Как покупают и продают лошадей

[Тера]

Второй месяц ищу себе третью лошадь. До этого несколько месяцев искала первую, и почти полгода -- вторую. Насмотрелась, наобщалась, нарадовалась и навозмущалась не то что на дневник -- на целую книгу.
Начну я с самых свежих, недельной давности, событий. Потом перейду к "делам минувших дней" -- то есть рассказам, как я два года назад, мало что понимая в лошадях, выбирала свою первую, а потом и вторую лошадь.
И буду рада, если кто-то продолжит эту тему, расскажит свои истории -- грустные или веселые -- о покупке и продаже лошадей.
Итак...



Полный бак бензина, солнечное утро, рядом любимый тренер, за рулем – Кристина, моя ученица (эдакая преемственность поколений)… И… Ура! Мы едим по хозяйствам смотреть лошадок. Что бы выбрать, чтобы знать, где кто стоит производителем и где какой подрастает молодняк.
И хотя подъем в 6 утра был ох, как тяжел, настроение зашкаливает за самые высокие свои оценки.

Первая остановка – Крупки, конно-спортивная школа при плодово-овощном комбинате, некогда возлеянное, а теперь заброшенное детище, с которого, по слухам, активно распродают лошадей.
Въезд на территорию закрыт, на проходной дежурит зоотехник. Злой, надо сказать, зоотехник, любому вахтеру способный дай фору. Ее необъятная фигура заполняет собой все пространство прохода, а подозрительно сверлящие нашу троицу глазки не предвещают ничего хорошего.
Наши дружелюбные объяснения, что мы те то и приехали оттуда-то с целью посмотреть и, если найдем что-нибудь подходящее – купить, воспринимаются подозрительно. Дверь проходной захлопывается перед самым носом, и голос зоотехника возмущенно бубнит по телефону, пытаясь выяснить у вышестоящего начальства – пустить нас али так прогнать.
Вышестоящего начальства на месте не оказывается и не решившись взять на себя такую смелость (показать лошадок, имеется ввиду), зоотехник предлагает подождать нам до обеда – авось кто и появится.
В прочем, побродив вдоль ограды и поговорив с девочкой-конюхом, я уже знаю, что несколько месяцев назад отсюда было продано 60 голов, а осталось 16, то, что никому не понадобилось. И тех тоже будут распродавать, но, скорее, ближе к зиме.
Ждать мы, естественно, не стали. Поехали, в который раз удивляясь манере отечественных хозяйств продавать лошадей. Ну и пусть их…

 

[Тера]

Следующая остановка – Толочин. У меня большие надежды именно на эту конюшню. Два с половиной года назад я смотрела здесь дончаков, и многое из того, что я видела, мне нравилось – да и как могут не нравится эти изящные, неподражаемой золотистой масти арабизированные лошадки? Тем более что отдавали их тогда по 350-400 долларов за голову. А потом пришел новый тренер и коней в течении двух лет не продавали вообще. Теперь вот вновь тренер сменился.
В Толочине нас встречают от всей души. Консультантом здесь работает друг Саши (моего тренера), тренером – его бывшая ученица. Второй толочинский тренер – моя знакомая конкуристка (конный мир Беларуси тесен до безобразия), из-под седла которой я покупала свою первую лошадь и с которой мы не то чтобы дружим, но отношения всегда были теплыми. Она седлает темно-серого четырехлетку, чуть кривоного, узкогрудого, с бедным задом. «Под прокат пошел бы, масть симпатичная. А на спорт я бы с ним возиться не стала» -- думаю я, наблюдая, как лошадку выводят в леваду.
Потом с Сашей и Кристиной идем смотреть остальных лошадей. Нам нравятся трое – масластый высоконогий двухлетка Хасан, типичный буденовец, хотя на табличке он значится как дончак. Караковая латвийка Верба – грубоватая, но рослая и пропорциональная, и солнечно-рыжая донская трехлетка Палестина.
Потом выходим к леваде, где заканчивают разминать уже упомянутого серого жеребца.
-- Угадай, сколько за него хотят? – спрашивает толочинский тренер. И не давая ответить, говорит, -- Сто пятьдесят.
-- Чего? – не понимаю я. Тысяч?
-- Да, тысяч. Долларов. – и поясняет. – К нашему директору «специалист» приезжал, все рассказывал, какие у него лошади замечательные. А про этого жеребенка так и вовсе небылиц напел. Вот наши лошади на два нуля и подорожали.
Я смотрю, как серый заходит на прыжок. Плохо заходит. Перед не поднимает, зад в сторону при прыжке уходит. Расчета не видит. Грустно.
Перед прыжком щедро разбросаны кавальетти – 8 палок, две последние не в темп, слишком широко. Я обращаю на это внимание толочинского тренера, но она только отмахивается рукой.
Потом предлагает мне подсесть на одну из их конкурных лошадей. Я пробую было отказаться (ну не люблю я, когда мне смотрины устраивают, да еще и на незнакомых лошадях), но Саша, мой тренер, делает строгое лицо – садись, мол.
Сажусь. Лошадь – юркая, маленькая, с бельмом на правом глазу – спокойно стоять не хочет, и едва я отталкиваюсь от земли, пускается мелкой, какой-то очень высокой и энергичной рысью. Шея у нее тоненькая и как-то очень быстро переходящая в уши, седло, сделанное, по видимости, еще до Великой отечественной, больше напоминает орудие пыток. Мы с кобылой явно не понимаем друг-друга, она заводится, пробует сорваться в галоп, с завидным упорством убегает от шенкеля. Прыгать на ней я отказываюсь, хотя к концу первой рыси начинаю понемногу чувствовать лошадь и все лучше управляю ей.
Меня сменяет одна из конюшенных девочек.
Прыгает лошадь хорошо. Легко, с запасам, только вот горяча очень, одиночные и на знакомой площадке прыжки – это одно, а вот маршрут… Тут я вспоминаю, что видела эту бельмастую кобылу на маршруте. В Ратомке говорили тогда, что из Толочина на старт привезли слепую лошадь. И она действительна была похожа на слепую – шла неровно, боком, проходила препятствия насквозь, звонко разбивая грудью жерди. Мне было жаль эту лошадь и было непонятно, зачем привезли они ее прыгать, и зачем все три дня выставляли на все маршруты: на 130, 140 и даже 150. И со всех маршрутов ее снимал судья. И только теперь, наблюдая как кобыла с удовольствием и азартом заходит на брусья, я поняла, на что надеялась тогда толочинская команда.
С левады мы идем в сад смотреть маток с жеребятами. Здесь я встречаю Смуглянку – лошадь, которую едва не купила два года назад. Показываю ее тренеру.
-- Хорошо, что не купила, -- говорит он.
Глядя на низкорослую, перестроенную, с короткой шеей и невероятно высокой холкой кобылу я не могу с ним не согласится. Н-да, за два года частного коневладельчества взгляды на лошадей меняются, и солнечный характер, ровно как и солнечная, типично донская масть не показались мне теперь определяющими покупку достоинствами.
А жеребята, ровно как и матки, есть очень интересные. Особенно жеребята от возрастных маток – 1987 и 1989 года, привезенных сюда со знаменитых российских заводов. Они выгодно отличаются от лошадей, родившихся уже в Толочине.

Увы, и здесь по поводу покупки лошадей договорится не удалось. Директор сказал, что лошади не продаются, ни одна. В прочем, здешние консультант и тренер, так тепло принявшие нашу тройку, записали клички понравившихся нам лошадей и пообещали попробовать решить этот вопрос. Кто знает, может и получится?

Потом у нас пробило колесо. Хорошо, что на многомашинной московской трассе, потому что на второстепенных белорусских дорогах попутку ждать можно часами. Без гарантии, что дождешься.
Запаска у нас есть, а вот ключи и домкрат – увы. Поэтому отправив Сашу в кусты (чтобы не мешал) мы с Кристиной оголяем плечи и выходим голосовать на трассу.
Останавливаем первую же проезжающую машину (что не удивительно, ибо с моей точки зрения, две голосующие на трассе рядом с печально мигающей аварийкой легковушкой стройные девочки должны выглядеть как минимум трогательно). Дальше ситуация начинает напоминать анекдот, повествующий о том, что все бабы – дуры.
Водитель:
-- Запаска есть?
Мы:
-- Наверное есть.
Водитель:
-- Что значит, наверное?
Мы:
-- Она в багажнике на замок закрыта, не видно, есть ли нет. Но скорее есть, чем нет.
Водитель:
-- Так что вы не посмотрите?
Мы:
-- А у нас ключа нет.
Водитель:
-- Какого ключа?
Мы:
-- А никакого. Домкрата, к стати, тоже нет.
Про то, как мы извлекали запаску, копали палочками на обочине яму под домкрат (остановившаяся машина оказалась грузовой и домкрат от нее оказался слишком высоким и большим для легковушки. И пришлось углублять его в землю, а потом подгонять на это место машину) и двумя пальчиками (чтобы не вымазаться) подносили нашему спасителю инструменты и само колесо, можно писать отдельную историю. Или пару-тройку анекдотов. Потом пришлось отмазываться от ухаживаний водителя и искать по кустам тренера, ибо тот, увлекшись поисками первой земляники отошел довольно далеко.
Потеряв таким образом час времени и вдоволь наострившись по поводу сложившейся ситуации, мы поехали в Барань.

 

[Тера]

В Барани население конюшни (как человеческая, так и лошадиная части) преимущественно женская. Человеческая в момент нашего приезда пребывала в маленьком вагончике, установленном возле самой конюшни и встретила нас с Кристиной (Саша замешкался у машины) весьма приветливо:
-- Что, девочки, лошадок посмотреть хотите? Или даже покататься?
-- Посмотреть, -- сказала я (ну не выгляжу я матерой лошадницей. И слава Богу), -- Ну и купить, если что подойдет.
В вагончике воцарилась тишина. Прикидывали, шучу я или как. Потом, увидев поднимающегося по ступенькам Сашу (вид 100% лошадиный) спросили:
-- А что ищите?
-- Рослое, с картинкой, спокойное. Попу катать, -- ответила я. И мы пошли на конюшню.

Сразу нам показывают трех десятилетних меринов. Рокот – светло-рыжий, почти соловый, дончак, с легкой аккуратной головой, картинистый, ласковый, как большая добродушная собака, Циклон – вороной, крепенький -- и еще один дончак – хорошо, если 155 в холке, но сложен просто чудесно: длиннющая изящно выгнутая шея, длинные тонкие ноги, арабская голова, золотистая масть.
Самый лучший из тройки. Только вот высота 155 под онятие «рослый» ну никак не подходит.
Затем идем смотреть других лошадей. Матки здесь хороши, только вот кроют их … жеребцом местной породы. Беспородным то есть, но каким-то чудом оставшимся жеребцом. Единственным, не считая молодняк, на всю конюшню. Остальное как-то незаметно распродалось, кастрировалось, денег, чтобы отвезти кобыл на случку нет, владелец ближайших к Барани конюшни своего производителя дать отказался, вот и получают от чистопородных донских и буденовских кобыл … Даже не знаю, как назвать то, что получается в результате.
Предлагаю Ларисе, местному тренеру, своего жеребца. У меня орловец, а сочетания орловцев с буденовцами и дончаками часто бывает удачным. Договариваемся, что в если в Барани в августе организуют соревнования с нормальными призовыми, то я привезу на старт своего Шквала и оставлю его на пару недель вместе с тренером, чтобы они смогли покрыть Шквалом пару своих кобыл. Затем, глядя на оживление, которое царит вокруг Саши, не без сарказма интересуюсь, кого же им привозить в августе – жеребца или хватит одного только тренера – на что получаю ответ, что в идеале нужны оба
Потом смотрим на плацу Рокота и Циклона.
Рокот, такой красивый в деннике, на поле смотрится куда менее выигрышно: перестроенный, чуть растянутый, шея коротковата. Но движения его, длинные и легкие, мне нравятся – причем мягко, по-кошачьи двигается он на всех аллюрах. Прыгает тоже очень старательно, с любой точки, только вот передом, как и многие перестроенные лошади, работает не слишком хорошо.
Циклон, не понравившийся мне в деннике, оказывается напротив, очень гармоничным и аккуратным. Прыгает он тяжелее, но лучше раскрывается в прыжке. Да и потенциала в нем побольше.
Саше нравится именно Циклон. Я и Кристина «голосуем» за солнечного Рокота.
Кроме этого на поле выводят вороного четырехлетку, гордость и любовь всех работников конюшни. «Любовь слепа, -- скажет мне потом Саша, -- Каждый из предложенных нам десятилетних меренов лучше этого четырехлетки, которого Лариса бережет для своей подрастающей дочери и отказывается продавать за любые деньги».
Обсуждая достоинства (и шепотом – недостатки) каждой из лошадей идем на чай с тортиком в вагончик. Здесь начинается торг. За Рокота хотят 1200 долларов, за Циклона – 800.
Я предлагаю 500 за любую из этих двух лошадей. Девчата возмущаются – мол, дешево. В прочем, разговаривать мне с ними легко. Чувствуется, что они заинтересованы в продаже лошадей, да и продажа их в наши руки кажется им совсем не плохим вариантам. А присутствие Саши, конника с тридцатилетним стажем, активно стимулирует их «раскрывать» карты. Потому они сами рассказывают о травме, некогда бывшей у Циклона, но по счастью, не затронувшей сухожилия, и в месте с нами смеются над тем, как «супер-спокойная лошадь» (как был охарактеризован Рокот) пару-тройку раз очень резво подпрыгнула под всадником не забыв при этом выдать эффектного козлика.
Договорившись, что над предложенной нами ценой девчата подумают, обмениваемся телефонами и разъезжаемся.
Забегая вперед, скажу, что на следующий день они отзвонились нам и согласились на нашу цену. Но сказали, что раньше середины августа этих лошадей, которые числятся в хозяйстве на основных средствах, продать не смогут, так как бухгалтер в отпуске.
Середина августа – еще долго. Думаю, что к этому времени у меня будут другие варианты.

Потом были Горки.
Образцовая, на первый взгляд, конюшня. Вылизанные проходы, аккуратные, без единого камушка левады, млеет в теньке груда свежескошенной травы. Лошади – высокие, сытые – стоят на глубокой подстилке. И испуганно жмутся к стенам, ложат уши, когда к ним заходят в денник. Вздрагивают на резкое движение руки. Причем ни одна, ни две, а каждая из нескольких десятков лошадей, которых услужливо показывает нам тренер.
Самая дешевая из них оценена в 4 тысячи. Долларов, естественно. И этих денег лошади, безусловно, стоят. Здесь работает очень сильная, чисто мужская, команда, бывшие и настоящие чемпионы, сплошь громкие имена, способные не из чего сделать добросовестного конкурного бойца. Но глядя, как кругленькому, до блеска вычищенному коньку после работы поливают водой ноги, мне вдруг становится очень грустно.
Настроение это общее.
— Почему лошади боятся людей? — спрашиваю тренера.
— Женщин на конюшне нет, вот и не балуют,— отвечает тот. И в свою очередь интересуется, — Понравилось?
— Нет, — честно отвечаю я. Ни одну бы себе прыгать не взяла.
— Это ты зря. Они в конце июля соревнования устраивают, поставят 150. По настоящему поставят. И все выставленные ими лошади отпрыгают. А наши, ратомские, все поснимаются, — и помолчав, добавляет — Но я бы отсюда тоже ни одну ни взял…

 

[Тера]

Потом были бесконечные поля, запах скошенной травы, аисты, промышляющие у самой обочины и вдруг, уже почти на закате, лавина рыжих и гнедых спин.
Мы остановили машину. Целый табун, голов 70 лошадей, кобылы, жеребцы и жеребята паслись и игрались на поле. Типичные белорусские лошади, крепенькие, невысокие, среди которых то и дело мелькали лошадки самых невероятных мастей — игреневые, соловые, буланые, мышастые…
С искреннем интересом обступили они нашу троицу и так же как лошади, дружелюбно и с любопытством, подошел пастух. Мы говорили ни о чем, трогали пахнущие молоком, травой и чем-то необъяснимо лошадиным жеребячьи морды. И ни то, что ноги лошадей были спутаны веревками, ни то, что большинство из выращенных здесь коней пойдут на мясо и лишь немногие будут куплены возить телегу да таскать плуги, не портило того очарования, которым щедро был наполнен и вечер, и луг, и даже сам пастух-конюх — чистенький, опрятный, словно нарисованный в детской книжке и какой-то очень добрый.
Он так и не понял, кто мы (но на всякий случай отвечал подробно, основательно и начальство хвалил) и зачем сюда приехали. А мы, одуревшие от бесчисленных сотен километров дороги, от мудорствований на тему движений, прыжков и статей, опьяневшие от запахов, вечера и впечатлений, просто бродили среди лошадок и гладили их шее и бока. И честное слово – эти кони, самый дорогой (читай – тяжелый) из которых стоил 200 долларов, были лучшими из того, что мы видели за сегодняшний день.

 

[Afonya]

Очень интересно! Спасиб

 

[Олегыч]

Блин, здорово! Сам с середины мая ездил - напишу ещё что-нибудь. Теперь вроде не надо, а жаль. Привык уже лошадок смотреть ездить.

 

[Тера]

Про то, как покупают, немного уже написала. Теперь – как продают.
Не осуждая, ни оценивая, ни злорадствуя. Просто – как было.

У моего тренера есть своеобразный такой принцип – если к нему обращаются с просьбой продать лошадь, он всегда спрашивает, для чего нужна лошадь. И всегда с дотошной точностью подбирает лошадь именно под эти параметры. Безбожно умалчивая обо всех недостатках, к этим параметрам не относящимся.
То есть, если покупатель просит спокойную лошадь для ребенка «шагом по леваде катать» – то лошадь для ребенка будет просто идеальной, спокойной и послушной, но при этом может оказаться лютой по отношению ко всем взрослым особям мужского пола, с завидной периодичностью падать при поворотах на галопе и к тому же никудышной маткой. Но первичный запрос всегда будет выполнен со 100% точностью.
И вот, останавливается возле конюшни крутой джип, из которого вываливается делегация, сосредоточенная вокруг двадцатилетней девушки, мастера спорта по выездке – как она нам представилась. Но лошадь ей нужна, цитирую «нервная, горячая, чтобы в полях поноситься любила, не ленивая. Ну и чтобы немножко прыгала».
Увидев, как Саша с многозначительным видом кивнул и отправился в денник, где стояла Ривара, у меня просто волосы дыбом встали.
Поясняю: Ривара, украинская, сильно кровленая чистокровками, семилетняя кобыла, некогда частная, отобранная у владельцев конезаводом за долги и отданная в троеборье. Где ей быстренько оторвали ноги и начисто, извиняюсь за вульгаризм, сорвали крышу. То есть под запрос покупателя подходит – по полям носит так, что и не остановишь, нервная и горячая хуже некуда. Да и прыгает, наверное, если из нее чемпиона по троеборью попытались сделать. С ногами, правда, проблемы – но в запросе про здоровье ни пол слова сказано не было.
Сесть на лошадь покупателям Саша не дал. Сам сел, стараясь при этом не дай бог ни шенкелем ни поводом не пошевелить. И рулил, когда лошадь с места истерично рванула вскачь и начала наматывать круги по манежу, только за счет корпуса и коленей. Умудряясь при этом спокойным доброжелательным тоном рассказывать покупателям, такая это горячая – вон как в бой рвется – ну просто потрясающая лошадь для смелого и умелого всадника.
В прочем, «смелого и умелого всадника» к лошади он подпустил только через полчаса, когда лошадь (слабая от неровной работы и бесконечного стояния в деннике) окончательно потухла и начала на рыси откровенно припадать на заднюю ногу. В прочем, ездой направо хромота была видна значительно меньше и налево поэтому Саша ездить тут же перестал.
И девушку-покупательницу тоже, взяв Ривару на корду, катал исключительно направо, закрутив повод под подбородочный ремень – чтоб та не дернула ни дай бог, ибо на грубость повода Ривара реагировала более чем буйно.
В прочем, девушка, заслушавшись как Саша перечисляет достоинства ее посадки (ну, в любой посадке можно найти какие-то достоинства, например – ярко выраженную индивидуальность и правильно подогнанные краги), на такие мелочи как неровный ход и отобранный повод не обращала внимания.
Назавтра они оформили покупку. Но лошадь, увы, увезти так и не смогли – Ривара отказалась заходить в коневоз, а когда ее туда все запихали, стала так буянить, что водитель, опасаясь за целостность груза и коневоза, настоятельно порекомендовал лошадь выгрузить.
В результате новые хозяева подарили Ривару на маленькую частную конюшню, куда лошадь увели в поводу…И занимается там теперь «мастер спорта по выездке» на лошадках местной породы в прокате. В полной мере удовлетворяя свою страсть поносится по полям и попрыгать…немножко.

 

[Janny]

Хорошо пишите! Очень интересно читать!
Сама чайник, лошади нету Но на будущее пригодиться)

 

[Тера]

К событиям двухлетней давности.
Бридж. Лошадь, которую я почти купила…
И как вообще родилось решение стать ЧВ

Два с половиной года назад, только-только начав поиски первой своей лошади, человеком я была очень скромным и быстро-смущающимся. По крайне мере в том, что касалось лошадей.
Опыт у меня был преимущественно прокатно-деревенский, плюс два лета тренерской работы на том же прокате (один раз минском, второй – американском) и полгода работы на московском ипподроме в центре по иппотерапии.
Не бог весть какой опыт, но и не чайник полный.
Но впечатление (в первую очередь из-за привычки молчать и стесняться) я неизбежно проводила именно второе.
Мысль о своей лошади преследовала меня давно. Ну, даже не мысль – а так, мечта. Красивая и нереальная. В Минске в то время частников можно было чуть ли не по пальцам одной руки пересчитать, и тех я ни одного не знала. Как и не представляла, где и как держать частную лошадь.
Жизнь я вела более чем активную, благо, профессия журналиста к этому располагает, моталась по всему миру, причем умудрилась на год уехать жить, учится и работать в Москву через 10 дней после собственной свадьбы. А к мужу с удовольствием раз в две недели приезжала в гости.
Вернувшись в родные пенаты я как-то быстро заскучала и начала быстренько оформлять документы на Америку. И тут увидела объявление о продаже тракененского жеребца. Со странно низкой ценой – 1000 у.е. за «всему обученного» четырехлетку.
-- Давай купим мне лошадь, -- ничего такого не имея в виду, сказала я мужу.
-- Давай, -- неожиданно согласился тот (мысль моего скоропостижного отъезда в Штаты его не радовала, потому, по его собственному признанию, идея переключить меня на лошадей показалась довольно удачной) .
И мы созвонились с хозяевами и поехали смотреть жеребца.
К моему огромному удивлению пасущаяся на лугу лошадь по кличке Легион действительно оказалась тракеном, рослым, статным (хотя и начисто лишенным мускулатуры и на практике умеющим разве что поворачивать по команде всадника). Низкая цена объяснялась просто – у Легиона не было одного глаза. «Родовая травма» -- сказали хозяева, хотя с моей точки зрения происхождение травмы было куда более поздним.
Посудачив немного с хозяевами (как в том анекдоте: сейчас изобрели чудесный материальчик, из него получится замечательный глазик), мы отправились восвояси. Но родившаяся вот так спонтанно идея своей лошади крепко засела в моем мозгу. И я принялась реализовывать ее со всей своей энергией.
Для начала я определила, кого я ищу. Получился следующий портрет: кобыла или жеребец 2-4 лет отроду, не серый и не рыжий, можно не чистопородный, но и не рабочий, обязательно здоровый и конкурный, ласковый, с потенциалом прыжка до 120-140 (тогда разница между лошадью, прыгающей 120 и лошадью, прыгающей 140 мне казалась абсолютно несущественной), до 1500 у.е.
(Забегая вперед скажу, что в результате купила серого пятилетнего жеребца, очень резкого (чтобы не сказать злобного), больного – о чем меня мой ветеринар в полной мере предупредила – но маршруты он тогда уже вытягивал 150-160, чем большинство его болячек и объяснялось)
Мои поиски в скором времени привели меня на конюшню, расположенную практически в самом городе, где, не смотря на ограниченность территории, разводили и перепродавали лошадей. Под мои параметры мне показали трех латвийских жеребцов и донскую кобылу. Первые три отличались явной недокормленностью, а кобыла – сорванной психикой и редкой кусачестью. Но глаза и ноги у всех были на месте, потому смотреть я стала всех четырех.
Особенно хороша была кобыла. С маленькой щучьей головкой, прижатыми постоянно ушами, гибкая, крепкая. Прыгала она хорошо и не взяла я ее по нескольким причинам – во-первых, хозяева путались в возрасте этой лошади (если в начале нашего разговора ей было 8, то к концу уже 5), а во-вторых, глядя как после каждого (великолепного и очень техничного) прыжка она истерично таскает всадника по манежу, я понимала, что просто не справлюсь с этой лошадью.
Мы встретились с этой кобылкой через два года на соревнованиях. По-прежнему нервная, она тем не менее, очень достойно провезла свою юную наездницу по маршруту. Чисто провезла и даже выиграла, по-моему, перепрыжку. Интересно, но две из трех лошадей, которых я всерьез собиралась брать и чья дальнейшая судьба мне известна, оказались (вопреки ожиданиям своих владельцев, но к их удовольствию) добросовестными конкурными бойцами, без проблем выступающими в конкурах до 130 (и с некоторой натяжкой – до 140) сантиметров.
Потом мне показывали латвийцев. Одного я отвергла сразу (ну не нравятся мне большеголовые лошади, хотя сегодня, пожалуй, решающим критерием это бы не стало), у второго мне насторожил шаг (я видела его полтора года спустя и уже было очевидно, что с суставами там проблемы), третий – темно-гнедой, самый мелкий, пугливый, вовсе не похожий на латвийца трехлетка Бридж понравился мне по-настоящему.
Про его родителей вразумительного ответа мне дать не смогли (хотя и настаивали на чистопородности этого жеребчика), клялись, что на 5 см он подрастет гарантированно, и будет милым ласковым и спокойным.
Наверное, если бы я не села тогда на Бриджа верхом, на этом бы мои поиски и закончились. Но я села, испугалась (ибо до этого ездить на только-только заезженных и не совсем адекватно реагирующих на повод и шенкель лошадях мне не доводилось), отказалась прыгать и галопировать, и сразу стала в глазах владельцев лошади первоклассным лохом.
Приехав на следующий день (уже с деньгами) я вдруг услышала, что Бридж вообще-то гановер, вырастет он сантиметров на 20-25 как минимум, прыгать будет уже хоть завтра мастерские конкура, ну и прочую лабуду, мало соответствующую как истине, так и вчерашним «показаниям» владельцам лошади. Ну и стоить стал Бридж на 200 у.е. дороже.
Обида (глупая, детская, но от того не менее острая) на владельцев Бриджа мучила меня почти полгода – потому что я знала, что могла повести себя по другому, возразить, и возразить резко, купить лошадь за оговоренную первоначально сумму… Вместо этого я просто развернулась и ушла. И с тех пор так и не была на этой конюшне. И Бриджа тоже больше не видела.

 

[Melissanda]

отданная в троеборье. Где ей быстренько оторвали ноги и начисто, извиняюсь за вульгаризм, сорвали крышу.

Прямо, как про муху, затерзанную злыми детьми
А пишешь очень хорошо!

 

[Тера]

Гнедо-пегий по кличке Шанс

Объявление о продажи этого жеребца, цитирую «жеребец, 4 года, гнедо-пегий, мать рысачка, отец чистокровный тракен, 162 в холке» я увидела еще зимой.
За него тогда хотели 2 тысячи, утверждая, что только за редкую масть можно брать много больше, и что совсем недавно немцы за него все пять давали.
На логичный вопрос – а что ж тогда не продали? – ответить хозяева не смогли. Также как не смогли назвать клички родителей.
Вновь это же объявление я увидела в начале лета, только хотели за лошадь уже 500 долларов.
На то, чтобы договориться посмотреть лошадь, ушло примерно две недели: то хозяева утверждали, что у них вечеринка, то говорили, что лошадь пошла к озеру (На покатушки? – спросила я. «Нет, купаться» – ответил по телефону юный голос) ну и в том же духе.
И вот час икс настал. Встречу нам назначили посреди города, где в бог весть как сложенном сарайчике и проживал гнедо-пегий. Хозяева – три девочки-подростка – повели нас за волейбольную площадку, где на тонкой синтетической веревке, прикрученной к недоуздку, ходило их пятнистое чудо.
Большеголовое, хорошо, если 150 в торчащей, сбитой холке, до уродства узкогрудое и, не смотря на обилие этим летом травы, совсем худое. Все 4 ноги лошади (кличка которой оказалась Шанс) украшали мокрецы, копыта больше напоминали растоптанные бесформенные тапочки, сухожилия были потекшие, но при этом в жеребчике чувствовалось столько неоправданной, искренней симпатии ко всему человечеству и к своим хозяйкам в частности! Он радостно крутился вокруг нас, терся своей непропорционально большой головой о руки, с любопытством осматривал и обнюхивал, напоминая при этом глупого, но очень ласкового щенка.
Я чувств Шанса не разделяла. По крайне мере в той части, которая касалось девочек-подростков. Побить мне их хотелось за такое состояние лошади. Чтобы у самих такие ноги и спины стали…
… До сих пор за гнедо-пегого болит душа. Не такая мне лошадь нужна, да и стоит он, как и любая беспородная ничему не обученная лошадь от силы 250-300 долларов, если не меньше, учитывая, что в его лечение и откорм придется вкладывать деньги.
Хочется надеяться, что, может, повезет малышу. Найдется до осени (до зимы его хозяйки держать не собираются, так как корма закупать придется) любитель, которому лягут на душу его ласковый нрав да забавные пежины. Хороший конек.

 

[Чичика]

как классно пишешь
я как прям побывала с тобой при осмотре этих коников :wink:

 

[Тера]

Моя вторая лошадь.

В конце апреля в Минске состоялся семинар по иппотерапии.
В манеже приехавшие с нескольких телеканалов журналисты, дети и их родители, приглашенные с Польши, Латвии и России специалисты с удовольствием наблюдали за единственной находящейся в манеже лошадью.
Она и впрямь притягивала взгляды. Очень пропорциональная, среднего роста, гнедая, с блестящей, словно маслом намазанной шерсткой, из-под которой на животе и крупе проступали мелкие аккуратные яблочки и бугрились, как у тяжелоатлета, мышцы, с тремя белыми ногами и широкой проточиной, лошадь по кличке Умница шла энергичной, очень правильной и широкой рысью. И абсолютно не боялась ни направленных на нее камер, ни хлопающих постоянно дверей, ни громких незнакомых голосов.
После специалисты про Умницу скажут, что она одна из лучших виденных ими лошадей для иппотерапии. Зоотехник назовет ее эталоном белорусской упряжной породы. А дети и родители скормят своей самой любимой лошади несколько сумок яблок и моркови…

… Я очень жалею, что у меня не осталось фотографий той, другой Умки. Никому, в том числе и мне, не нужной и купленной по 60 центов за килограмм за день до отправки на мясо.
Этих самых килограмм в ней тогда было почти на 100 больше, чем сейчас (Умница завесила 500 кг, а в данный момент весит немногим больше четырехсот), роста – на 10 сантиметров меньше, шерсть, не смотря на то, что только-только закончилось лето, была густая и длинная, сантиметров пять, если не больше, непонятного рыже-бурого цвета.
Ноги ее были спутаны и в нескольких местах стерты до гноящихся и кровоточащих ран, на шее красовался ошейник с цепью, из которого лошадь давно выросла, и который теперь практически врос в мясо, и к сочащемуся из-под ошейника гною роем слетались мухи.
Я приехала в этот поселок по объявлению, чтобы посмотреть двух лошадей, и с самого начала было понятно, что непонятной породы лошади, откармливающиеся в течении лета на мясо (о чем по телефону сказано не было) мне никак не подойдут.
А ночью все ворочалась и не могла заснуть, выплывали из памяти детские глаза этой молодой, безобразно толстой кобылы, и на следующий день я вновь поехала на это поле, потом опять (ругая себя за непрофессиональное отношение к лошадям) не смогла заснуть, а утром позвонила владельцу и сказала, что покупаю у него лошадь.
С Умницей мне с самого начала было сложно. Сложно поставить на конезавод, где, во-первых, не было мест, а во-вторых, у вновь приобретенной лошади оказалось как-то не так оформленное ветеринарное свидетельство. И сложнее всего было полюбить ее.
Она долго не давала сначала снять с себя ошейник и вообще дотронуться до больной шеи. Она задыхалась и становилась абсолютно мокрая через пять минут рыси, устраивала истерику при виде попоны, боялась заходить в манеж, лупила задом по всем проходящим мимо лошадям, когда жадно ела пайку, больше походила на хрюшку, чем на лошадь, морковку норовила откусить вместе с рукой, денник не держала абсолютно. То есть совсем не соответствовала моему представлению о том, какой должна быть лошадь.
Переломных момента в жизни Умки на конезаводе оказалось два – сначала ее любовь к Шквалу, затем работа с Сашей.
Шквал, моя первая лошадь, белоснежный орловец с лебединой шеей, произвел на Умку неизгладимое впечатление. Он стоял в деннике рядом с бочкой с водой и Умка при каждой возможности (хоть по 15 раз на день) выщемливалась из своего денника (такие мелочи, как стоящий на проходе человек в расчет не брались. Как в том анекдоте – у бегемота очень плохое зрение. Но при весе в три тонны, это не его проблемы) и бежала к бочке. Где старательно цедила минут по 20 воду, потом, когда Шквал соизволял-таки высунуть морду, нежно дула ему в челку, перебирала гриву губами и с невыразимой нежностью гуркала что-то ему на своем, лошадином языке.
Потешалась вся конюшня, и, подозреваю, в половине случаев Умницу выпускали «на водопой» вовсе не случайно.
От Шквала она как-то очень быстро переняла все привычки, большей частью хорошие. Перестала устраивать туалет возле самой кормушки и вообще где придется, и выбрала для этих целей тот же угол, что и Шквал, начала спокойно стоять при чистке и даже получать от нее удовольствие, стала откусывать морковку по кусочкам, а от горячо любимых ранее яблок, как и Шквал, отказалась вообще.
Саша, с которым мы начали работать в декабре, в отличии от меня, отнесся к Умнице более ровно и безоценочно. Уточнив, к чему требуется подготовить лошадь, взялся за это дело со всей старательностью – и вскоре даже я оценила уравновешенность и обучаемость купленной случайно лошадки. Выяснилось, что у лошади прекрасные природные движения и, когда она окрепла (а как могла не окрепнуть и не расцвести лошадь, которой ежедневно уделяли по 3-4 часа) – что у нее кроме прочего потрясающе сильный техничный прыжок.
Умница сильно похудела, обросла мышцами, полностью перелиняла и к своим трем годам подросла на 7 сантиметров.
К концу января мы посадили на Умницу первого ребенка с церебральным параличом. На сегодняшний день через ее спину прошло более 40 пациентов. Не ошибусь, если скажу, что купленная из жалости, сейчас она самая любимая на конезаводе (родителями, их детьми, конюхами) лошадь.
В новом сезоне, когда Умке исполнится 4 года, мы начнем выступать по молодым лошадям в конкуре. Саша утверждает, что маршруты до 130 см к 6 годам она будет ходить очень хорошо.
И глядя, с какой охотой Умница заходит на прыжок и с каким запасом вымахивает метровые брусья, я не сомневаюсь, что так оно и будет.

 

[Щетка]

Дневник просто класс :lol: . Как будто с тобой по конюшням ездила. 8)

 

[Wild]

Тера, здорово, что ты завела свой дневник. Так интересно читать про ваши "похождения". Продолжай в том же духе и выздоравливай скорее.

 

[Тера]

Строю из себя специалиста

По газетному объявлению в Смиловичи, наученная горьким опытом, ехала без особого энтузиазма. Почему-то все лошади, находящиеся в частных руках, которых я ездила смотреть до этого, очень мало соответствовали своему описанию.
И росточка были поменьше, чем утверждали по телефону их хозяева, и не умели ничего, да и здоровье их в большинстве случаев оставляло желать лучшего.

Смиловичи же в этом отношении побили все рекорды.

Владельцы с ходу повели меня на огромное поле, где паслось десятка полтора лошадей. Сплошь местной белорусской породы, с путами и забавными мохнатыми щетками.
Посморев пару "арабов" ростом чуть побольше крупной собаки (а что, белорусские полесские лошади своими изящными головами и точеными ножками и в самом деле похожи на арабов. Только вот туловище и волосяной покров у них скорее напоминает шетлендских пони), мы перешли к довольно крупному вороному мерину.
Пока я с видом знатока щупала его ноги, хозяева нервно оглядывались по сторонам и просили меня поторопиться. Вскоре выяснилось почему.
С ближайшего дома крича нецензурно и размахивая руками выбежал некий дедок. Убрав нецензурное, я поняла, что вороной мерин -- его. И продавать он его не собирается, а если и собирается, то сам лично, дабы не делиться с приведшими меня на поле "супостатами".

Следующей мне показали бурую "ш е с т и л е т н ю ю" кобылу роста действительно выдающегося. Своими габаритами и невозмутимым спокойствием она напоминала танк, к здоровью на первый взгляд притензий тоже не было, цену назвали довольно приемлимую да предложили еще поторговаться.
С умным видом подняв лошади верхнюю губу (сразу отмечу, что определять возраст по зубам я не умею абслютно) и иронично спросила:
-- Сколько лет, говорите, лошадке?
Глазки хозяина забегали.
-- Ну, вы же сами видите, что восемь.
-- Ско-олько? -- с ударением переспросила я.
-- Десять.
-- А на самом деле?
-- Ну ни как не больше двенадцати. Честное слово...

На чем мое общение со славным градом Смиловичи и его обитателями закончилось.

 

[Чичика]

Тера куда вы пропали?
Мне так интересно было читать ваш дневник 8)

 

[Тера]

Саша, мой тренер, утверждает, что есть у меня такая особенность: здоровые лошади мне не нравятся, исключительно больные. Чтобы можно было ставить им компресики, втирать флюиды и баловать сверх меры.
Вообще-то, я с ним не согласна. И готова чем угодно поклясться, что больше никогда и ни за что не возьму больную лошадь. Но когда в двух подряд хозяйствах мне понравились не слишком целые лошади… Н-да, повод действительно задуматься.
Первой лошадью оказался двенадцатилетний украиниц Артист – темно-рыжий, почти бурый, с высокой шеей и вогнутой широколобой арабской головой. Провожу пальцами по сухожилиям: три из четырех оказываются изрядно потекшими. Обращаю на это внимание владельца, но тот только махает рукой:
-- Подумаешь, после работы все само пройдет.
Да и в целом ножки неважненькие: передние изогнуты козенцами, задние – саблистые. На спину конь жалуется.
Потом уже из третьих рук узнаю, что здесь лошадь в среднем выводится из денника два раза в неделю. Нагрузка дается интенсивная – до сотни прыжков, после чего опять стоят кони колом. И это касается не только возрастных лошадей, но и молодняка: выпустят жеребят раз в неделю в леваду, они начинают в грязи носится и сами себя калечат.
… Двигается Артист как-то по-рысачьи, что выглядит совсем не эстетично, но душу греет – к рысакам у меня отношение особенно трепетное. Начинаю потихоньку влюбляться в этого коня. Прыгает он тоже хорошо: сам считает, не обносит, при том, что сидящий на нем мальчик едет и без ноги и без повода.
В прочем, достаточно было переставить прыжок с привычного места, как Артист занервничал, затемпил, стал делать закидку за закидкой.
Потом конь захромал. Причем как я не пыталась сказать об этом хозяину, он утверждал, что у коня просто ход такой, и что если перетянуть его хлыстом, то хромота сразу пропадет. Экспериментировать с этим, в прочем, он не стал.
Дышал после трех десятков прыжков конь неровно, шея и круп абсолютно взмокрели. Но глаза… Не знаю, как и почему, но в этих глазах я увидела душу – забитую, задерганную, спрятанную, но настоящую. Поверилось, что этот конь, если только заслужить его доверие и уважение, сделает для тебя чудеса – прыгнет ваше головы, подхватит, если начнешь сползать, пойдет в воду и огонь…
… Запросили за Артиста три тысячи долларов. Жаль. Наверное, будь цена другой, у меня появилась бы еще одна очень больная лошадь. С очень большой душой.

Лирическое отступление
Переставлять при осмотре лошадей с привычного места барьеры научил меня Саша. И вот почему.
Когда-то он так продал за большие деньги с колхозной конюшни жеребца. Тоже, к стати, украинской породы.
Конь этот был так себе: сильный, крупный, но с ленцой – старания и энергии его хватало минут на 20, после чего он просто начинал игнорировать команды всадника и двигался с каждой минутой все медленнее.
На напрыжку ушло 4 месяца. Каждый день в одном и том же месте коню ставили один и тот же прыжок – параллельные брусья. С каждой неделей чуть-чуть поднимая высоту и увеличивая ширину. Причем как только конь делал три чистых прыжка подряд, от него отставали и отправляли в конюшню. Что конь быстро просек и три прыжка делал очень старательно.
Высоту за 4 месяца довели до 180 сантиметров, ширину прыжка – до двух с половиной метров.
Потом пригласили покупателей. Мастеров, между прочим. Показывали им всяких коней, а этого вывели как бы между делом. Промяли чуть, поставили барьер.
Гоп! И на свободе на корде конь в охотку делает шикарный прыжок.
Гоп! На коня одевают седло, сажают мальчика и конь повторяет этот подвиг.
Гоп! На коня садится один из мастеров-покупателей, седло ему оставляют, а уздечку демонстративно снимают, и конь все так же красиво и охотно преодолевает препятствие. Без шпор, хлыста и даже уздечки.
После чего его отправляют в конюшню.
Купили коня за очень приличные деньги. А через пару месяцев отдали детям в учебку, так как даже небольшие маршруты он ходил либо очень вяло и не укладывался во время, либо, если его начинали торопить, прошибал барьеры насквозь.
Закончилась эта история хорошо: в учебке он считался самой безлопастной лошадью, дети в нем души не чаяли, а через несколько лет его купила немецкая семья для своих чилдренов.

 

[Мария]

очень интересный дневник. Просто зачиталась обновляй его почаще, пожалуйста

 

[Nats (nats)]

Подпишусь под общим мнением Не зря журналистом работаете Читаю, как будто фильм смотрю. Будем ждать обновлений