Я забыла что накалякала две истории - воспоминания. Вроде этого тут в те годы не писала, а если писала, то давно )
О трепетном отношении. Или о моих сдающих нервах.
ЦМИ, года приблизительно 2007-2008
На нашем тренотделении была замечательная кобыла - Хохлома. Замечательна она была многим, но главное тем, что ее желания противоречили ее возможностям. Бегать хорошо она могла, но не хотела. Чтобы избежать её торможения перед финишным столбом в заезде, должны были сойтись звёзды, а кобыла должна была быть в отличном настроении.
Нашей задачей в беговой день было сохранить ее спокойствие и доброе расположение духа, трепать нервы кобыле запрещалось. А она пользовалась этим и строила из себя капризную принцессу.
Одной из множества ее причуд было полное нежелание разворачиваться на старт. Наездники перед заездом проезжают парад перед трибунами по часовой стрелке, а заезд затем движется против часовой.
План по разворачиванию был отработан и вроде бы прост - сопровождающий встречает кобылу после парада и чешет с ней дальше по дорожке, ведя отвлекающие беседы. Потом, в какой-то момент, ведомый только её кобыльему настроению, а сопровождающий должен был ещё этот момент почувствовать, можно начинать разворот, продолжая вести непринуждённую беседу с кобылой. Брать кобылу за вожжи на повороте строго запрещалось, надо было силой мысли и языком тела уговорить ее сделать это самостоятельно. Иногда это чудесное мероприятие сопровождалось ещё сменой амуниции на ходу.
Наша бригадир, когда на конюшне собиралось больше одного любителя, всегда говорила "у семи нянек дитя без глазу", намекая на нашу непродуктивность в такие дни.
Итак, беговой день, бежит Хохлома, любители и конюх тянут жребий, кто пойдет на дорожку разворачивать кобылу. Жребий пал на конюха, но она уговорила пойти меня. Бригадир с кобылой собраны и отправлены в приз, подгадав время, выхожу из конюшни на дорожку.
Надо отметить, что костюм работника ипподрома зимой не являет собой образец удобства, лишь бы не околеть.
Дохожу до выхода на дорожку и вижу несущуюся мне навстречу Хохлому. Поток мыслей в голове сразу перешёл в разряд непечатных. Вижу, что у кобылы нет стартового номера. А выезд наездника на парад и/или в заезд без стартового номера карается лишением езды, также как и опоздание или не выезд на парад. Участники заезда, тем временем, неспеша двигаются в сторону парада.
Пропускаю мимо себя качалку, разворачиваюсь и бегу за ней обратно на конюшню. Ну как бегу, изо всех сил пытаюсь бежать в ватных штанах, дутых сапогах и телогрейке поверх куртки. Добегаю до конюшни, а от ворот мне навстречу несётся эта адская колесница, запряжённая Хохломой, и уносится обратно на дорожку. На конюшне, тем временем, одна уже рыдает, ещё двое напуганы, но держатся.
Разворачиваюсь и бегу (изо всех сил, ага) обратно в сторону дорожки.
Наездники неспеша поворачивают на парад.
Колесница замешкалась на выезде на дорожку - не к добру. Добегаю и вижу, что номер к качалке прицепили поверх вожжей. Один из наездников помогает его прицепить правильно, вожжи свободны, бригадир орет "дуры чёртовы!", толпа ликует, я задыхаюсь от челночного бега в телогрейке, колесница наперерез через беговой круг уносится в парад. А впереди меня ждёт разворот кобылы, настроение которой, вместе с настроением наездника, полагаю, испорчено.
После парада, не дыша, на цыпочках, присоединяюсь к кобыле, молчу, бригадир сетует что езды не будет, такое устроили. В какой-то момент понимаю, что момент разворота настал, точнее мне надоело пилить по льду беговой дорожки. А кобыла встала и разворачиваться не хочет, проходим ещё десяток метров, Ее Величество Кобыла снова закидывается и в поворот входить не желает.
Чувствую повисшее над беговой дорожкой раздражение и недовольство бригадира, кобыла нервничает. После очередной неудачной попытки разворота, думаю "да какого хрена!?", психую, хватаю кобылу за вожжи и разворачиваю, поднимаю чек и ухожу на край дорожки смотреть заезд.
Кобыла пришла второй в хорошие секунды.
**********
Отправляли мы Водевиля на каникулы в поля.
Водевиль - один из множества детей Владимира Лобелла, напложденных после успеха Вавилона (у нас на тренотделении их было трое из семи голов).
Как и на всех остальных детей Владимира, на Водевиля возлагались надежды. Он их вроде оправдывал, пока не получил травму, она ему мешала. Мне кажется, что ему ещё его гадкий характер и придурковатость мешали. Но бригадир со мной не соглашалась.
Благодаря его весёлому нраву у меня один раз был серьезно надорван бицепс.
Так вот, Вадика надо было любить, холить, лелеять, не обижать и всячески ему угождать. А он, соответственно, этим пользовался.
Водевиль не хотел заходить в коневоз. Он же не знал, что в конце пути его ждут прекрасные зелёные левады и отдых. Вообще он обычно был готов и мать родную и отца за жратву продать, но тут что-то пошло не по плану.
Сено и сахар сжирались, лошадь всё ещё была вне коневоза. Бригадир ласковым словом пыталась уговорить своего любимца погрузиться. Любимец дурковал и в нутро коневоза не спешил. Шла сороковая минута погрузки.
Бригадиру надо было уезжать на проминку и дело было оставлено на нас. Со строгим наказом грузить максимально бережно и не грубо.
Мы переставляли ему ноги, мы заходили в коневоз сами, пытались затолкать с помощью чембура, мы снова пытались заманить его внутрь едой, не помогало ничего. Водевиль весело жрал и, казалось, издевался над нами.
В ходе очередной попытки, когда треть лошади все таки была почти в коневозе, а остальные две трети начали обратное движение, у меня сдали нервы. Упершись плечом под лошадиный зад, я, каким-то нечеловеческим усилием с поминанием такой-то матери, Водевиля таки в коневоз на себе занесла.
- погрузили, сам зашёл?
- да, сам
- конечно, Вадик же наш молодец
- ага, да, молодец
Я бригадиру так и не рассказала, как мы его тогда запихнули.
