Виктор Калитин
Белая лошадь
“Прилетала пташка вольная
К разудалому соловушке,
Она песни его слушивала,
Про житьё-бытьё выспрашивала, –
Хорошо ль тебе, соловушка,
Песни петь свои весёлые
За серебряной решёточкой,
За хрустальной переборочкой?..”
Я клянусь – это было,
Руку дам на огонь, –
Тень раздумий клонила
Нимб кудрей на ладонь.
В доме верного друга
Под цыган буйный хор
В час хмельного досуга
Шёл такой разговор:
– Александр свет-Сергеич!
Что ты хмуришь чело,
Что грустны твои речи
И не пьёшь ничего?
Полно, братец, довольно
Горевать, тосковать!
Ты ли в жизни не волен
Своё счастье ковать?
Что за злая кручина
Овладела тобой?
Если есть ей причина,
Повинись предо мной.
– Не кузнец я, не воин,
Я призванник пера.
От него, милый Войныч,
Не видать мне добра.
Двух царей им разгневал,
Сто вельмож осмеял.
Не ужился мой гений
Средь врагов россиян.
Но не шефом жандармским
Жребий мой предрешён.
Слышал, верно, ты сказки
О гадалке Киршон?
Мне ведунья напела:
В тридцать семь лет и зим
Будто лошадью белой
Станусь я уязвим.
Будто бы белокурый
Чужеземный танцор
Мне с улыбкою хмурой
Угрожает свинцом.
И еще мне известно
От колдуньи дрянной:
Суждено быть невесте
В моей смерти виной.
“Ах, матушка,
Что так в поле пыльно?
Государыня,
Что так пыльно?
– Кони разыгралися...
– А чьи то кони,
Чьи то кони?
– Кони Александра Сергеевича...”
Как поёт та меньшая!
Я себя не найду,
Видно, песнь предвещает
Мне не радость – беду.
Нет мне в жизни удачи,
Потерял я покой.
Лошадь белая скачет
За моею спиной.
Миновал я дуэли,
Не отправлен в Сибирь,
Но шагов смерти белой
Я с галопа не сбил.
По Москве снег черёмух
Белый, белый невмочь...
У четы Гончаровых
Полюбилась мне дочь.
Не в моей больше воле
Опасаться судьбы.
Подчиняться доколе
Страхам той ворожбы?
Засылаю я сватов
Наплевать, что вдали!
Лошадь белая – завтра,
Но теперь – Натали...
“Не женись ты, добрый молодец,
А на те деньги коня купи...”
Хватит ныть, замолчите!
Все к застолью – бегом!
Выпьем с гостем столичным
За женитьбу его.
Ну-ка, Таня, с колоды
Шапку дай снять ему.
Молодому в угоду
Погадай, что к чему.
Подошла та меньшая
И пропела: ”Смурной, –
Ловко карты мешая, –
Ты же сам вороной.
Быть тебе с пристяжною,
Двух сынов родишь ты
С черноокой женою
Неземной красоты.
Вот и скрытый убийца
Под щитом двух корон,
Но его не боится
Твой трефовый король.
Если твёрдой рукою
Ты сожмёшь пистолет,
В тишине и покое
Проживёшь до ста лет”.
– Прелесть ты, не иначе!
На, держи золотой!..
Кто кого перескачет,
Разговор не простой...
Но ведь всё так и было
С лёгкой, чуткой руки!
Пусть взвести не забыли
Секунданты курки,
Но спасённый от смерти,
Как под тяжестью лат,
К поджидавшей карете
Смуглый брёл дуэлянт.
А другой, бледнобровый,
Жорж Дантес, я не лгу,
Истекающий кровью,
Умирал на снегу.
Да, у речки, у Чёрной,
Да, в морозной пыли!
Но к другой Гончаровой
Тело мужа внесли.
И, судьбу проклиная,
В кровь терзая рукав,
Убивалась другая,
Разум свой потеряв.
Я клянусь – это было,
Поручусь головой!
Встал той белой кобыле
Поперёк вороной!
Врали карты киршоньи!
Из-под чудо-пера
Вышел труд завершённый
О деяньях Петра.
Возвращён был Дубровский
Из Парижа тайком,
Чтоб пред смертью геройской
Помириться с врагом.
Переписан был с блеском
Стихотворный роман,
Где Владимиром Ленским
Был убит интриган.
Было всё! И пирушки,
И в довольстве житьё...
Ты прости меня, Пушкин,
За спасенье твоё...
1977 г.