зорькин сын. От матери он взял только масть. Небольшая головка, точеные ножки. В будущем жеребенок обещал стать редким для деревни красавцем. А на лбу красовалась белая звездочка в виде ромбика. Из-за этой звездочки, так похожей на карточную масть, Колька называл его Валет. Жеребенку было полтора года. И как все дети он был чрезвычайно энергичным и любопытным. Когда Валет, подражая матери, вдруг подошел и тоже стал слюнявить Колькину фуфайку, мальчик не выдержал и рассмеялся.
- Эх, ребенок, - Колька почесал жеребенку холку.
Валет вытянул хоботком верхнюю губу и стал хватать мальчика за рукав. Зорька жеребилась ночью. Тогда Колька впервые забрел в конюшню и, поняв, что у кобылы начались роды, покрылся горячей испариной. Мальчик видел, как рожали кошки и мелкая домашняя живность. Но лошадь – это не кошка, тут человеческая помощь может понадобиться. Деревня давно погрузилась в сон, и где искать конюха, Колька не представлял. Разбудив немногочисленный персонал фермы, мальчик нашел заспанного мужчину, который поспешил на помощь. Вдвоем они приняли роды.
- Поздравляю с первенцем! – улыбнулся ему конюх дядя Саша.
А Колька во все глаза смотрел на нечто, состоящее из ног и головы, лежащее на соломенной подстилки огороженного денника. Таких денников в конюшне было четыре и предназначались они для новорожденных жеребят с мамами. Кольке не верилось, что все это было с ним и Валетом. С тех пор мальчик буквально поселился на ферме, приучая и обучая нового друга.
Колька любил бродить между пасущимися на холмах лошадьми. Размеренное дыхание, тихое похрустывание травы на зубах, покой и умиротворение. Летом здесь организовывал конный туризм. И тогда колесили по пыльным деревенским дорогам дорогие и не очень машины. Сейчас было сезонное затишье. На полях лежал снег. Дороги расчищались редко. Порой из деревни неделями было не выехать. Изредка еще злились метели. Но в воздухе витало что-то волнующее. В подсознании уже всплывали картины сходящего с полей снега. Все длиннее становился день, все веселее капало с крыш. Сегодня было спокойно, тихо светило сытое послеобеденное солнце. Было довольно тепло, когда Колька в слезах выскочил из дома, забыв схватить шапку. Он вспомнил об этом уже по дороге на ферму, но возвращение было невозможным. Добежав до места, он тщательно вытер лицо, молясь, чтобы работники фермы ничего не заметили. Ему было стыдно. Колька помогал с лошадьми, сеном, выполнял различные поручения. Здесь к нему давно привыкли и любили смышленого паренька.
Лошади заволновались. Колька поднял голову и в дверях конюшни увидел дядю Сашу.
- Привет, боец! Как твои дела? – в сарае был полумрак, но по голосу Колька слышал, что тот улыбается.
-Нормально, - серьезно ответил мальчик, крепко пожав жесткую мужскую ладонь.
И только сейчас Колька увидел в руках у дяди Саши уздечку. В душе колыхнулась радостная надежда.
- Слушай, будь другом, - начал дядя Саша, делая вид, что уговаривает Кольку, - надо съездить на поле возле Чёрного ручья, посчитать, сколько там стогов сена осталось. Слухи прошли, что нашему сену кто-то ноги приделал. Сделаешь?
Даже в сарае было заметно, как засветились Колькины глаза.
-Сделаю, - сдержанно ответил мальчик, подражая взрослым.
-Я знал, что на тебя можно положиться! Возьми свою любимицу. И не торопись. Но и не засыпай, через два часа заход.
-Ну, час туда, час обратно, - рассудительно сказал Колька, - к заходу как раз вернусь.
- Добро. А ты что ж без шапки? – заметил дядя Саша.
Колька внутренне сжался: сейчас сам прыгнет на лошадь и уедет.
-Дядь Саш, так тепло на улице!
-Нет, боец, так не пойдет, - нахмурился дядя Саша.
И поймал полный отчаяния взгляд мальчишки. Глаза дяди Саши уже привыкли к темноте. И он увидел и покрасневший нос и распухшую Колькину щеку. Саша, которому не было и сорока, бессильно сжал кулаки. Не впервые уже Колька прибегал на ферму, скрывая в темноте конюшни следы побоев. И ничего тут не поделаешь – чужое дитё. Как отец волен, так и воспитывает. Но у Саши давно чесались руки свернуть шею такому отцу. Только вот незадача, на Кольке потом ведь отыграется. Саша стянул с себя шапку и нахлобучил на голову мальчика.
-Вот так. Все, езжай. Малого тоже возьми, - и конюх быстро вышел из конюшни. На секунду Кольке показалось, что дядя Саша от кого-то бежит. Но эта секунда прошла, и Колька, забыв, стал радостно собирать Зорьку.
Собирать – это громко сказано. Одел уздечку – и готово. Колька, как большинство деревенских, ездил без седла. Он потрепал кобылу по шеи и повел из конюшни. Зорька охотно зашагала. Валет тут же пристроился за мамкой. Ослепительный снег и яркое солнце больно резанули глаза. Колька зажмурился и привычно запрыгнул на лошадь. Зорька тревожно заржала. Из конюшни ответили несколько голосов. Колька вздохнул полной грудью. Еще чуть-чуть и, казалось, он раздуется как шарик и взлетит в безоблачное лазурное небо. Предвкушение небольшого путешествия с любимыми существами подняло настроение до небывалой отметки. Зорька рвалась вперед, но Колька ее сдерживал. Шагом они выехали за пределы фермы и только тут перешли на рысь. Валета разрывала молодая бурлящая энергия. Он носился по полю, прыгал, мотал головой. Изгибал шею бубликом и бежал красивой подвесной рысью. Колька не отрывая взгляд, любовался им, представляя, как скоро они вместе пролетят по этому полю. И Валет будет красиво стелиться под ним, выбрасывая вперед точеные копыта. Зорька, как будто почуяв его мысли, обиженно мотнула головой.
- Девочка, ты все равно самая любимая, - улыбнулся Колька, похлопав лошадь по шее.
Теплые лохматые бока переваливались под ним. Зорька просила галопа. Колька понимал, что ехать еще прилично, но его желания совпадали с желанием лошади. И мальчик ударил пятками. Тряская рысь прекратилась. Кольку закачало, как на волнах. Ветер, свист в ушах, снег из-под копыт. Валет тоненько заржал сзади и припустил следом, легко обогнав мать. Колька ловил поток радости, волной идущей от лошади. Он купался в нем, смеясь от восторга. Однажды, когда он вырастит, он станет конюхом. Будет весь день проводить с лошадьми. И Зорькой. Она ведь молодая еще, она дождется. И Валетом. Быть может однажды приедут в деревню богачи из города, а может из-за границы. Увидят Валета и поразятся его красоте. И будут предлагать ему, Кольке, много-много денег, чтобы купить жеребца. И на соревнования всякие возить. К тому времени Валет будет быстрее всех бегать и прыгать выше других. Но «нет! - гордо ответит им Колька, - это мой друг, он помогает мне пасти табун. И он не продается!». За такими радужными мечтами Колька не заметил, как проехал половину дороги. По правую сторону показался небольшой овражек, окаймленный склонившимися деревьями. По его дну проложил себе дорогу Черный ручей. На деревьях после ночного снегопада лежали пышные шубы, склоняя ветки к самому низу. В их цепких лапах путалось солнце, не доставая до земли. Призрачные тени властвовали в недрах зарослей. Колька перевел Зорьку на шаг. Очень тихо он ехал вдоль деревьев, зачарованный их покоем. Валет тоже шел очень настороженно. Их дорога пролегала сквозь зимний лес по берегу ручья. Там дальше ручей превращался в большое озеро, где летом хозяйничали рыбаки. А сейчас властвовала зима. Еще дальше вновь начиналось поле с ручейком в овраге. А за ним через лесопосадку была цель Колькиного путешествия.
- Уже недалеко, Зорь. Ты только посмотри, как здесь красиво! – Колька восторженно крутил головой, рассматривая царство снежной королевы. – Ты только послушай, какая тишина!
Мальчик давно привык разговаривать с лошадью. Ему казалась, она все понимает. Сквозь ветки Колька увидел, что небо поменяло цвет с ярко-синего на неприветливо-серый.
- Однако, надо поторопиться, - вслух сказал Колька и вновь выслал Зорьку в рысь.
Не то, чтобы он боялся непогоды, но и ничего приятного в ней не было. Они доехали до озера, и Колька вновь невольно остановил лошадь. Ровная гладкая белая поверхность почти правильной круглой формы была окружена снежными щупальцами сказочных существ. Тихо, очень тихо. Все трое невольно затаили дыхание. Вдруг из недр рядом стоящего дерева, сбивая с веток снег и громко хлопая крыльями, вылетело темное нечто. Зорьку как будто выдернула какая-то сила. Колька сам не понял, как оказался в сугробе. Подняв голову, мальчик увидел два лошадиных хвоста, копыта, летящие комья снег. Колька обмер. Лошади бежали на озеро.
- Стой! – закричал он что было силы, - Зорька, ко мне!
Так подзывал он её в табуне. И она всегда подходила.
- Ко мне, Зорька! – Колька вскочил и побежал следом, утопая в снегу.
Он видел, как Валет обогнал мать и первым вылетел на лед. Его копыта разъехались. Валет сделал несколько неуклюжих прыжков. Колька не услышал, а ощутил, как затрещала непрочная поверхность. А затем, как в кошмарном замедленном сне увидел, как ломается под копытами лед. Как Валет провалился в воду сначала задними, а потом и передними ногами. Голова осталась на поверхности. Малыш забился, пытаясь выпрыгнуть на поверхность, но только ломал лед передними ногами. Зорька, только почуяв под копытами обманчивую поверхность, тут же остановилась и призывно заржала. Колька подбежал к кобыле и накинул повод на сучок ближайшего дерева. Она стала метаться вокруг ствола и беспрерывно ржать. Мальчик кинулся на лед. Его он выдерживал без труда. Колька дошел до Валета и беспомощно остановился. Жеребенок явно стоял на задних ногах. Передними он скреб по льду пытаясь выбраться, ломал его и снова искал опору. До берега метров пятнадцать. До деревни минут тридцать. Туда-обратно около часа. Час в ледяной воде убьет Валета. На мальчика накатила волна паники.
-Потерпи, малыш, я сейчас, - заикаясь, прошептал он жеребенку.
Валет смотрел широко открытыми глазами, тяжело дыша. Колька отчаянно огляделся. Никого.
- Помогите! На помощь! – закричал он, ни на что не надеясь.
Мертвая тишина была ему ответом. Лишь кружили над головой потревоженные криком птицы. Тогда он кинулся обратно на берег. Подбежал к Зорьке, снял с нее уздечку, внутренне уповая на её благоразумие, и побежал к жеребенку. Едва дотянувшись, накинул на шею Валету повод. Скользя ногами по трещавшей поверхности, стал тянуть. Жеребенок сломал еще полметра льда и шарахнулся в сторону, противоположенную берегу. Колька зарычал, пытаясь перетянуть Валета.
-Ты чего упираешься?! – отчаянно закричал мальчик, - Как я тебя вытащу ещё?!
Жеребенок бился, кидаясь то в одну, то в другую сторону. Зорька стояла на берегу и призывно ржала. Колька тянул, кричал, ругался самыми отборными словами, которые только слышал дома. Медленно, слишком медленно животное продвигалось к берегу. Колька понимал, что на счету каждая секунда и, задыхаясь, не позволял себе останавливаться. Никогда они не пролетят с Валетом по полю. Никогда никто не будет восхищаться красотой его движений. Валет погибнет в этом озере. Колька падал, слезы смешивались со снегом, обессиленно лежал несколько секунд и опять тянул.
- Господи, - Колька поднял мокрые глаза к неприветливому серому небу, - пусть Валет живет! Если это надо, пусть батька меня вообще прибьёт, только пусть он живет! Пусть живет…
До берега оставалось метров семь, когда Колька понял, что больше они не пройдут ни шага. Валет больше не бился. Он с покорной обреченностью смотрел на мир и на Кольку. Животное обессилило так же, как и человек. У Кольки перед глазами плавала чернота с разноцветными кругами, легкие судорожно пытались вобрать воздух. Он не знал, сколько прошло времени. Воздух потеплел, но с неба начали медленно падать снежинки. Колька, шатаясь, подполз к жеребенку. Валет грудью лежал на заснеженном поле. Лед здесь был плотнее и уже не ломался. Задние ноги находились в мутной черной воде. Колька снял повод с шеи лошади и пропустил его под грудью наподобие подпруг. С мольбой посмотрел в огромный бездонный глаз жеребенка.
- Давай! Еще чуть-чуть! Смотри, берег близко, - голос срывался.
Одной рукой он взялся за гриву, второй за повод. Глубоко вздохнул несколько раз и что было сил потянул на себя. Ноги, не находя опоры, грозили соскользнуть в темную воду. Валет забился, не понимая, что хочет от него человек. Зорька смотрела на них с берега. Колька, нащупав ногой какую-то ямку во льду, стал заваливаться на спину, добавляя к рукам еще и вес собственного тела. Жеребенок дергался и последним усилием обеих задних ног вытолкнул себя из воды. Заскользил по льду, попытался бежать. Его ноги не сгибались, он упал. Колька лежал на снегу, тяжело дыша. Сил хватило только на то, чтобы поднять голову. Сквозь радужные круги он с ужасом смотрел, как Валет снова и снова пытался подняться на негнущихся ногах и снова падал. То, что раньше казалось ему главной и невыполнимой задачей, было позади. Теперь он понял, что самое трудное только началось. Собравшись с силами, мальчик встал и, шатаясь, пошел за жеребенком. Догнав его уже на берегу, Колька стал руками растирать ему ноги. Мальчик не знал, правильно он делает или нет. Он лишь смутно помнил рассказанную им на уроках по ОБЖ первую помощь при обморожениях. Но про лошадей там ничего не говорилось. И он делал то, что делал бы и с человеком. Колька снял с себя дяди Сашину шапку и стал вытирать ею лошадиную шкуру. Шапка почти сразу промокла. Тогда он одел уздечку на Зорьку, снял с себя фуфайку. Накинул её на спину Валету, завязав так, чтобы по дороге она не свалилась. Оставшись в рубашке, штанах и валенках, мальчик подвел кобылу к пеньку и тяжело залез на теплую лошадиную спину. Мороз не так донимал его, как головокружение. Колька прикладывал огромные усилия, чтобы не упасть с лошади. Он откуда-то знал, что подняться, а тем более сесть верхом, уже не сможет. Зорька двигалась шагом. Малыш понуро плелся следом. Краем сознания Колька отметил, что жеребенок спотыкается реже. «А сено-то я так и не проверил!» - как кипятком вдруг окатила мысль. Дядя Саша будет ругаться. Нет, не будет. Просто посмотрит так, что захочется сквозь землю провалиться и сам поедет и все узнает. И не поручит больше Кольке ничего. А может и замечать перестанет. А что его замечать? Человека, на которого положиться-то нельзя. «Может все-таки доехать?» - Колька обернулся на Валета. «Нет! Пусть перестанет замечать! Пусть вообще прогонит! Мы едем домой!». «Домой, домой, домой,» - скрипел снег под копытами. Там тепло. Там мама наварит горячей картошки с гусем, которого сегодня утром по пьяни зарубил отец. А потом укутает в одеяло. И Колька будет спать. Спать, спать…
Мальчик мотнул головой и едва успел схватить ускользавшую из ослабших рук гриву. Зорька бодрым шагом направлялась в сторону дома. Слегка повеселевший Валет дышал матери в хвост. Колька давно перестал чувствовать колючие снежинки. Черная бездна манила, затягивала, плавала перед глазами. Сопротивляться было выше его сил. Кольке начинало казаться, что это он тонет в черной воде с обломками льда. Холод сковывал тело, не давал выбраться на такой близкий берег. Он задыхался, хватался руками за замерзшую поверхность, но та крошилась, не давая опоры. Колька с головой погружался в черную воду, делал усилие и вновь выныривал. Видел лошадиную гриву, чувствовал под собой колебания теплых мышц. Ему казалось, что это большие рыбы скользят под ним и утягивают в ледяную бездну. Мысли о Валете, о стремительном полете по полю, какое-то время держали мальчика на поверхности. Но скоро и они стали блекнуть. Все чаще разжимались руки. Все реже прояснялось сознание. Неожиданно Кольке пришло в голову, что из бездны ему не выбраться. Эта мысль была ему безразлична. Ни тоски, ни сожаления. А рыбы манили, там был покой. И было тепло.
Смеркалось. Снег усиливался. Коля устал. Смертельно устал бороться с притяжением черной бездны. Зачем? Там же так хорошо! И большие рыбы повлекли его за собой. Кольке вдруг стало тепло и легко. Зачем он так долго им сопротивлялся? Мальчик не знал, что лежит на земле, а снег медленно укрывает его. Не чувствовал он, и как Зорька потыкалась носом в его макушку. А потом, позвав жеребенка, тихонько потрусила в сторону дома. Не откуда было знать Коле, что плохое предчувствие заставило мать прибежать на ферму и умолять дядю Сашу поехать за ним. И что дядя Саша, ворча, поседлал все-таки своего жеребца и стремительным галопом полетел следом.
Колька замерзал в снегу. И представлялось ему, как разлетается снег из-под копыт вороного коня, как развивается смоляная грива. И что-то смутно знакомое было в облике мужчины, сидящем на жеребце. Впрочем, скорее всего, это был просто сон.