ПРЕДАВШИЙ ВАС
На массивном дубовом столе в высоком подсвечнике с филигранью горела свеча. Горела неровным, беспокойным пламенем, выхватывая из темноты то один предмет, то другой. Книга – кожаный переплет, тесемки, тисненные витые буквы… Глиняное блюдо – стершаяся роспись, отколотый край, остатки ужина… Чернильница – в черных потеках, будто кровавых. Пергамент – и два слова, старательно выведенные в левом верхнем углу. «Предавший Вас».
Объятая мраком северной ночи комната сегодня не согрета камином. Сегодня в дымоходе тревожно завывает ветер. Холодный и злой, он рвется к живому, не понимая толком, зачем ему это. То ли отобрать последние крохи тепла, затаившегося в комнате, то ли согреться самому.
Через узкое стрельчатое окно видно небо. Облака летят по нему стремительно и неустанно, временами обнажая острый серп нарождающегося месяца. Если приглядеться, можно увидеть звезды – бриллиантовую россыпь, складывающуюся в причудливые узоры созвездий. Вон ковш Медведицы… вон Кассиопея и пояс Ориона… Но в небо этой ночью вглядывается только огромный филин на одинокой сосне – ждет чего-то.
Пламя свечи мечется и пляшет, иногда тише, иногда сильнее – это ветру все же удается проникнуть сквозь щели в древней каменной кладке. Очередной всполох рисует на стене причудливую тень – силуэт кресла и сидящего в нем мужчины. Огонь отражается в его немигающих глазах, устремленных в окно. В задумчивости мужчина шевелит пальцами – их кончики испачканы в чернилах.
«Предавший Вас… Прежде – любивший. Вы ведь знаете истину, мне ее не скрыть ни от Вас, ни от себя. На моем клинке – Ваша кровь. Но прежде… прежде рану нанесли мне Вы. Так кто же кого предал?»
Он мог бы сказать еще много слов – они лились прямо из сердца, из самой его глубины. Мог бы… Но на пергаменте было всего два, и мужчина, в чьих глазах отражалась северная бесприютная ночь, знал, что больше не напишет ни одного. Теперь уже и сотня слов, сказанных не им, но сердцем – ничего не изменит. На его клинке действительно кровь, и ее не смыть. Не смыть с себя. Как, впрочем, и эти чернила. «Предавший Вас… Любил».
Свеча дрогнула и погасла. Слетел с сосны филин. Ветер по-прежнему завывал в дымоходе, и за этим звуком скрылся другой, который можно доверить лишь ночи.
…А в ярко освещенной зале, где тепло подавалось из трех печей, покрытых глазурью, звучали смех и музыка. Шуршали платья, звенели бутафорские шпаги, пахло духами и пудрой. Кавалеры раскланивались с дамами, дамы прикрывали лица пышными веерами и глядели поверх перьев на статных военных, облаченных в парадные мундиры. Веселье разливалось по бокалам игристым вином, обдавало румянцем гостей и звенело колокольчиками молодости, нежной и хрупкой, но рвущейся к свету.
Хозяйка, белокурая красавица с лучистыми глазами цвета утреннего моря, улыбалась собравшимся – друзьям, друзьям друзей и просто знакомым, коих в маленьком городке обнаружилось больше сотни. Что и говорить, званых вечеров здесь не проводили много лет – мрачный край, мрачные люди… Казались мрачными, пока не появилась она. Девушка выглядела совсем юной, но здесь быстро прознали, что на самом деле… Колдовство не пугало местных, и даже когда на пороге светлого – единственного светлого в этих краях – дома появился чародей, это приняли как должное. Запомнили люди другое.
Молнии тогда били с разных концов улицы, сходясь в одной точке. Никто не решался подойти, но все видели – и знали – что это не забава и не демонстрация силы. Это можно было бы назвать ссорой… но они назвали это войной. Проиграл мужчина. И больше не приходил. А чародейка, смыв с лица пыль, а с пальцев – кровь (кажется, тогда же в ручье нашли и кольцо), улыбнулась недоумевающим горожанам и объявила:
- Будет бал. Первый в череде многих.
И бал был. Первый в череде многих, но самый пышный, самый яркий и самый памятный. Завывал в печных трубах ветер, летели по небу облака, обнажая серебристый месяц и бисер звезд. Если выйти на балкон и прильнуть глазами к телескопу – подарку того, чье имя теперь забыто, - можно увидеть ковш Медведицы, Кассиопею и пояс Ориона.
А если повернуть телескоп чуть левее, станет видно желтый мерцающий огонек, пляшущий в высоком стрельчатом окне. И филина, облюбовавшего одинокую сосну.
_____________
Написано сегодня. У преданности и предательства один корень.