ПРОСТО ЛЕТО
А потом начались будни. Самые обычные дни – тренировки и прогулки в полях, долгое общение в деннике. Лето, за каждый день которого мы со Шквалом все больше узнавали друг друга.
Тогда я впервые прочитала, что рысаков испытывают не только в качалке, но и под седлом. И что то, что я называла «полевая рысь» -- то есть посадка на рыси при которой ты все время, не касаясь седла, стоишь на стременах и коленях, почти как на полевом галопе – вовсе не мое изобретение. И что так уже давно и успешно ездят.
В результате я стала в поле совершенствовать этот навык. У нас была излюбленная прямая – потрясающая длинная ровная полоска поля, километра полтора протяженностью. В ее начале мы становились на маховую рысь, и хотя Шквал никогда не бегал в качалке и его не учили ходить таким вот специфическим аллюром, уже через 300-500 метров я чувствовала, как в лошади что-то менялось.
Он становился словно легче и невесомее. Мышцы двигались ровно и слажено, ритмично работали сердце и легкие (и каждый его удар, каждый вздох Шквала я в эти моменты чувствовала так же ясно и четко, как свои собственные), а ноги все сильнее отталкивались от земли. И мы летели. Так быстро, что легко держались вровень со скачущими галопом лошадьми. Поначалу Шквал, бывало, сбивался на галоп. Но с каждым днем мах его рыси становился все шире, равновесие он держал все лучше, и не было уже необходимости в этом самом галопе.
Как-то нашу такую вот рысь случайно увидела наездница с Хреновского, отдыхавшая тем летом в Минске. Она нашла нас в конюшне и долго расспрашивала о Шквале и его предках. Обладая неплохой памятью, я без проблем назвала его родителей и дедов. И с гордостью и радостью узнала, что оба наших деда – Жар и Исполнительный – оказывается, знаменитые ипподромные бойцы, поставившие немало рекордов и завоевавшие множества призов. Со слов наездницы, кощунством было использовать Шквала как верховую лошадь. С ее точки зрения, даже не пройдя специального обучения, результаты на маховой рыси он показывал поразительные и был смысл выставить его на бега.
Сразу оговорюсь, что до бегов дела у нас не дошло. Хотя бы потому, что нет в Беларуси ни одного ипподрома. Но в потенциальном успехе Шквала на этом поприще я не сомневалась. И не из-за его рыси, о качестве которой я могла судить только с чужих слов. А вот почему.
Он терпеть не мог быть вторым. И любая лошадь, хоть на полголовы шедшая впереди, вызывала у него непреодолимое желание ее обогнать. Хоть на шагу, хоть на рыси, хоть на галопе. И удержать его от таких попыток – не смотря на хорошую выезженость и мягкоуздость – было очень сложно. А иногда и невозможно.
Первое время мне доставляло удовольствие устраивать в полях самопальные скачки с лошадьми нашего конзавода. Потому что в этих скачках, не смотря на то, что продуктивным галоп Шквала назвать было ну никак нельзя, мы неизменно побеждали. Просто в один момент я поняла, что в таких вот гонках Шквал слишком сильно выкладывается, не бережется, и что победы наши могут оказаться пировыми. Надорвется конь в своем страстном стремлении быть первым.
И не смотря на то, что бешенные скачки доставляли мне огромное удовольствие, от них я тем летом раз и навсегда отказалась.
И заменила их поездками на стипль-чезную трассу. Была такая в Ратомке – травяной круг с плавными спусками и подъемами и разбросанными по нему препятствие – невысокими, до 80 см хертелями.
Шквалу, в принципе любившему скорость и прыжки, такое времяпровождение тоже понравилось. И на тренировках вместо традиционного реприза резвого галопа мы теперь делали один-два круга по этой трассе. И вновь была скорость (правда, на этот раз вполне контролируемая), свистел ветер, пружинисто подбирался конь перед каждым барьером. Были и прыжки – высокие (гораздо выше этих 80 см), длинные, без потери скорости и инерции.
Самое интересное, что Шквал все остальное время этих самых хертелей боялся. Подъехать к ним на шагу было невозможно. Конь фыркал, бочил, упирался всеми четырьмя ногами – словом, делал все, чтобы не подъезжать к этой «страшной штуке». Но если вот понимал, что мы через это будем прыгать, то делал прыжок без страха и сомнений.
Заметив эту особенность, я провела эксперимент. Был на ратомской троеборной трассе прыжок, к которому Шквал ближе чем на 20 метров категорически отказывался подходить – эдакий слепленный из бревен шестиногий черный паук, с кровожадной красной улыбкой и белыми бельмами глаз. И вот в очередной раз, вместо того, чтобы просто провести упирающегося коня мимо, я подобрала повод, сделала вольт на коротком галопе, после чего направила лошадь на «паука». И что вы думаете?! Он вновь ни на мгновение не усомнился. И пошел на страшный и ужасный прыжок с той же легкостью и азартом, как он заходил всегда на обычный чухонец.
Прыгать, правда, я не стала. Свернула. Боюсь я мертвых препятствий. Особенно когда на своих лошадях сижу. Насмотрелась в Ратомке и падений, и травм, и на лошадей таким образом покалеченных. Но самому факту проявленной Шквалом смелости порадовалась. Раз на такого «зверя» смело пошел, значит, чтобы не выставили нам на маршруте – положат ли вместо «воды» в канаву шуршащую пленку или ленточки на стойки навесят -- прорвемся.
* * *
И ВНОВЬ КАДРОВЫЙ ВОПРОС
В прочем, безоблачным наши поездки и тренировки не были. Например, к концу лета я стала замечать, что навыки, полученные Шквалом от берейтора по выездке, улетучиваются. Менее длинной и ритмичной стала рабочая рысь, ухудшился галоп, да и сбор конь начал держать не так стабильно. А с моей точки зрения, без таких вещей, как продуктивные рабочие аллюры, умение правильно гнуться и держать равновесие, сбор и прочие «мелочи», на которые больше обращают внимание в выездке, и конкурная лошадь прыгать не будет.
И я вновь стала искать себе берейтора среди выездковцев. Сначала пошла по простому, на мой взгляд, пути: обратилась к Жуковой, одному из наших известных тренеров, и попросила порекомендовать ее мне кого-нибудь из своих учениц.
Та и порекомендовала одну из девушек – кандидата в мастера спорта, между прочим. Девушка тоже была не против поработать у частника, и сумму за свои услуги запросила более чем приемлемую. Но прежде чем «утвердить» ее на работу, я попросила разрешения поприсутствовать на ее обычной тренировке.
Та согласилась, хотя и несколько неуверенно. И все полтора часа, что была в манеже, просто … шагала на своей лошади!
Меня это несколько удивило, и я осторожно попробовала поспрашивать у частников мнение об этой самой девушке.
Ах, сколько грязи можно, оказывается, вылить на человека в течении 5 минут! И ноги не оттуда растут, и руки. И голова тоже. Коней гробит и уродует, ездить не умеет, и так далее и тому подобное.
Это сегодня я знаю, что полить грязью спортсмена (если он не твой друг, тренер или ученик. Хотя и эти исключения действуют не всегда) у нас чуть ли не общепринятая норма поведения. И что узнавать о ком-то таким образом информацию надо очень осторожно, выуживая крупицы истины из потока словоблудия.
А тогда просто испугалась и даже похвалила себя за осмотрительность (справедливости ради отмечу, что девушка та благополучно работает с лошадьми до сих пор, доросла до мастера спорта и хотя действительно, на мой взгляд, работает с лошадьми жестковато, но и результатов добивается высоких).
Попробовала найти еще кого-то, но едва пыталась узнать о кандидате мнение других конников, так сразу начинала подозревать, что в Ратомке работают исключительно душевнобольные неуравновешенные люди, способные за считанные тренировки сорвать лошади «крышу» и оторвать ноги. И ни на что большее.
В результате я переписала на бумажке имена тех спортсменов, за работой которых я имела возможность постоянно наблюдать сама. И судить, соответственно, тоже самостоятельно. Список получился не то чтобы очень большим. И часть имен в нем были такого уровня, что и соваться со своими предложениями не стоило (например, возглавляла его Ирина Лис). Но была в нем одна молодая спортсменка, вписав которую я едва не заверещала от радости – потому что более подходящего человека я и представить не могла.
Звали ее Галочка.
* * *
ГАЛОЧКА
Галочка приехала из Москвы следом за своим тренером. Я не слишком хорошо знаю ее биографию, но из тех обрывочных сведений, которыми обладаю, складывается примерно следующая картина:
До какого-то времени Галочка преимущественно тусовалась на прокатных конюшнях, и знала и умела многое – как и все помогающие на конюшнях после энного количества проведенных там лет. Что позволило ей в результате коноводить у Настоящего Мастера. А потом стать этого мастера ученицей и правой рукой.
Как бы там ни было, но к моменту нашего знакомства Галочка знала и умела очень многое, и по уровню своего мастерства могла за пояс заткнуть многих спортсменок, пополучавших своих кандидатов и мастеров на выезженных другими лошадях. И было в ней главное, очень подкупающее качество – она по настоящему любила лошадей. Причем любых. И большепризных многотысячных красавцев, и прокатных хоббиков, и даже лохматых кобылок, вывозивших из конюшни навоз.
И еще она любила людей и отличалась просто невероятной работоспособностью.
Кто появлялся на конюшне еще до рассвета и до прихода конюхов поил всех лошадей? Пробовали когда-нибудь разнести ведра на 150 голов? Да не полениться напоить вволю, хоть два, хоть три ведра каждой лошади налить.
А потом помочь покормить, развести по левадам, вычистить-вылизать и подготовить к работе «своих» лошадей. Кого-то размять, кого-то по полной программе отработать. И все это Галочка проделывала с хорошим настроением, не повышая голоса и не злясь – опять-таки ни на людей, ни на лошадей.
Словом, с просьбой поработать Шквала я именно к ней и обратилась. И получила вежливый, но решительный отказ – оказалось, что у Галочки на попечении уже 7 лошадей и взять да полноценно работать еще одну она просто не сможет.
В прочем, увидев мое расстроенное лицо, Галочка предложила компромисс – она с утра берет Шквала на корду на шамбон и 30-40 минут работает. И потом в течении дня по возможности выпускает в леваду.
Подумав, я решила, что это хороший вариант. Для коня с проблемными легкими (а на смену погоды или нервничая Шквал продолжал покашливать) движение очень важно. И врач нам настоятельно рекомендовала как можно больше времени двигаться и просто находится вне денника.
Сама я приезжала вечером, и утренняя получасовая работа на корде была весьма к стати. И я согласилась.
С тех самых пор очень уважаю шамбон. Естественно, при его грамотном и аккуратном применении.
Начала Галочка с очень длинного, постепенно по одной дырочке укорачивая и все больше подводя бичом зад лошади.
За несколько месяцев Шквал научился сам опускаться вниз и бегать – как бы это объяснить -- одновременно расслабленно, но двигаясь при этом от зада и задействуя все свои мышцы. Движения его вновь стали длинными, красивыми и ритмичными.
Галочка тоже была довольна результатом и считала Шквала талантливым учеником. И замечательно к нему относилась.
Пока… То ли все серые кони невезучие, то ли судьба наша такая, но пришла к нам беда…
Кричим и ругаемся мы тоже достаточно :lol: 
