У нас травма тоже посреди поля произошла. И самой первой проблемой было -- как отснять рентген. Везли с города генератор,что на солярке работает. И потом туда уже вызывали врача с рентгеном. До приезда врача измученного болью коня держали в полном смысле на руках частники -- чтобы не лег и не повредил себе ничего еще больше. Травму он получил около 12 дня. Снимок сделали в 12 ночи.
Собственно, еще до первого рентгена его смотрела наш врач. И потом всю дорогу готовила меня морально "надо делать снимок, но диагноз неблагополучный". После снимка, другой уже врач -- цитирую -- "п...ц. Кость в хлам".
И тоже однозначно -- усыплять.
Если бы в тот момент было чем усыплять, этой темы уже не было бы.
Но чем не нашлось. Знакомый охотник тоже попросил подождать до утра. Мальборо обезболили, он перестал колотиться, поковылял к своей арендаторше Даше, всунул ей голов в руки... и мы вот так все стаяли и рыдали в поле рядом с обреченным конем. Он тоже плакал вместе с нами.
Ночь никто не спал, все думали, какие могут быть варианты. Той ночью я придумала конструкцию, как перевезти лошадь с такой травмой, например, в московскую клинику. Отослала снимки кому только можно.
Но все московские клиники от нас отказались. И сюда приезжать оперировать тоже отказались.
Коня утром перевели в конюшню. Шли 300 метров с поля пять часов. На трех ногах. Умница-Мальборо освоил новый способ передвижения -- привставал на дыбы, выбрасывал вперед здоровую переднюю ногу, потом подтягивал задние.
В конюшню заводить не стали, поселили в леваде с шелтором.
Потом были бесконечные переговоры с человеческими врачами и отказ за отказам. Были бесконечные ночные сидения над учебниками, анатомическими атласами, статьями -- все в основном англоязычное -- наши веты консультировали и помогали, но никто, кроме Наташи-Кайхе, в эту затею не верил, хотя все честно помогали. И отговаривали, убеждали не мучить коня.
Страшное было время. Страшное своей неопределенностью. Хотелось дать коню шанс, но было непонятно, как. И вообще возможно ли.
На третий день с нами согласился поговорить хирург. Просто поговорить и посмотреть снимки -- но сколько у нас было надежды на этот разговор!
И -- нам не отказали. Запросили дополнительные снимки. Анатомические атласы. Кость с анатомички.
Хирург -- звезда в своей сфере. Очень занятый.
Десять минут говорить со мной и Наташей, потом у него пациенты. И мы накручиваем круги вокруг больницы, ждем звонка, чтобы продолжить разговор. Потом снова что-то экстренное, и мы снова наматываем километры по больничным дорожкам.
И -- о чудо! -- хирург готов попробовать.
Но наши веты жестко говорят, что положить лошадь на наркоз, да так, чтобы не шевелилась, невозможно.
Это только в условиях клиники, мол, можно, и только на газе и аппарате искусственной вентиляции легких.
Но на нашей клиники нет газа для анестезии (фигня, решаемо). Нет возможности подвесить лошадь -- а это уже серьезно. Клиника государственная, чтобы поставить какие-то дополнительные конструкции, нужно куча согласований -- а это время.
Значит оперировать только в поле. И анестезию делать по вене -- капельно.
Врачи в один голос -- невозможно. Операция сложная, долгая. Умрет от передоза. Или от отходняка после.
Но спасибо Кате Мороцкой! В перерывах между ворчанием, что фигню мы затеяли, она поднимала конспекты, литературу и таки дала несколько вариантов коктейлей (несколько компонентных), на которых теоретически должно получиться.
Дальше надо было достать компоненты. Доставали всей конюшней, что-то у нас, что-то в России.
Параллельно делался подвес.
Через 8 дней был врач, препараты, была выгнута пластина и все собраны в одном месте.
Когда вскрыли плечо и увидели второй перелом, и никак не удавалось совместить кости, хирург спросил -- сколько у нас времени? Имея ввиду наркоз.
-- 20 минут точно, -- сказала Катя. -- Ну сорок. Дальше пойдет обратный отсчет.
... после этого операция длилась еще три часа...
дважды начинал накрапывать дождик. Мы натягивали пленку над конем и врачами и держали ее за концы. Потом сворачивали.
дважды над нами крест-накрест простирались удивительной яркости радуги. Это было очень красиво и очень страшно. Потому что невольно лезли мысли, не за такие ли радуги уходят наши кони.
Когда время операции перевалило за 3 часа, а пластину еще не начали скреплять, мне стало по-настоящему страшно.
Врачи препараты докалывали уже не по схеме и часам, а по чуть-чуть и только тогда, когда конь явно начинал шевелиться и просыпаться. А мы сидели у него на голове и растягивали ноги веревками, чтобы не задел случано людей.
Шансы на успех падали с каждой минутой.
Уже дважды проводились реанимационные мероприятия -- падало давление, пульс становился нитевидный -- когда
начали закручивать первый шуруп. Шел пятый час операции...
Для меня стало откровением, что шурупы в кость вкручиваться обычным шуруповертом. Моим, строительным. Только заранее простерилизованным.
Звук при этом... Наши конюха, помогавшие при операции, взрослые сильные мужики, отворачивались и украдкой вытирали слезы. Плакали, по-моему, все. Только врачи делали свою работу.
Вечерело. Потом стало откровенно темно. Светили хирургам фанариками. Для них такие условия работы были в новинку. Но никто не жаловался.
Когда начали зашивать страшно разрезанное, развороченное плечо, появилась надежда -- получится! Должно!
Коня на руках перенесли под навес, обвязали веревками, подняли в воздух. И потом уже только начали выводить с наркоза.
Вывод с наркоза лошадей -- это тяжело.
Поясню.
Когда лошадь приходит в себя, она еще мало что соображает. И почти всегда пытается бежать. Ей еще не больно, но все инстинкты приказывают скакать.
сколько лошадей пережили саму операцию, но безнадежно травмировались при выходе из наркоза!
Я об этом читала. Смотрела ролики. Но в живую это оказалось даже страшнее, чем сама операция.
Мальборо, подвешенный в воздухе, скакал галопом. Пытался встать на дыбы. Козлил.
В результате под навесом раскачивался как маятник, рискуя в любой момент достать до стены, вывалиться из своих веревок, оборвать лебедку и просто покалечить всех нас и себя.
А мы пытались удержать его. Изо всех сил.
Тут отдельное и ОГРОМНОЕ спасибо надо сказать Коле, нашему конюху. Николай -- парень жокейского вида. Невысокий, худощавый, всегда с улыбкой.
Когда Мальборо начинал рваться совсем уж страшно, Коля кидался ему на шею, прямо между махающих как мельница ног, и пытался удержать коня. И так раз за разом.
Именно вот этой безудержной отчаянной храбрости Коли и обязан во многом Мальборо своей жизнью.
Я тоже кидалась держать коня. Но получив пару раз копытом, стала осторожнее, и все же старалась держаться сбоку, поскуливая и размазывая кровь по разбитым рукам.
Это длилось два часа.
Потом конь затих.
Было два часа ночи.
Так вот началось то, что происходит и сейчас. Капельницы, уколы. Измерение по часам температуры. Массажи. Дежурства.
Не знаю, чем все закончится. Честно, не знаю. Многое пережито. А сколько еще предстоит.
Но я все равно считаю, что это не было напрасным.
Мы, конники, привыкли считать, что перелом -- это приговор. Перелопатив кучу литературы, я могу с уверенностью сказать, что две трети коней, которых врачи говорят усыплять -- могли бы продолжать жить. И треть из них -- нести верховые нагрузки.
Лечатся у лошадей переломы! ЛЕЧАТСЯ. Не все и не всегда, но перелом не обозначает безоговорочный приговор.
То есть можно пробовать. Но отдавать себе отчет, что это очень дорого, очень трудоемко и никаких гарантий.
И второе -- можно и в полевых условиях обеспечить лошади полноценный наркоз.
Как бы не получилось с Мальборо, но зная эти две вещи, мне немного легче будет жить в конном мире.
А сам Мальборо... Жив. Борется.
День был жаркий, ему потяжелее было сегодня. Но не температурит, аппетит отменный. Уже без противовоспалительных и антибиотиков.
Плохо, что продолжает лить с дренажа. Уже пора бы прекратиться.
С ним сегодня опять до полуночи наш врач Наташа, и два моих инструктора. До утра.
И снова и снова хочу сказать спасибо тем, кто помогает. Деньгами, руками, советами, лекарствами.
Потому что в одиночку с такой бедой точно не выстоять.
Мы прорвемся!
