"Рыжая и пушистая&, позвольте с Вами не согласиться. Жизнь полосата, это правда. Но полосы не могут быть лишь только черными и белыми, ведь если бы сейчас наступила черная, то я бы не получила вчера диплома на Олимпиаде, у меня не хватило бы денег на новый лабретт (а если бы я его не купила, вот тогда были бы проблемы с губой), если была бы черная полоса, то наверняка у меня отключился бы Интернет, и я лишилась бы последней возможности общаться с конниками.
Вот видите, полосы бывают не только двух контрастных цветов, но более того, они бывают желтые, оранжевые, зеленые, сиреневые – всех цветов радуги. Может, немного не к месту, но я вспоминаю эту открытку. Меня она очень радует.
Моя любимая - суббота
И как бы хреново мне не было, всегда найдется другая сторона жизни, которая мне улыбнется. Да и вообще, писала я уже, что самые тяжелые потрясения я перевариваю в течение 15 минут, диалог с самой собой – и я успокаиваюсь.
Ну а теперь, как это было.
На днях мы с лошадьми участвовали в открытии концерта, посвященного празднику Наурыз. На репетиции в разговоре с режиссером-постановщиком я поинтересовалась, не привлекают ли они к праздничным действиям другие конюшни, в частности Кобзева, ведь, насколько мне известно, он тоже сотрудничает с местным правительством. Вроде бы все вполне безобидно, но я не видела другой стороны. Как я узнала позже, ради трехминутной проездки с флагами, Тане с Казбеком пришлось немало «подмаслить», дабы получить благосклонность акимата. То есть, это выступление было как бы залогом сотрудничества, или, хотя бы, лояльного отношения правительства к нашей конюшне, к лошадям в городе. Так же у них была договоренность на подобное мероприятие к празднику, посвященному 9 мая. И вот теперь они узнают, что в верхах уже не принимают безоговорочно наших коней на парад, но рассматривают и вариант с лошадьми Кобзева. И все из-за того, что у глупой девчонки слишком длинный язык.
Хозяева были просто в бешенстве. Первым узнал Казбек, еще в пятницу. На следующий день он поостыл, и когда я пришла в субботу, провел долгую беседу. Он вообще очень любит длинные красивые монологи, большую часть которых занимают расписывания во всех подробностях, сколько же всего они сделали для конюшни, как же им трудно поставить ее на ноги, и что ждет лошадей, если им это не удастся. Вот что я в нем не люблю, так то, что его невозможно прервать, вернуться к делу, он будет смотреть по сторонам, куда-то вдаль, мимо тебя, пропуская вопросы мимо ушей, и переводить темы. Приходиться все выслушивать, а потом браться за суть с самого начала.
Тут и выдвинул он свое условие – это война, и ты - либо с нами, либо против нас. Он попытался даже запретить мне тратить заработанные с Буцефалом деньги, свою долю, на обучение в другой конюшне. «Это наши деньги, заработанные на нашей лошади, и ты не имеешь права отдавать их врагу!» - что-то типа того. Правда, тут я его осадила, ведь это – моя зарплата, и уж его совсем не касается, на что я ее потрачу: куплю новые кроссы, сделаю пирсинг или пойду на курсы английского.
Тогда он сказал: «Мы тут посоветовались (ага, телепатически, наверное, ведь он по-прежнему разговаривал со мной), и решили, что никто так хорошо не заботится о Буцефале, никто так не ухаживает бла-бла-бла…, поэтому ты можешь по-прежнему за ним ухаживать, только выезжать на работу будет другой человек» Я в трансе. Перевариваю. Предлагаю свою замену – ту подругу, Катю. На это он мне ответил, что Катя на празднике работала с Наташиной лошадью, Жасмин, и вообще носилась и гоняла ту до поту. Самое неприятное, что он меня обманул. Он и вправду видел Катю в тот день на площади, и хорошо ее описал, но дело в том, что моя подруга уж точно меня не обманывает, да я и сама точно знала, где она провела все то время. Такой нечестный ход бросил на него самого темное пятно.
Видите, какие это люди? Можно ли им доверять? Вот такой поворот событий меня больше всего убивает.
Но тогда Казбек пытался показать себя благородным. Видишь, как ты нам насолила, мы не можем тебе доверять, но я ж не изверг, у меня рука не поднимается разделить вас с Бусом, поэтому мы великодушно позволяем тебе остаться с ним, но наказать, для виду, придется. Так что выезжать на работу будет наш человек, у которого нет совсем желания скорости, он не будит гробить коня, да, у него нет совсем желания работать, но это пока только для виду, пусть старшие видят, что предатель наказан, а лошадь по-прежнему выходит в город.
А потом пришла Татьяна, она была, видимо, в шоке, оттого, что узнала, что я там ляпнула кому-то про Кобзева. Она перевела все мои действия на официальный язык, заговорила о маркетинге, добилась от меня признания, что я развернула рекламную акцию, выгодную для конкурента, и, подведя черту, назвала это предательством. А если не так, то значит, я просто не адекватна. «Я не верю в твою наивность» - так она мне ответила на мои попытки что-то объяснить.
Именно эти ее слова поразили меня больше всего. Она была редким человеком, которого я настолько могла уважать, настоящим авторитетом (а я, со своим эгоистическим складом характера, очень редких людей настолько выделяю).
Изнутри что-то словно начало меня раздирать, такие надрывные, нет, не рыдания, не вопли во весь голос, не всхлипы, я даже не знаю, как сказать… Чтоб успокоиться, мне нужно было лишь одиночество и немного времени, несколько минут. Я вышла в сторону «пастбища», и пошла вокруг него. На обратном пути меня встретил Казбек, и сказал, что Таня не хочет меня видеть на конюшне.
Я надела куртку и поплелась домой.