Женя

1. Караковый Пегас
1.
Когда тебе 17 лет, весь мир, склонившись в подобострастном поклоне привратника, открывает дверь в непременно светлое будущее. А ты, с высоты своих 17 лет не замечаешь как-то ехидной ухмылочки тебе же и адресованной.
Дверь в Женино светлое будущее выглядела довольно обшарпанной. Привратника не было вовсе. Зато был здоровенный чемодан и сумка на колесиках. Женя входила в дверь общежития МИФИ, оставляя позади далекий Ростов и чудного каракового жеребчика с нелепым для него именем Пегас.
Комната Жени была довольно большой, с большим же окном, жутко грязной и со стопроцентной вероятностью подселения. Грязь, которая была везде, включая стены и потолок, повергла Женю в ужас. Зато до начала учебы оставалось полторы недели. Масса времени для обустройства. В этот же день Женя начала ремонт. Она быстро познакомилась с замечательным дедушкой-завхозом Григорием Павловичем. Он почему-то проникся Жениными проблемами и сам в груде мусора выискивал казенные обои поприличней и краску посвежее. Он же почему-то подарил Жене еще и не совсем уж старенький приемник, принимающий не только УКВ, но еще и FM. Женя чувствовала себя почти счастливой, отдирая почерневшие обои, и грязную краску с потолка. Уставать ей надо было сильно, ей нельзя было думать о Ростове. Даже не о Ростове, а о брошенном на произвол судьбы Пегасе, благополучие которого было принесено в жертву ее, Жениного благополучия. Нет, у Петеньки имелись хозяева. Но им, хозяевам, Петя за свои семь лет жизни так ни разу и не был нужен. Так и стоял он дуриком до своих трех лет, пока его тощего, злого и в репьях не обнаружила Женя, решившая научиться ездить на лошадках на прокатной конюшне. Петя был один из немногочисленных частных коников, которые стояли там за прокат. Так как Петя был необъезженным, дохода не приносил, был дармоедом. А дармоедов, как известно, кормят по минимуму. Теоретически можно было б его заездить и отдать в прокат, но уж больно он был зол на весь мир. Его даже выпускать гулять старались пореже из-за того, что он нещадно бил по людям, рисковавшим к нему подойти. В нем не было и тени лошадиного благородства, так тщательно воспеваемого людьми.
Женя же его жалела всей широтой своей чистой тринадцатилетней души. Хотя, подходить к нему боялась, лишь совала тайком сухарики из черного хлеба сквозь решетку денника. Аккуратно, чтоб он не прихватил пальцы. Кусаться Петя тоже ой как любил!
Женя больше старалась не вспоминать о своем преданном коне, о том как через полгода разговоров с ним через решетку, Петя не кинулся зубами на руку, протягивающую сухарь, не кинулся он и на пустую Женину руку, где-то через месяц после того, как перестал кидаться на руку с сухарем.
Не хотела женя, но засыпая все думала она о том, как через год после знакомства с Пегасом, пришла она к маме и стала просить арендовать коня. Мама долго не соглашалась, но уступила ежедневному натиску Жени и поставила условия для успешной аренды коня. Женя должна была очень хорошо учится и помогать по дому. Условия вполне выполнимые. Буквально через месяц Женя уже настолько научилась ценить каждую минуту своего времени, что ни одна из них не уходила впустую, все было занято. Уборка квартиры и обеспечение семьи едой легли полностью на Женины плечи. Оказалось, что если убираться дома ежедневно, то тратишь на это гораздо меньше времени, чем при еженедельной уборке накопившейся грязи. Дом сиял у Жени чистотой, в холодильнике всегда стояла приготовленная еда, в школьном дневнике стали все чаще появляться пятерки. Душа меж тем рвалась на конюшню, где конь однажды позволил зайти к себе в денник. Было это ровно через год после знакомства Жени и коня. Правда через пять минут Жениного там пребывания он попытался в нее таки отбить, но ведь пять минут он стоял спокойно. Ну, или относительно спокойно. Эти пять минут и подвигли Женю на аренду этого коня. Каждый день время, что отводилось Жене на присутствие ее в деннике, становилось все больше и больше. Женя сама стала у него убираться: остальных он все равно грыз и бил. Женя выводила его гулять и все время проводила в леваде вместе с конем, сидя на корточках возле дерева. И то, что он перестал обращать на нее внимание было уже огромной победой.
Чуда не происходило очень долго, каждое продвижение вперед в отношениях с конем достигалось мучительно долго. Когда коня можно было без риска для здоровья вывести и завести в конюшню, Женя уговорила его хозяев сменить место обитания коня на более дорогое, что, разумеется, отразилось на стоимости аренды. Хорошо, что мама к этому времени уже не возражала: дочка и вправду стала золотом.
На новой конюшне пожилой начкон Сансаныч, ухмыльнувшись незаезженному коню, чей возраст приближался к пяти уж годам, предложил свои услуги по его заездке. Конь к тому времени уже не с такой завидной постоянностью бил по людям. Но все равно на спину никого кроме Жени так и не желал принимать. Да и Женя-то с него летала несколько раз в день. Но не смотря ни на что, Сансаныча Петя принял значительно быстрее, чем Женю: он-то знал подход!
И за каких-то два года Пегас привез Жене второй разряд по конкуру и стал верным и мощным другом, на которого можно положиться.
Уезжая, Женя проплатила два месяца вперед за коня на этой конюшне. Об этом она сообщила хозяевам, которые хотели забрать оттуда коня на более дешевую конюшню, где ставили его всего лишь за прокат. Сансаныч, в свою очередь, обещал присмотреть за коником покуда его не заберут с конюшни. Из оплаченных месяцев оставался только сентябрь. Дальше у Пети, как и у Жени, начиналась новая жизнь.
История с Пегасом была закончена.
 
2.Мудрая Манька
Совершенно не понятно почему, но к Жене так никого и не подселили. Она предполагала, что сказалась эдакое шефство над ней завхоза Григория Павловича, человека, как оказалось при ближайшем знакомстве, тоже к лошадям когда-то неравнодушного.
Григорий Павлович частенько заходил к Жене на огонек. Человек он был одинокий, и ему нравилось вежливое Женино внимание. Но никогда с пустыми руками он не приходил. То баночку с соленьями принесет, то печенье к чаю. А бывало принесет он целый мешок картошки. Правда и обедать у Жени повадился. Она придет из института, а он к ней в комнатку стучится. Женя всегда звала его с ней пообедать, а Григорий Павлович никогда и не отказывался. Вел он неспешные рассказы о себе, детстве своем, молодости.
Жил он в деревне, и отец его держал несколько лошадей помимо всего прочего хозяйства. С самого раннего возраста он помнил себя верхом на лошадке, рыжей кобылке Маньке. В глазах Маньки отражалась вся грустная мудрость мира. Седла у Маньки никогда не было, был хомут. Манька пахала землю. Была она самой красивой и доброй лошадью, которую видел и до нее, и после Григорий Павлович. Стояла Манька в сараюхе, там же жили куры, которые клевали овес, что щедрой рукой, чтоб на всех хватило, насыпал отец. Манька ни разу не задавила ни одну курицу. Лишь поднимала ноги, когда курам срочно требовалось зерно именно из-под ее копыта. Куры Маньку присмотрели для насеста. Особенно зимой, когда сильно холодало и Манька обрастала длинющей рыжей шерстью, наглые куры предпочитали греть лапы на Манькиной спине.
Маленький Гриша любил именно Маньку, а Манька любила всех. Даже Гришкиного старшего брата, Ваньку, который ее постоянно бил всем, что попадется под руку. Один раз он ей лопатой даже грудь порезал. Гриша тогда босиком по холодным осенним лужам, весь захлебывающийся слезами, бежал в соседнюю деревню за доктором. Отец устроил, конечно братцу выволочку, но та лишь укрепила Ванину ненависть к кобыле. Доктор тогда приехал на своей телеге, зашил Манькину шкуру, посетовал на Ваньку. А Манька все простила. Все равно она пыталась ластиться к пришедшему Ивану, хоть и получала всегда крепко кулаком по морде.
Манька учила Гришу ездить. Он с грехом пополам в летние дни забирался ей на спину, а она ходила и паслась. Это было счастье. Она была все мягкая, теплая и рыжая. Ее было так много. И Маньки и Манькиной теплоты. Иногда Манька с Гришей на спине, понуро опустив голову, шла по кругу, позволяющему ей веревкой: Она катала Гришу. А он обнимал ее за шею и шептал о том. Как сильно он любит Маньку.
Как-то поняла Манька однажды, что можно ребенка прокатить рысью. И она пробежала кружочек рысью. Эти ощущения первой рыси Гриша запомнил на всю жизнь. Трясло страшно! Но лошадь бежала! Бежала для него!
После он стал просить отца научить его ездить на лошади. Именно на Маньке. И отец взялся объяснять маленькому Грише азы лошадиной премудрости. Манька старалась жутко, трепетно пытаясь понять команды юного всадника. Хотя седла на ней так и не было, зато была самая настоящая уздечка. И Манька чувствовала себя верховой лошадью, с маленьким всадником на спине.
А вот с первого галопа Гриша упал. Манька сразу остановилась и пошла к нему. Она тыкалась носом в его ладони и тоненько ржала: испугалась. После Манька очень долго не решалась подняться в галоп. Но Гриша держался все более и более уверенно, и в следующий раз даже не попытался упасть. А потом иногда они катались в поле, где Манька, громко топая ногами, бежала галопом. Она была так счастлива, как только мог быть счастлив он, Гриша. В этой лошади была потребность давать людям радость.
А потом Маньку решили покрыть соседским жеребцом тяжеловозом. Манька все удивлялась себе и своим новым ощущениям, будто прислушивалась к тому, что происходило внутри нее. Она родила бурую кобылку с широкой, папиной, проточиной на морде. Манькиной любви хватало на всех: она ни на минуту не забывала Гришу, который уже вовсю ходил в школу. Маленькая Медалька была очень резвым и игривым жеребенком, совершенно не характерным для тяжеловоза. Кур от них быстро отселили: медалька совсем не отличалась маминой тактичностью и могла запросто прибить копытом. Ваня стал побаиваться заходит к Маньке в сарай: Медалька становилась задом и била по нему. Началось это сразу после того, как он черенком от лопаты ударил Маньку. У Медальки были свои понятия о справедливости.
А через год Медальку продали. Манька долго не могла понять, что случилось: все звала озорную дочурку. А когда поняла, что Медалька не придет больше, стала как-то затухать. Она по-прежнему была добра ко всем, но уже не получала такого удовольствия от взаимности. Манька даже есть стала плохо. Она оживлялась лишь при виде Гриши, при нем она могла и поесть нормально. Так уж потом завелось, что именно Гриша кормил Маньку и ждал в сарайчике, пока она все съест.
А потом у Маньки начались колики. Это так доктор сказал. А Гриша лишь видел, как Манька упала. Доктор же рассказал, что нужно делать при коликах. Гриша послушно выполнял все процедуры, отчаянно шепча: «Живи! Живи!» Но приступы становились все чаще и длились все дольше. Работать на этой кобыле стало уже невозможным: она могла завалиться в любое время. Манька просто стала жить в сарайчике и гулять с Гришей на веревочке.
Ванька уговаривал отца избавиться от дармоедки. Отец держался довольно долго, но в очередной Манькин приступ, когда она разнесла стенку сарая, махнул рукой: делайте что хотите. И Ванька достал ружье. Гриша кричал и кидался на Ваньку, не позволяя выстрелить в кобылу. Но Ванька сильно оттолкнул Гришу, он неудачно упал и ударился головой, на мгновение потеряв сознание. Когда Гриша пришел в себя, он увидел лишь Манькины глаза. После он мог поклясться, что Манька четко поняла, что Ванька ее сейчас убьет и простила его за это.
После у отца было несколько лошадей. Но никто не был столь же по-доброму мудр, как Манька. Никогда больше Гриша так и не встретил лошадь, которую сам полюбил так, как любил он Маньку. И ни одна лошадь так не любила его, как любила Манька. Больше не было лошадей, столь же преданных всему человечеству, как она.
 
3. Добрый Добрый
Все бы было не плохо, но, приехав в Москву, Женя не желала оставаться на шее у родителей, к тому же она у них и так взяла довольно крупную сумму на оплату постоя Пегасу и свое первоначальное обустройство. Надо было искать работу. Но об этом говорить легко, легко и думать. А на практике что-то не густо было желающих принять на работу несовершеннолетнюю. Ну чем 17 лет отличается от 18? Ведь почти ни чем. Разница-то всего в полгода. Ну что может за эти полгода поменяться?
Женя старалась, покупала газеты, звонила из телефона-автомата, что был в ее общежитии, ездила по разным объявлениям. Мир не без добрых людей. Какой-то дяденька, что покупал в магазинчике, куда Женя пыталась устроиться уборщицей, вывел ее на улицу и на клочке бумажки нацарапал адрес. Это оказалась третьесортная забегаловка, где платили по Московским меркам очень мало, а требовали очень много. Официантки, они же уборщицы, там сменялись так часто, что требования хозяина упали почти до нуля. Женю, не смотря на возраст, все же взяли. Хозяина звали Ашот. Но это было единственное армянское в этой забегаловке. Все чаще там ошивались местные, но не упавшие на самое дно алкоголики, все норовившие ущипнуть Женю за попу. Благо и Ашот, и молодой парень-охранник этого заведения такого не позволяли. Клиенту сначала выносилось предупреждение, а потом его и вовсе выгоняли. Женя задержалась в этой забегаловке явно надолго, охранник Паша не менялся уже давно. Между Женей, Ашотом и пашей даже сложилось некое подобие дружбы, как самых старых работников этой забегаловки. Всех своих клиентов, Женя за два месяца выучила наизусть, знала судьбы почти каждого из них: выпивка развязывала язык и требовала благодарного слушателя. Ашот, проникнувшись искренней симпатией к Жене, стал запросто отпускать ее в институт, где она успела нагнать пропущенные лекции.
А однажды в Женину забегаловку пришла худенькая девушка, которая заказала сразу бутылку водки и совсем незначительную какую-то закуску. При ближайшем рассмотрении девушке оказалось хорошо за 30, она пришла сюда с твердым намерением напиться до самозабвения. Первая бутылка водки под нетронутую закуску ее явно не взяла, она заказала вторую. Клиентуры в этот день было совсем не густо, поэтому и Ашот, и Женя, и Паша посматривали на девушку с явным интересом.
- Иди сюда, - оторвалась посетительница от стакана, пьяненьким голосом обращаясь к Жене.
Женя подошла и присела рядом. Девушка налила водку в свой стакан в свой стакан и сказала:
- Пей!
На эти выкрутасы у Жени давно уже был отточен номер. Паша мигом приносил ей стакан, бутылку из-под водки, и, говоря, что законы заведения не позволяют пить то, что оплачено клиентами, наливал в стакан воды. Пьяные люди не собирались проверять, что же именно пьет Женя. Поэтому Женя выпила вместе с посетительницей, которая самостоятельно хряпнула налитый для Жени стакан.
- Какая ты молоденькая, - завела она. – И зеленая вся. Жизни-то совсем не знаешь. Любви не знаешь, привязанности. А знаешь, какого это своего ребенка отдать? А продать? Да ничего ты не знаешь! Не доросла еще.
Ты думаешь, я пьяница? Да как бы не так! Я водку-то и не пью совсем! Только по праздникам: день рождения, да новый год! А тут повод… Смешной такой повод, чтоб напиться вдрызг!
Я на конюшне работаю. И коновод, и берейтор: все в одном лице! Конюшня не то, чтобы Прадар, но и не дыра какая! Лошадки-то у нас стоят неплохие. И спортивные результаты тоже показывают. А тут привезли к нам кобылу вороную. Тракенка, блин! Ни пятнышка на ней. Красотулина. Только купили ее хозяева-то. Ну и поехали. Не особо поехали-то, надо сказать. Чуть за ворота, так сразу галопом. Мол, вот она как умеет. А накатались, устали, так в конюшню. Я ее шагала потом сама. Но куда там! Частная лошадь! Им лучше знать, как и чего! Ругались на меня страшно! Говорили, что я на ней ездить собираюсь. Я их и в руках уговаривала ее шагать: ни в какую! Наша, говорят мне, лошадь! А она жеребая еще оказалась. Я им толкую, что нагрузки не те, а им что об стенку горох. Все равно им, понимаешь, девочка?
А живот все растет. А они все скачут. Уж и поставить ее надо было, ан нет! Лошадь наша, бегать должна! И что ты думаешь? Скинула она в один прекрасный день, под утро жеребенка, и померла сама. А как ты хотела? Жеребой-то галопищем бегать?
Прихожу в конюшню, а там жеребчик только морду из мешочка высунул: дышит, и мамка мертвым-мертва. Но теплая еще совсем. Недавно скинула. Я жеребчика-то вынула, а что с ним делать? Маленький, кушать хочет, а чем помочь? У меня в запасе меньше часа, нужно еду отыскать. Ничего, коз нашла. Купила сразу с ведро молока-то, прибежала, соорудила соску, смесь приготовила, накормила. Побежала хозяевам звонить
А хозяева, как узнали, так исчезли сразу. Обещали, конечно, приехать, да все ни слуху, ни духу.
Я на конюшне жить поселилась. День с ночью путала, как уставала! Его ж каждые два часа кормить надо было. Литературы умной начиталась... На всю жизнь хватит! Да еще и про запас останется!
А он тоже черный-черный растет! Аж в синеву, цвета ворона крыла. Мамку-то его Диадема звали, отца не знаю. Сама его называла. Через два месяца после рождения. Имя как-то само пришло: Добрый. Вот и рос у мня Добрый вороной конь.
А едва я его назвала, так он у меня заболел. Еле вытянула. Жила в его деннике. То прививки ставила, то смесью на кормила. Меня те, кто коз водил наизусть знали: всей деревней мне молоко собирали. А до деревни ехать еще надо. Я лишь один раз за час туда-обратно обернулась: первый. Потом долго добиралась. Хорошо хоть машина есть…
А Добрый все мамкой меня считал. Приду в конюшню, а он зовет. Тоненько так, протяжно: «Мама!» И я к нему иду, а он мне в шею тычется, губешками там шевелит.
Чему я его только не научила. Он и в недоуздок сам морду совал, и двигался в том направлении, куда я рукой покажу… А как я ножки его учила давать? Он меня всю обмусолит, но стоит, ждет, что я еще с ним придумаю сделать. Все мне позволял.
А как он прыгал! Любую палочку, любую канавку: нравилось ему прыгать! Он леваду для пони в семь месяцев перепрыгнул! Все подобрал и прыгнул: ко мне спешил!
Я к нему, как к сыну относилась. Все, думаю, раз Бог детей не дал, так дал коня – сына.
И что ты думаешь? К году объявились его хозяева с документами на Доброго. Только Доброго там совсем не Добрым звали. Оплатили они хозяйке весь постой и увезли его: продали куда-то в Белоруссию. Все. Не увижу я больше своего сына – Доброго.
И смахнув пьяную слезу, девушка покачиваясь пошла в сторону выхода, оставив на столе мятую тысячу. А Женя все сидела и смотрела вслед женщине, у которой отобрали и продали сына. И все Женины несчастья показались ей такими мелкими, по сравнению с глубоким и искренним горем своей недавней посетительницы, которую Женя так никогда больше и не встретила.
 
Грустный и какой-то жизненный рассказ, аж за душу берет.
 
4. Воробьиный Демон
Как всегда для многих неожиданно началась сессия. Первая сессия – дело довольно сложное. У тебя еще нет зачетки, которая чуть ли не заранее определяет твою оценку. Первый мандраж – незабываемое впечатление, на всю жизнь! У всех новый год, мандарины, веселье, а у тебя зачет вот-вот. И расписание экзаменов составили. Праздник Новый год нагло смеется тебе в глаза, пропуская мимо. Женя как-то совсем на праздник и не настраивалась. Вдали от дома Нового года не хотелось совсем. Правда Ашот и Павел решили отметить Новый год на работе: выгодно. Женя запросто согласилась работать в новогоднюю ночь. И лишь один человек расстроился: Григорий Павлович. Он надеялся провести праздник у Жени, вспоминая свою молодость. Но и эта проблема решилась несложно: Ашот разрешил пригласить старика на праздник в кафе, даже пообещал, что за счет заведения, то есть за их с Пашей и Ашотом общий стол, накрытый на кухне.
А сессия неумолимо приближалась. И нельзя сказать, что очень уж пугала Женю: она довольно хорошо знала все предметы, а вот несистематическое появление преподавателей, появляющиеся по предварительной договоренности, а не по расписанию, выбивало Женю из колеи. Ашот, выслушав Женину проблему, пожевал усами, крякнул и достал из кармана две тысячи, ровно половину Жениного жалования, и отпустил ее учиться. Сама, мол явишься, как закончишь. А Женя пообещала постараться досрочно закрыть сессию. Но время ей было дано.
И в самый разгар сессии ей пришло письмо. На этот раз не от мамы, с которой женя регулярно переписывалась. Писал Жене Сансаныч.
Милая Женя!
На конюшне у нас произошли некоторые события, тронувшие мою черствую душу. И о тебе я вспомнил. Как ты пришла к нам, как коня привела, как с ним ездить и прыгать училась, как на разряды сдавала. И выдалась мне свободная минутка. Решил я ее против обыкновения не на чтение газет посвятить, а на письмо тебе, моему милому другу. Захотелось мне с тобою поделиться мыслями о том событие, которое и подтолкнуло меня к написанию письма.
Был я у себя в кабинете, и пришла ко мне Алена. Тренер наш, помнишь? Говорит мне, мол вас какие-то дети спрашивают. А какие дети? Говорю, ну веди детей сюда. А она отвечает, что отказываются дети идти, да у них еще и конь на веревочке. Эх, думаю, только приключений с детьми и конями на веревочке нам вот только и не хватало. Но пошел. Пошел, знаешь?
Выхожу, смотрю, стоят двое. Парень и девчушка. Парень с темными волосиками, в хвост забранными, девочка с коротким светлым ежиком, того и гляди уколет. Молоденькие оба, нахохленные как воробьи. За руки держаться. А у парня в другой руке конь. Смесь бульдога с носорогом. Страшный, грязный аж масти не известной, тощий как селедка. А парень с девчонкой стоят и смотрят на меня исподлобья.
Ну, спрашиваю, зачем пришли? Хотя уж догадываюсь зачем. А они мне отвечают, что хотели мне коня на постой оставить, готовы за него деньги платить. Молодцы, однако! А я их и спрашиваю, что ж они с конем, а если мест у меня нет. А они молчат. И воробьями смотрят.
Ладно, решил ради забавы еще поспрашивать. Хотя уверен был, что места им не дам. Спрашиваю, откуда ж они эдакое сокровище привели. А они мне и отвечают, гуляли, мол мы у мясокомбината… Как тебе, Женя, места для прогулок влюбленных парочек? Так вот гуляли они и увидели, как цыган его на мясо привел. А они, понимаешь ли коня пожалели. Пока девица цыгана уговаривала подождать, парень за деньгами мотнулся. Привез все, что есть. Вот забрали они коня и ко мне привели.
Историйка. Ладно, думаю, посмотрю на подарок судьбы-то. А у коня в глазах такое безразличие ко всему: на мясо, так на мясо, еще денек поживу, так еще поживу. Все равно ему, Женя!
Подошел я к коню. Тощий до безобразия, нога задняя в районе скакательного рассечена сильно, гривка подстрижена, холка разбита в мясо просто, а хвост завязан. Заглядываю к нему под хвост: так и есть, кастрировали его недавно. На днях просто. Ну, думаю, странные ведь люди бывают: сначала кастрируют, а потом на мясо ведут. Чудно! Масти он не то рыжей, не то бурой. В навозе зарос так, что не разберешь! Ну не серый и не вороной уж точно. А остальное увидим, как отмоем.
Как зовут-то коня, спрашиваю. Демон, говорят. Да уж, Демон! Тощий, грязный, безразличный Демон!
Женя, ты меня знаешь, я за такие сомнительные сделки не берусь. А тут вдруг шевельнулось что-то внутри похожее на жалось. И к коню, и к воробьям этим двум. А тат еще Алена вышла, да сена коню вынесла. А он уткнулся и ест, всасывает просто, не жует даже. И, знаешь, оставил я их на конюшне, даже постой разрешил после зарплаты оплатить. Не столько из-за жалости к этой троице, сколько из-за удивления моего, что на такие чувства я еще способен и ностальгии по оным. Для себя их, в общем, оставил. А из документов на коня только выписка с мясокомбината: цыгана девчонка так и не уговорила. Я мясокомбината выкупали.
Опыта у коневладении у них нуль без палочки. Честный такой абсолютный нуль. Про лошадей только из фильмов про индейцев знают. Как спросишь чего резко, так нахохлятся и стоят. Воробьи. Зато слушают. И рану коню засыпали, не почуял он. Накостник там, кстати, вырос. Но коню не мешает. Даже не хромает сейчас.
А с зарплаты они мне на два месяца оплатили. Этот и следующий. А у коня из амуниции только этот недоуздок. А его после кастрации шагать. Ну шагали-то они его на этой же веревочке. Каждый день на велосипедах после работы к нему приезжали. А потом рысью его надо было двигать. Минут по пятнадцать. Так сначала парень с конем пять минут рядышком бежит, потом девчонка пять минут, потом опять парень. Так и бегали пятиминутками. А денег нуль совсем. А они ездить не умеют. Сейчас-то там и не на чем, но потом работать коня надо будет.
И вот знаешь, Женя, все в угоду тому же чувству, решил их на своих конях ездить научить. У парня быстро стало получаться, у девчонки медленней, но радостней. Она как в первый раз с галопа не сковырнулась, так ко мне после тренировки целоваться побежала. А парень на лошади губы подожмет, в глазах решимость как можно быстрей науку постичь: обязанным мне быть не хотел. А я смотрю на них, и так благостно у меня на душе становится, что понимаю, что чувство мое к воробьям этим дорогого стоит.
А конь отъелся, поздоровел. Рыжий он оказался. Золотисто-рыжий. Ну ни дать, ни взять дончак.
И с каждой зарплаты они ему что-то новенькое покупали. То подкормки, то седло, то щеточки, то уздечку. Постой больше в долг не брали. Наоборот, чуть раньше времени оплачивали.
А на коня я первый сел. Горяч оказался. Крепко меня проверил. Но, проверив, пошел, уступил. Хорош малый, сказочно хорош!
И парны своего, воробья, проверил крепко. Тот тоже усидел, конь его зауважал. А вот девчонка вылетела. Но тут же на него опять села. И опять вылетела. Они так минут сорок в парашютики играли. Она на него, он скинул. У нее слезы катятся, она их не вытирает даже. Только шепчет: «Димочка, дорогой!» А он прыг-скок и на земле девчонка. А потом вдруг голову опустил, зажевал… Она влезла на него и он ее повез. Будто кляча-клячей. И аккуратно так, как хрусталь. Нас-то с парнем он не раз еще на вшивость проверял. А ее вот не разу. Видать, лимит полетов с него она исчерпала. Не знаю даже.
Парень сецчас на нем прыгает. До 80 уже добрались. Девчонка пока выше 60 боится. Но растолстел он, обнаглел. Только нас троих и признает, больше никого.
А еще я предложил им кровь во ВНИИК сдать, чтоб породу проверить. Они долго отнекивались, мол, будь он ослом, мы все равно его любим! А потом сдали все же. Эх, прав оказался я, не подвели глазки. Дончак этот Демон, при чем хороших кровей дончак.
А Пегаса твоего продали, кстати. Даже не знаю кому, меня на конюшне не было. Алена говорит, что приехали, посмотрели, погрузили и отчалили. А на вопросы ей и не ответили. Конь продан и все тут!

Женя аккуратно сложила письмо в конверт и заплакала в подушку. Горько и навзрыд.
 
Ух, здорово пишешь!.. зачиталась аж... замечательная история получается...

а продолжение будет?.. :oops:
 
Лиза, я успела пока что прочесть только первую главу, так что замечания сейчас в основном технические. О сюжете я лучше выскажусь, когда прочитаю произведение полностью.
Сейчас я могу отметить правильный сюжетный ход: Пегаса заездил Сансаныч, а не Женя, ибо в противном случае все было бы как-то сказочно, нереалистично.

Василизк написал(а):
... из груды мусора выискивал...

Выскивать в груде.

Василизк написал(а):
Петя там был один из немногочисленных частных коников, которые стояли там за прокат.

Тавтология.

Василизк написал(а):
Так как Петя был необъезженным, то дохода не приносил...

Второй предлог не нужен.

Василизк написал(а):
...но уж больно он был зол на весь мир.

Мне кажется, этот оборот здесь не уместен. Выше не говорилось, что лошадь была злая, а выражение "уж больно" предполагает, что эта информация уже известная читателю, и автору нужно ее подчеркнуть. Фразу следует переформулировать, ибо вообще непонятно, почему конь был злой.

Василизк написал(а):
...так тщательно воспеваемого людьми.

Лишнее слово. Воспевать можно часто, вдохновенно, но никак не тщательно.

Василизк написал(а):
Женя же его жалела всей широтой своей ... души.

Широтой жалела? Пропущен предлог "со": со всей широтой души.

Василизк написал(а):
Женя больше старалась не вспоминать о своем преданном коне, о том как через полгода разговоров с ним через решетку, Петя не кинулся зубами на руку, протягивающую сухарь, не кинулся он и на пустую Женину руку, где-то через месяц после того. Как перестал кидаться на руку с сухарем.

Последнее предложение лишнее. Автор перечисляет достижения Жени в установлении контакта с конем, переходя от простого к сложному, а потом вдруг возвращается к простому.
Также см. выделение. Эту часть нужно в начало предложения.

Василизк написал(а):
Оказалось. Что если убираться дома ежедневно, то тратишь на это гораздо меньше времени, чем при еженедельной уборке накопившейся грязи.

Граница предложения!

Василизк написал(а):
Дом сиял у Жени чистотой, в холодильнике всегда стояла приготовленная еда, в школьном дневнике стали все чаще появляться пятерки. Но не это трогало Женину душу.

Последнее предложение стоило бы переформулировать. Может ли трогать душу человека то, чем он занимается (с точки зрения лингвистики)? Это определение подходит скорее тому, что делают для человека окружающие.

Василизк написал(а):
... время, что отводилось Жене на присутствие ее в деннике, становилось все больше и больше.
Василизк написал(а):
Речь! С каждым днем на присутствие в деннике Жене отводилось все больше времени.

Василизк написал(а):
Когда коня можно было без риска для здоровья вывести и завести в конюшню. Женя уговорила его хозяев сменить место обитания коня на более дорогое, что, разумеется, отразилось на стоимости аренды. Благо мама к этому времени уже не возражала: дочка и вправду стала золотом.

Границы предложения!

Василизк написал(а):
... коню ... приближалось к пяти уж годам...

Грамматика! Коню уже скоро должно было стукнуть пять/чей возраст приближался к пяти годам...

Василизк написал(а):
И за каких-то два года Пегас привез Жене второй разряд по конкуру и стал верным и мощным другом. На которого можно положиться.

Границы!

Василизк написал(а):
Уезжая, Женя проплатила два месяца вперед за коня на этой конюшне, о чем сообщила хозяевам, намеревавшимся забрать оттуда коня на более дешевую конюшню, где ставили его всего лишь за прокат.

Перегруженное предложение.
 
Огромное спасибо, Вера! Сейчас буду исправлять! Вот только про границы смею оправдаться. Ну не прожимаю я зачастую Shift. И бывает не замечаю этого. А дорогой Ворд быстренько начинает новое предложение с большой буквы. Чаще всего я это замечаю, но бывает, что нет. Именно таким образом поясляются у меня предложения с подобными границами. Тоже самое и в предложении про то, что конь перестал кидаться на руку. Там стоит запятая.
На самом деле изначально опечаток было значительно больше. Но я просто не все заметила и исправила.
Еще раз спасибо вам, Вера за изумительную критику.
 
Еще, пожалуйста, еще :) Прочитала на одном дыхании. прослезилась.улыбнулась.
жизненно, тепло так. :)
 
5. «Дружба» в подарок.
Это сейчас 14 февраля – праздник. Это сейчас так романтично родиться в день влюбленных. А в детстве Женя ненавидела свой День рождения. Ну почему именно 14 февраля заболевали все ее друзья? Почему именно 14 февраля на улице светило яркое солнце и морозно было так, что даже нос на улицу не высунешь? А заботливые мамы не отпускают жениных друзей на улицу и к ней на День рождения. Почему?
Женя с самого детства не любила морозный февраль и особенно не любила свой День рождения. Сейчас детского горя по поводу утерянного праздника уже нет. Но неприязнь к 14 февраля осталась.
В этот раз Ашот и Паша не разрешили ей раскиснуть и «зажать» праздник. И вполне естественно, уже заводя особый обычай, было решено отмечать День рождения на работе, пригласив туда Григория Павловича.
И был подарен Жене поистине царский подарок: абонемент на месяц занятий на конюшне. Придумал этот подарок Паша. Ашот оценил, пообещав отпускать Женю и на конюшню тоже. Раз в неделю было можно. Жене, как единственной проработавшей в забегаловке уж почти полгода давались уже существенные скидки. Кроме нее таких нагрузок за такую зарплату не выдерживал никто.
В первое же воскресенье Женя пошла заниматься по абонементу. Конюшня была очень даже неплохая, Паша старался, выбирая подарок Жене. Она шла и рассматривала большие левады, где гуляли лошади.
На него нельзя было не обратить внимания, хоть и смотреть на него тоже было невозможно. Он даже не блестел, он сиял! Его темно-гнедая шерсть на солнце сияла настолько, что невозможно даже масть толком было рассмотреть: просто блеск. Женя невольно остановилась возле левады, где гулял жеребец, и залюбовалась им. Он побежал к ней и весело фыркнул. Женя достала морковку, и шелковые губы, едва прикоснувшись к ладони, взяли ее.
- Красавец! – восхищенно прошептала Женя. – Какой же ты красавец!
Конь, будто понимая ее слова, развернулся и, продемонстрировав великолепный природный сбор, порысил в другую сторону. Женя вздохнула и пошла в конюшню. Когда она оглянулась, чтоб еще раз увидеть коня, то увидела, как он с рыси, абсолютно не напрягаясь, выпрыгивает из левады. А ограждение-то повыше самой Жени было. 170 там уж точно было.
Тут же раздался крик: «Зовите Татьяну! Сюрприз опять сбежал!» А конь в это время галопом убегал все дальше и дальше.
«Бесполезно теперь ловить!» - прошептала Женя.
- Ничего подобного! – сказал рядом голос. – Он у нас так часто убегает: молодой, резвится!
Из ворот вышла худенькая девочка и позвала: «Сюрприииз!»
Дальнейшую картину Женя видела будто в кино, при замедленной съемке. Издалека мчался сияющий конь. Грива развевалась по ветру, хвост был отставлен далеко назад, копыта будто высекали искры из земли. Женя могла поклясться, что в этот миг зазвучали фанфары. Конь бежал назад.
Женя даже успела испугаться: похоже Сюрприз не собирался останавливаться и мог запросто сбить Татьяну. Но он остановился перед ней как вкопанный и весело фыркнул, а потом уткнулся носом ей в живот.
- Как не стыдно убегать из левады, - пожурила Татьяна девичьим звонким голоском, который звучал очень довольно. Слова вроде были наказывающие, а интонация поощряющая.
Она выпустила Сюрприза обратно в леваду, а потом вернулась назад.
- Вы что-то хотели? – спросила она, заметив Женю.
- Да, - ответила она. – У меня абонемент на четыре занятия. К кому я могу обратиться?
- Пойдем со мной, - ответила Татьяна.
Татьяна оказалась совсем не юной. Лицо выдавало, что ей явно больше тридцати лет. Но она обладала девичьей фигуркой и девичьим же голоском. К этому прибавлялась еще и молодая душа. Но это Жене еще предстояло узнать. А сейчас она вошла в полумрак конюшни за ведущей ее женщиной.
- Как вам это удалось? – поборов робость, спросила Женя.
- Что именно? – поинтересовалась Татьяна.
- Так приручить коня.
- А! Так мы с ним с рождения! Когда позанимаешься, подходи, расскажу! Ты с лошадьми знакома?
- Да! У меня был конь в аренде.
- Долго?
- Три года.
- А! Ну это – опыт! Вася, принимай! Говорит, что опытный всадник.
Васей оказалась худенькая женщина примерно Татьяниного возраста. Для Жени Васю звали Василиса Афанасьевна. Василиса Афанасьевна была начкон. Она предложила Жене поседлать орловку Аниту.
Потом Женя узнала, что светло-серая, просто белоснежная Анита – это проверка для всадников, которые приходят в прокат и сообщают, что они умеют ездить на лошади. Аните реагирует лишь на абсолютно верные приказы, периодически проверяя даже опытных всадников подрывами, козлами и свечками. Но Жене, несмотря на полугодовой перерыв, на ней очень понравилось: характер! Естественно, на первой проверке Женя не усидела и, лишь заметив краем глаза, разочарованный взгляд тренера, быстро влезла обратно в седло. Зато больше не падала.
Пришлось так же Жене проявить и свое умение быстро соображать в экстремальных ситуациях: подорвала кобыла совсем неопытного всадника, который, отчаянно визжа, вцепился в гриву лошади и остолбенел. Женя быстро развернула свою кобылу и поставила ее боком к несущейся лошади. Но это не помогло. Зато сработал эффект соревнований. Женя обогнала на Аните подорвавшую кобылу, и пристроившись впереди нее, замедлила галоп и завернула в угол, где лошади и остановились. Взгляд тренера Вити заметно потеплел, Женю приняли как равную. Соловую кобылу Дорину взяли за повод и оставшиеся время, Витя командовал сменой, водя шагом кобылу и успокаивая трясущуюся от страха девочку в седле. Надо сказать, что верные слова он подобрал: девочка на конюшню вернулась еще неоднократно.
После смены Витя подошел к Жене и спросил, желает ли она просто ходить в прокат или хочет заниматься в группе и продолжать обучение верховой ездой. Женя сказала, что не очень уверена, сможет ли она приобрести следующий абонемент, но по этому с удовольствием позанимается в конкурной группе. Так Женя была принята в КСК «Дружба», которое сыграет еще очень важную роль в жениной жизни.
А до Татьяны в этот день она так и не дошла. Хотя ей очень хотелось узнать, как же можно так с конем договориться.
 
6. О том, как падал Боинг
А на восьмое марта Жене вновь подарили абонемент на эту же конюшню. Это радовало, при чем даже очень. Вот только сам праздник на конюшне был черным днем.
В преддверие праздника Женя приехала радостная, с замечательным весенним настроением. Как ни странно, никого на улице не было, хоть и погода была замечательная. Даже лошади не гуляли в левадах. Это было очень удивительно, тишина была какой-то неправильной. Зато в конюшне было громко: билась в истерике девчонка, не помогало ничего. Народу возле нее толпилось куча, но никто не мог ее успокоить.
В толпу как-то резко ввинтилась Вася, встряхнула девочку, несколько раз ударила ее по лицу. Девочка совершенно обмякла на Василисиных руках.
- Так, господа! – строго сказала начкон. – Концерт окончен. Прошу всех разойтись по своим делам. Женя, помоги мне.
Совершенно непонятно почему именно Женю выбрали тогда в помощники. Она этого не хотела совсем. Не хотела она и слышать историю про то, как умирала лошадь. Но отказать в помощи она не могла. Вместе с Василисой отнесли они девочку в комнату отдыха, посадили на диван. Вася принесла каких-то пахучих капель, накапала в стакан с водой и велела девочке выпить. Через небольшой промежуток времени, девочка обняла Женю за шею и так уснула.
- Ну вот и все! – тихо произнесла Вася. – Организм с помощью сна справляется со всеми неурядицами. Хочешь я с тобой посижу?
- Да, пожалуйста. – сказала Женя, но тут же спохватилась, - Если не заняты, конечно.
- Да ничего, дела подождут. Давай я тебе пока расскажу про Оксану и Боинга, которого она сегодня потеряла. Кстати, знакомься, на твоем плече спит Оксана.
Ты знаешь, есть какие-то героические истории про лошадей. Кто-то из очень плохих рук выкупает, кто-то вообще с мяса, кто-то делает из злобных диких мустангов прекрасных добрейших и преданных лошадей. Боинг был прекрасной и доброй лошадью всегда. Он был куплен специально для Ксюши. Точнее она выбирала его сама. Тогда она не умела толком ездить, ей нужна была добрая и ответственная лошадь. Она искала Боинга полгода. Он обязательно должен был быть пегим. При чем гнедо-пегим. Никак иначе. К тому же добрым и молодым жеребцом. Родители же Ксюши хотели обязательно породную лошадь. Абы какая беспородность им не подошла бы. Они так долго ездили по городам и даже странам, что я уж отчаялась: не найдут.
А тут звонит она мне из Белоруссии. Нашли. Оказался белорусским упряжным. Молоденький. Трехлетка. Еще не заезженный. Но, говорит, что добрый и спокойный. Интересно, думаю, как она об его спокойности узнала. Попыталась ее отговорить даже. Куда там?! Влюбилась она, понимаешь ли!
Привезли это чудо. Я тогда очень удивилась Ксюшиной удачливости. Конь на самом деле оказался мягчейшим. Она его Боней звала. Боня ее очень сильно полюбил. Он ее и ездить учил, терпел все ее неумелые движения и жесткую работу поводом.
Я сама его, кстати, заезжала. Потрясающей понятливости конь, на лету обучение схватывал. И все с огромным удовольствием делал. Прыгать он очень любил. Хоть он и тяжеловоз, но в легком таком типе, что в чистоте породы его можно было легко усомниться. Но сомнений не было: это был чистейший белорус, с прекрасными документами и родословной.
Он и выездкой не гнушался. Знаешь, его между своими «Чего изволите» звали. Вот что попросишь, то исполнит. Вообще, идеальная прокатная лошадь, ни разу в жизни не побывавшая в прокате. Впрочем, поначалу ему вполне хозяйки хватало. Мы все удивлялись: откуда у коня столько терпения.
Они с Ксюшей семь лет уж вместе. Были. Ей коня на десятилетие покупали.
Знаешь, говорят, что в коня душу вложил. Тут наоборот было: конь в хозяйку душу вкладывал. Он ей все-все прощал, он носил ее как хрусталь, Ксюша для Бони была самым радостным событием в его жизни.
Конечно и она его любила. Конь-сказка! Конь-мечта! И на соревнованиях он ей призы привозил и разряды, и просто прокатиться, и научить ее – все мог!
А однажды они уехали отдыхать за город с конем. Так вот Ксюша на Боне в лес поехала. В лесу ее какой-то цветок заинтересовал диковинный, решила она к нему подъехать, а Боня не пошел. Она слезла с него и пошла сама. Он ее не пускал ни в какую! Но она справилась, обошла его. А оказалось, что цветок растет в болоте. Ксюша стала тонуть. Боня сначала метался по бережку, а потом передними ногами в болото полез. Уж не знаю как, свидетелей не было, но Ксюша сказала, что он ее за повод на своих задних ногах вытянул, сумел, жизнь ей спас! Благодарности и ее, и ее родителей не было границ. Боня и так жил неплохо, а с того момента пылинки с него сдувать стали.
А во второго числа начались у него почечные колики. Ни с того ни с сего, на ровном месте. Ксюша здесь ночевала даже, из денника все четыре дня не выходила. А сегодня он упал и больше не поднялся.
Его даже увести не могли: Ксюша на машину кидалась, кричала, что никуда его не отпустит. Она до сих пор не верит, что коню уж не помочь, она уверена, что жив еще Боня. Как назло ее родители сейчас за границей отдыхают. Им сообщили, конечно, но они обратно сразу вылететь не могли. Хотя сегодня вот обещали быть. Как раз к смерти коня успели.
А ты, Женя, пришла вскоре после того, как увезли павшего Боинга. Все остальное ты видела сама. Хотя, смотреть тут не на что. Так-то, Женя!
 
7. Сиреневый Сюрприз

На работе Ашот придумал две смены: утреннюю и вечернюю, по 8 часов. Женю сверх свякой меры устраивала вечерняя смена с четырех часов вечера до полуночи. Отпрашиваться в институт уже не надо было, она успевала и так, пропуская лишь иногда не самые значительные лекции, которые потом переписывала у одногруппников. Пусть у Ашота и не было выходных, зато у Жени теперь появилась возможность ездить на конюшню. К тому же абонимент доставался Жене по льготной цене, якобы как студенту, а на самом деле, как очень хорошему помощнику на конюшне. Еще на своем Пегасе Женя научилась мастерски ставить всякие уколи и прививки, знала какой «танец с бубнами» надо сплясать, чтоб лошадь не обратила внимание на иголку. К тому же Женя отрабатывала сложных коней, когда те не шли ни в прокат, ни в обучающие группы.
Наконец она смогла пересечься и с Татьяной и узнать историю Сюрприза.
- Знаешь, Женя, - начала она. – Многие люди покупают себе лошадей, предварительно все взвесив и оценив. Выстрадав, так сказать, свое будущее коневладение. Я тоже долго все взвешивала, долго рассматривала все за и против. А, рассмотрев, пришла я к выводу, что лошадь я не потяну, мало того, тянуть я ее вовсе не хочу. Придумав это, я решила, что ну ее на фиг, эту мечту! И без мечты проживу.
Но жизнь иногда, Женя, решает все за нас, не оставляя нам ни времени, ни самой возможности к размышлению.
Сирень держали цыгане, что жили рядышком с дачным поселком, где мои сады-огороды. А я к ним летом кататься ходила. Любила я раньше, понимаешь ли, лето на дачке провести. Сейчас-то у меня сплошной Сюрприз. А тогда жизнь моя была светла и безоблачна.
Лошади у тех цыганей часто менялись. А вот невзрачная Сирень все не продавалась. Да и кто на счастье это и позарится? Невзрачной бурой масти… Нет, я не ругаю бурую масть, но у Сирени она была и правда невзрачной. На коротеньких ножках с сильнейшим разметом, хромая, кусачая, вся вечно в репьях… Морда у нее почему-то была очень некрасивой. То ли губа ее обвисшая нижняя так впечатление портила, то ли вечно припухшие глаза… Не знаю, но лошадь была жутко некрасивой, хоть я и искренне считаю, что лошадь – одно из самых красивых животных. Пожалуй, даже самое красивое! Но везде бывают уроды. Сирень была уродом. Кто это чудо Сиренью назвал, трудно сказать. Ошибся. Аллюры у нее тоже были так себе, да и уставала она моментально. Хороша лошадка? Вот и цыгане, решив, что она нерентабельна, а лишь только корма их жрет, решили ее отправить на мясо. А у меня как знаменье свыше было: утром как гром среди ясного неба: надо Сирень спасать.
Я в тот день даже к цыганам не собиралась, да мысль эту свою про спасение все прочь гнала. Но мысль была как боль зубная: никуда от нее не деться! И поехала я к цыганам на своем велосипеде. При чем, едва села, гнала как безумная, понимала: опаздываю. А куда опаздываю, не знаю. Цыгане мне ничего про свои планы о Сирени не говорили. Прилетаю я к ним, а цыган их главный уж ружье зарядил и в нее целится. А она – дура – даже не понимает ничего, доверчиво так смотрит.
Как я заору: «Стой!» Цыган аж выстрелил от неожиданности, да промазал. Ругаться на меня начал: мол, патрон зазря потратил. У него, цыгана этого, все на счету было: прижимистый мужичонка! А я с велосипеда еще не слезла, все ору ему: «Продай мне лошадь!»
Ну и продал он. Совсем, кстати, не по мясной цене. Я за эту цену неплохую лошадку купить бы могла. А купила Сирень. У меня выбора не было.
Сказать, что придя в себя, я ее ненавидела, это ничего не сказать. Во-первых, деньги, пошедшие на кобылу, я совсем на другие цели планировала. Во-вторых, вообще я кобыл не люблю. В-третьих, и на эту-то без слез не взглянешь. И потекли месяцы нашего совместного существования. Болячек в ней оказалось вагон и маленькая тележка. Денег она у меня высосала, я могла бы коня получше Сюрприза купить в несколько раз. Уж с розовым паспортом уж точно. Хромота, так вообще, мне целое состояние стоила. Но ничего, вылечила.
Надо сказать, что кобыла о моих к ней чувствах не догадывалась и успела очень сильно меня полюбить. Правда я ее за это еще больше ненавидела. Единственное, что меня радовало, что кусаться она перестала совсем, успокоилась, стала совсем лошадкой без проявления характера. А я люблю, чтоб огонь! Взгляни на Сюрприза! Там огонь!
А еще она с приданным оказалась. Ровно через десять месяцев после покупки, она меня в денник свой позвала. Орала, не успокаивалась. Я зашла, а она меня в угол оттеснила, сама к двери встала, не выпускает. В тот день я в первый и последний раз ударила лошадь. Но Сирень все равно из денника меня не выпустила. А потом я поняла: она рожает!
Ковырялись мы с ней без малого двадцать часов. Я думала, я сама рожу за это время. Так ей все это тяжело досталось, еле выжили оба. Произвела она на свет слабенького жеребчика. Я тогда сразу поняла, что это Сюрприз. Я даже над именем и не думала. Не могу сказать, что Сюрприз стал для меня приятным сюрпризом. Ты уж прости за тавтологию. Двух лошадей мне уж точно не потянуть было.
Но с малышом стала я заниматься. Он меня и мое настроение с первой минуты жизни чувствовал. Будто он – это я, но лошадь! А в моем распоряжении были всего полгода, дальше продажа. Двоих не потяну, а Сирень только мне и нужна. И чем ближе время приближалось к отъему, тем хуже мне становилось. Его продать как почку. Даже нет, как руку или ногу: не только видно, но и визуально заметно. И без этого прожить-то можно, но совсем уж плохо, как плохо инвалиду живется! Я и объявление о его продаже уж разместила, и покупатели у меня нашлись. А мне от мысли о продаже прям дышать не хотелось. А коник – умничка! Столько к своим полугодам всего умел. Только маму не любил. Это он от меня начерпался. Так и было: Сирень его любила, а он ее будто ненавидел, крысы ей строил, отбивал в нее. Она терпела, надо сказать, она вообще много терпела.
И вот всего неделя оставалась до продажи Сюрприза. Покупатели уж были, сделка уж назначена. Но приехала к нам на конюшню очень богатая, но очень несчастная женщина с сыном десяти лет. А сын в инвалидной коляске. У него ДЦП. От всего ребенка только глаза и живые! Остальное скрюченное, страшное. Лошади все как взбесились, на него глядючи. Лишь Сирень ласково ему гуркнула. У мальчонки глаза огнем полыхнули. А мать его попросила на лошади прокатиться. Я не смогла отказать. Знаешь, Женя, когда самой очень плохо, то становится немного легче, если кому-то ты сделаешь хорошо. Я почистила Сирень, вывела ее, пошла в манеж. А женщина эта мальчика легко так взяла и на руках понесла. Я тогда подумала, какая ж она сильная. А потом помогала ей на лошадь его посадить, а мальчик легонький как пушинка. Провела я их в поводу минуты две, наверное, остановилась, оглядываюсь, а мальчик улыбается, а мама его плачет, говорит, в первый раз улыбнулся. Взяла она его на руки, к Сирени поднесла, а та гурчит ему, носом в руки тыкается. Меня Сирень любила, но таких ласк себе не позволяла, а тут распоясалась.
Знаешь, вспомнилось мне, как самой-то плохо, сразу я замкнулась. Женщина мне эта деньги сует, спасибо, мол, за улыбку сына. А я нахмурилась, уходите, говорю! Мать сконфузилась так, посадила ребенка опять в инвалидную коляску и уехала. А на следующий день вернулась с солидной такой пачкой долларов. Не знаю сколько там было, но явно много. Продайте, говорит, мне вашу лошадь! За любую цену продайте. У меня муж – бизнесмен, он хорошо зарабатывает! Мы будем ее хорошо содержать, любить ее будем! Мой сын впервые на ней улыбнулся, это единственная лошадь, которая так хорошо его приняла! Продайте ее, будьте же человеком.
Как часто потом я вспоминала этот момент, как много я могла тогда подумать. Но в голове была тогда полная стерильность. Сижу, молчу! Женщина что-то лепечет про то, что если этой пачки мало, то она принесет еще такую же.
Знаешь, Женя, сейчас я лишь об одном жалею, что денег все же не взяла. А могла бы возместить и стоимость ее, и лечение. А тогда я просто подарила им Сирень. Зато это позволило оставить мне Сюрприза.
Маленький совсем не расстроился по поводу исчезновения мамы, его всегда гораздо больше интересовала я. Мы столько всего с ним умеем! Я его, кстати, и заезжала. Ну да не он, конечно, в этом плане у меня первый. Зато меня он понимает не то, что с полуслова, полувзгляда. Меня он понимает с полумысли. Он ради меня погибнет запросто, мы оба это знаем принимаем это как данность, как приняли все испытания, что выпали на наш с ним счет. Сейчас я понимаю, что не Сирень, а Сюрприз меня тогда к цыганам позвал. Я и сейчас будто голос его слышу, когда он меня зовет.
А как мы с ним всего этого добились, я не знаю. Нет, есть, конечно, методы обучения лошадей, они стандартны. Но никогда бы мы с ним всего вот этого не добились бы, если б не было у нас абсолютного и беспрекословного взаимопонимания. Так-то, Женя!
- А что сейчас с Сиренью? – спросила Женя.
- А все хорошо сейчас в этой семье. Сирень им подарила столь долгожданное счастье. Мальчик за эти четыре года научился вставать на ножки и даже делать один-два шага. Но обязательно по направлению к лошади. А Сирень горячо и, наконец взаимно, обожаема. У нее все самое лучшее, к ней приезжает берейтор самый лучший, что папа мальчика смог найти, ей построена замечательная конюшня. Я их всех недавно навещала. Все хорошо у них. Даже очень. Знаешь, на их долю выпало так много испытаний. Как хорошо, что вместе с сиренью вошло и в их дом счастье. Правда, Женя?
- Правда, - прошептала она.
 
Сверху