Re: Рано или поздно,так или иначе
Flower Poetess написал(а):
Опять пропал автор... ЧЕРТОПОЛОООООООООХ!!!!!!!!!!!!!!!! АУУУУ!!!!!!
anastasyav написал(а):
Куда опять автор исчез... :cry:
да-да. Я тут.
Так случилось, что рабочие поездки разбросали меня по городам в этот май. Потрясающая траектория (
Швед,Вселенной?=):
Москва-Петербург-Казань-Набережные Челны-Минск-Минская область-Брестская область-Брест,
но сегодня меня снова встречает ярко-зеленая наша столица.
Скоро-скоро разложу по местам вещи и соберу новую партию, отвечу на пятьдесят восемь писем в почте, постараюсь не упустить ни одного из десятков неотвеченных в соцсетях и обязательно загляну в ваши дневники: понять, что изменилось вокруг и узнать все новые краски мира, а пока - следующая часть истории...
(напомню ключевые слова: подмосковный КСК; лето, я - инструктор, джаз и звезды, отсутствие денег, счастье, ездить не переставая =)
….Быть может, все продолжалось бы и дальше, если бы однажды вечером мне вновь не досталась «в работу» та самая молодая кобыла. Все, кто был тогда на плацу, вышли позже меня и уже успели закончить, а мы все еще шагали. Шагали. Шагали. Шагали.
Смейся, паяц - мне было панически страшно поднять ее в рысь, зная, что потом я могу ее не остановить.
….Да, вот уже который раз я забываю рассказать, что кроме Вали, Петра Васильевича и меня на конюшне почти каждый день было еще несколько человек, а ведь некоторые из них сыграют огромную роль в дальнейшем повествовании. Итак:
- Вера, тренер по выездке, сорока с лишним лет. Самая старшая здесь, она интересна и улыбчива; кажется, будто смотрит в самую суть вещей; она радостно встречает каждого пришедшего и находит для него хорошие слова; она рассказывает про приключения молодости в стиле хиппи и конный театр; ее тренировки стоят денег.
- Маша; частница, спортсменка – конкур; тридцать лет с небольшим. Не являясь тренером, она иногда, по просьбе одноклубников, здорово помогает им. Ее тренировки довольно жесткие, но прямо-таки "правильные" и серьезные. Денег она за это не берет.
- Катя, «старожил» КСК – здесь она уже больше десяти лет; самой ей чуть больше тридцати. Будучи довольно обеспеченной, Катя в свободное время ведет прокат и работает коней без какого-то вознаграждения: ей оно не нужно. Она не специалист; за прокатом, в основном, присматривает, чтобы не убились; при этом довольно приятна в общении, легка на подъем, вежлива и невероятно тактична.
Итак, июль, вечер; я шагаю на рыжей кобыле; Катя, Валя, Маша и Вера курят где-то неподалеку; кто-то ездит.
Частенько в суете на плацу каждый был занят настолько, что не особенно обращал на других внимание: ну, шагает человек и шагает, может, ему так нужно.
Тем удивительнее мне было неожиданно услышать резкий голос: «Ну и сколько мы еще шагать будем? Поехали рысью!» - Маша, до того наблюдающая у ворот в числе прочих, решила вмешаться в процесс.
Все мое «я» сопротивлялось как могло: рысь была «уже», «сейчас», «еще минутку», но ощущение прилюдного позора было страшнее. Рысь. Сумасшедшая мелкая рысь. Ускоряется. Ускоряется еще. Еще. Еще.
Я слышу, что Маша дает какие-то советы. Я пробую сделать так, как она говорит: раз, другой, третий – и о диво, кобыла не разгоняется больше и я даже могу ее остановить. Делаю большой вольт; в другую сторону. Переход в шаг. Получилось!...
Ни сказав более ни слова, Маша садится в машину и уезжает домой; а я где-то там, внутри, чувствую какую-то беспричинную радость.
На следующий день я, бледнея и краснея, приношу Маше огромную конфету и говорю столь же огромное «спасибо» за вчера. Еле-еле, почти шепотом выдавливаю из себя: «А сегодня.. у тебя будет время… за мной посмотреть…немножко?».
«Будет, - сказала, как отрезала.- Иди седлайся»
С тех пор каждый день Маша проводила со мной на плацу по часу; иногда дольше. Объясняла и показывала. Рассказывала такие простые вещи, о которых мне прежде не доводилось слышать. Про положение рук и ног, про баланс и шлюсс.
Как-то спросила: «Тебя что, на корду никогда не брали?», услышала мое удивленное «нет» и с тех пор иногда брала на корду. Сначала отпустить руки на рыси, а потом и на галопе, попробовать полевую посадку и нормально сесть на учебную; отучиться держаться за повод.
Мой необученный организм бросался из крайности в крайность: на смену фазе «держаться за повод» пришла другая «да что ты его как стеклянный *** держишь, возьми как следует!».
Мне было необыкновенно радостно, до самого донышка: у меня! Появился! тренер! Каждый день я говорю с ней, смотрю, как она работает своих коней, внимательно слушаю и запоминаю. Мне было весьма неудобно, ведь за тренировки, наверное, стоило бы платить, но речи об этом она не заводила.
Медленно-медленно, потихонечку начиналась моя незаметная благодарность: сначала помочь расседлать. Потом, дождавшись окончания работы, предложить «давай пошагаю».
Через пару недель, невероятно стесняясь, рискнуть задать вопрос насчет оплаты и получить краткий ответ: «Расслабься. Ты мне помогаешь».
С той поры я стараюсь делать все больше. Успеть почистить коней к ее приезду, поставить нужные препятствия на плац. Поседлать; если не занимаюсь в это время с прокатом, помочь носить палки; поднимать и опускать; отшагать, расседлать, привести амуницию в порядок.
Иногда она занимается со мной целый час «снизу», а иногда я выезжаю на плац вместе с ней и на рысевой части «сажусь на хвост», внимательно смотря и повторяя, а к моменту моего галопа она заканчивает свою работу и говорит, как и что делать.
Частенько она не стесняется в выражениях, особенно когда я не понимаю с первого раза – отборный мат и роскошные метафоры о моих качествах разносятся над летней тишиной - но я считаю это прерогативой тренера; молчу, багровею и стараюсь сделать нужное.
Проходит очередной «междусобойчик» - на этот раз конкур и без меня. Накануне я собираю на конюшне своих школьных детей, человек пятнадцать: покататься на лошадке в обмен на небольшую помощь. Маленькие и шустрые, быстро нареченные «термитами», они расползаются по территории и за пол-дня преображают конюшню до неузнаваемости. Лошадка, на примере которой им рассказывалось про чистку, была отдраена до блеска десятком трудолюбивых рук. На втором десятке грязная лошадка закончилась. Пришлось вывести кого-то из прокатских: дети требовали продолжения.
Через какое-то время я начинаю замечать, что Петр Васильевич уже не столь приятственно говорит со мной; более того, он частенько повышает голос абсолютно без причины – словно бы ищет любой повод для того, чтобы лишний раз выяснить отношения.
Тем страшнее то, что повода нет: лошади чисты и здоровы, в конюшне порядок, а прокат каждый день приносит неплохие суммы. (напомню: деньги я получаю лишь за «прокатчиков», а все остальное делаю на собственном голом, но бешеном энтузиазме).
В чем причина столь огромного недовольства Петра Васильевича, я понимаю, увы, далеко не сразу…
