Re: Мечта о небесном коне. ЦМИ. Сонины истории.
Nastenka написал(а):
Мы, кстати, как-то считали кто на скольких лошадях поездил. У нас с Соней получилось около 35 лошадей за все наше время, которое мы ездим.
35 с поправками: "Ой, ещё на одну я села пошагать! А один раз верхом считается? А если я просто помогала как коновод регулярно - это еще плюс одна или нет?" Так что подсчёты очень абстрактные. :lol:
Элиза, ну, с технической точки зрения за тех, кто не пользуется бинтиками можно только порадоваться. Вот каких только лошадей в яблоках, даже в ЯБЛОЧИЩАХ, видела, а рыжую впервые - благодаря твоей. А мой и зимой и летом одним цветом - рыжий и блестящий.
hennessy-polka, Спасибо огромное! Вальтрап мятного цвета - да, экскадрон. У Наташи сразу видно - все с уверенностью, по хозяйски, а вот я даже рукой и ногой пошевелить боялась - не моя ж лошадка, мало ли как взгляды на работу не сойдутся. Я вообще привыкла к учебным лошадям, а когда садишься на некоторых частных и они начинают без особых усилий бежать хорошо - я даже не знаю, куда в эти моменты себя деть и чем занять тело, чувствующее халявность момента. На моём всё таки всем конечностях находится работа, а вот текинец мне потрудиться не дал.
Раз уж я обещала написать историю про ШВЕ "Регион" и заикнулась о привычке к учебным лошадям, то сегодня будет история о том, возможно ли возродить старые традиции и открыть
Школу Верховой езды?
Первое, что меня удивило - любое ШВЕ по своему статусу считается ниже ДЮСШ, и слово "
школа" в названии означает то, что данная организация даёт исключительно основы, в ДЮСШ же специализация определена уже в названии - это СПОРТИВНАЯ школа. Хотя Школа Верховой Езды всё равно звучит очень внушительно и фундаментально, и очень созвучно с "высшей школой верховой езды", как часто называют выездку. Период ШВЕ выпал у меня примерно на 2010-2011 год.
Школа верховой езды «Регион» существует уже очень давно, она была создана при ЦМИ, попала под гнёт руководства, когда все школы расформировывались, верховые лошади не имели доступа на улицу и в срочном порядке распродавались. В 2001 году откладывать было уже невозможно, и преданные клубу тренера решились на ответственный шаг – создание некоммерческой школы верховой езды на новом месте. Удалось выкупить старых лошадей, вернулся Дансинг, Булат, Буслай, Зайка, Набат, поголовье было расширено. ШВЕ перенесла еще один переезд, но тренера и лошади все так же держались друг за друга, когда я узнала о существовании школы – она со всеми своими обитателями, уже крепко обосновалась в Ново-Никольском. Собрав весь свой юношеский максимализм, я рванула на другой конец Москвы, чтобы увидеть мою сбывшуюся мечту системного обучения, раз уж для СДЮШОРов я с самого начала была великовозрастным ребёнком.
Первая же лошадь в ШВЕ доказала, что мои умения не стоят ничего. Это был высокий, статный, вороной конь русской верховой породы по кличке Фаянс. Он очень легко и с удовольствием изгибал лебединую шею, любой аллюр мог исполнять практически на месте, но продвинуть жеребца вперед у меня не хватало ни сил, ни умений. Смена закружила нас, он стал бросаться на других лошадей, и началась полная неразбериха, строгий тренер пристыдил меня. В школе за урок мне вынесли кол, и, не успев дождаться домашнего задания, я поспешила все исправить. К концу занятия мы уже бегали рысью через кавалетти и делали галоп по стенке, раньше я не видела сложности в таких вещах, но, оказавшись на Фаянсе, все предстало передо мной в новом свете. Я знала, что виновата не лошадь, а всадник, и именно неудача заставила меня взять реванш. Так я пополнила стройные ряды ШВЕ.
Зима в ШВЕ была связана для меня только с двумя жеребцами: Мажором и Фаянсом. За этот период не произошло особых изменений, галоп я заслуживала редко, но научилась работе в смене, лошадь уже не вывозила меня в середину, а когда начинали галопировать впереди идущие всадники – иногда эти радостные мгновения доставались и мне, и я очень их любила. Вокруг плаца возвышался густой заснеженный лес, подо мной резво бежал красивый вороной конь – ради этого стоило приезжать, даже если за этим следовал окрик «Переведи на рысь». А потом были трудные полгода без лошадей из-за проблем с учёбой, летом я просто не нашла в себе силы вернуться на занятия, всё решила осень, тоже связанная в моих воспоминания с Школой.
С осени я перешла на индивидуальные занятия к Вере Николаевне, самому опытному тренеру из состава, но при этом самому далёкому от спорта. Я снова села на башкирского Мажора, удивительно, как меняется лошадь, стоит остаться с ней вдвоём на плацу. Стало намного проще двигаться, Мажор даже показался мне активным, зато многие навыки управления мной благополучно забылись, с грустью я понимала, что смена заставляла поворачиваться и выходить на диагонали бывших подо мной лошадей. Первое занятие Вера Николаевна закончила галопом на корде, в следующий раз я галопировала сама, преодолевая лужи, делая диагонали и вольты, подъемы и остановки, а на третье занятие я прыгнула первый в своей жизни барьер. Тренер просто спросила: «Прыгнешь? Не бойся, он его просто перешагнет», но, к удивлению всех, ленивый Жора нёсся через лужи, рассеивая тучи брызг, а потом сильно отталкивался, и мы оказывались уже по другую сторону невысокого препятствия. Иногда мы сбивали даже такую условную высоту, но вся прелесть для меня и коня была в том, чтобы ощутить эту силу прыжка. Даже если до меня была еще одна смена, Мажор никогда не отлынивал от работы и за это я им восхищалась.
Иногда вместо активного Мажора я записывалась на ленивого Дансинга в поисках новых ощущений. :lol: Эти занятия не открыли мне ничего нового в лошадях, но заставили еще сильнее проникнуться к своему тренеру – как долго она добивалась от нас хорошего, полноценного галопа, как спокойно относилась к крестящему рысаку. Дансинг – ветеран Школы, перенёсший все тяготы переездов, с него сошло не одно поколение сильных всадников, он, в отличие от Мажора, не делал подарков, он ждал уважения и упорной работы. Из того, что мне запомнилось: плохо реагировал на хлыст, очень боялся быть побитым, но в работу подключался только при помощи шенкеля, иногда обносил, но при этом безопасно замедлялся. Этакий вороной философ-интеллигент. Я не злилась на него, наоборот по-доброму отнеслась к заслуженному пенсионеру, видя это, тренер разрешила мне зашагивать после работы наших старейшин – Булата и Буслая (им было очень сильно за 20).
Булат и Буслай – братья, совершенно непохожие друг на друга. Булат, по домашнему просто «Булка», из серого в яблоках с годами вылинял в кипельно-белого, с возрастом опушился и пополнел. Взгляд его стал выражать уверенность и спокойствие, но иногда глазки под белёсыми ресницами загорались, и он позволял себе подтащить новичка или сделать еще какую-то шалость. Но это было настолько безобидно, что ему спокойно доверяли детей, новичков и неуверенных в себе всадников. Буслай, в молодости просто «Аэробус», от которого к старости остался только «Бус», гнедой рысак 1984 года рождения. Он старел как-то более заметно и печально, а все оттого, что на гнедой шерсти видны все седые волоски. Именно с Буслаем первым мне пришлось познакомиться, и он так растрогал меня, что весь пакет яблок, заготовленных для Мажора, я скормила ему после 5 минут спокойного размеренного шага. Я впервые поняла, как хрупка лошадь под всадником. Он был такой тихий, что я сначала испугалась и хотела слезть, даже начала отшагивать его в руках, но тренер успокоила меня, что так и надо, и мы пошагали еще пару кругов. Когда-то в свои 26 все лошади станут такими, но им тоже нужно хоть какое-то движение. После той встречи я всегда заходила к Булату и Буслаю и угощала их лакомствами.
Зима почти ничего не изменила. Один раз, когда Вера Николаевна не смогла приехать на конюшню, я попала в смену на огромном першероне Пухе, тот быстро раскусил, как мало я сделала шажков на пути к тому, чтобы управлять такой махиной, и все занятие козлил и упирался. А может быть, я снова отвыкла ездить в смене, как-то крутиться в этой котовасии на маленьком, покрытым тающим снегом плацу. После этой неудачи я ушла, как мне казалось, навсегда, без видимой на то причины, но через год всё сложилось так, что я вернулась, но уже к другому тренеру и с другими целями.
Многое надо было исправить, я хотела вернуть ту уверенность, сильную ногу, ровную спину. А главное – я хотела попасть в спортивную группу и готова была приложить все усилия к этому. Сроки были коротки – я пришла накануне стартов, и это был лучший шанс показать себя выездковым тренерам. В спешном порядке пошла вереница лошадей: Зайка, Мажор, Фаянс, Браслет.. На нём она остановилась. Лошади встретили меня совершенно другими, под изнуряющим солнцем Мажор не бежал на строевой рыси, только сев на учебную, работая ногой, как заправский кочегар, я смогла добиться от него движения вперед. Фаянс отказывался гнуться, плохо поворачивал, но вперед бежать не противился. Но вот Браслет.. Он был сложный, как они оба вместе взятые, но он делал всё с небывалой живостью. Браслет – брат известного в выездке Балагура. Он тоже серый, но вся его консистенция далека от породистой, он длинный, худой, всегда без мышц, даже при постоянной работе, с разросшейся задней ногой. Но, даже, несмотря на это, он безумно красив, у него такая выразительная морда, сразу видно, он – актёр. Он мог бесконечно долго делать вид, что его терзают насекомые, хотя приятнее всего ему было то, что при резком движении задней ноги всадник подскакивает в седле. При этом он никогда не пытался избавиться от всадника – скозлить или разнести, он по праву считался одним из самых сложных среди лошадей нашей конюшни, но именно с ним мы нашли общий язык и стали готовиться к соревнованиям. К сожалению, из-за начавшихся проблем со здоровьем, я так и не выступила, а к тому времени, когда я готова была вернуться – Браслета отправили гулять в поля, его здоровье расстроилось одновременно с моим. Это подтолкнуло меня искать новое место для занятий.
Как я узнала, позже все пожилые лошади спортивной группы были отданы в прокат, на них выстраивалась целая очередь - урвать себе кусочек выездковой мечты. Тамир, Знатный, Павлин, чуткие к шенкелю и поводу, как могли прислушивались к неумелым командам прокатчиков, но в итоге и их "заездили", они стали выглядеть очень плохо, но это не меняло количества часов. К счастью, сейчас все они нашли частные руки среди людей, кто давно их любил.
Осенью 2012 года практически в один день пали два брата – Булат и Буслай. Умерло два коня, которых я знала очень отдаленно, а сложилось такое ощущение, будто перестала существовать вся красногорская конюшня. Позже на все 4 ноги захромал соловый Кумир, я приняла это мужественно и совершенно без удивления. Школа ушла из моего сердца, когда на Валдае пал Браслет, после был написал этот стих, и всё, не до свидания, а прощайте.
Захвати на память горсть земли,
Ну хотя бы маленькую горстку!
Разошлись, как в море корабли,
Все мои дороги с Красногорском.
Школа ждёт других учеников,
Моё имя вспомнит только тренер.
Целый год, как множество веков,
Ноги ищут землю, точно стремя.
А бывало, выйдешь поутру,
Тренер закричит: "Давай седлаться,
Вычищай пятнистую, в пару,
Шкуру поджидающего Зайца"
А бывает, конь умнее вас,
Назовись хоть трижды мастер спорта.
И таким мне встретился Фаянс,
Молодым жеребчиком упертым.
Есть другие - нужные, как свет,
Есть такие - большее, чем кони
И таким мне встретился Браслет,
Добрый и родной такой, до боли..
Но следы потеряны в снегу,
Ржание становится все тише.
Подожди, ведь я не добегу!
Не увижу даже, не услышу...
Дети заполняют малый плац,
Снег вокруг летит и быстро тает.
Эти дети будут лучше нас,
По другому в спорте не бывает.
И какой теперь уж мне резон тихо плакать,
Только уезжая,
Если кони мчат за горизонт
И бегут куда-то до Валдая?
Вот кони из стихотворения:
Заяц
Фаянс
Браслет...
Кони, которые есть в рассказе:
Дансинг
Мажор (кстати, на нем я)
Булат и Буслай (из архива Инги Герасимовой)
Простите человека, в след раз обещаю писать короче!
) смотреть было интересно и азарт зрителей передавался нам в полной мере, благо, количество денег, взятых с собой, не позволило сделать ставку. Я ведь до сих пор помню, как лет в 16 мечтала забросить ВЕ и пойти помогать на ипподром, и когда видишь все это - этим горишь. 
