#яимойтерец Эскорт Плюс и Мария, новая удивительная история)
Серый Куся
Сегодня ровно год, как мы познакомились с Серебряным Конем. Правда, Серебряным он снова стал много позже, а тогда он был маленьким, запуганным, грязным существом почти без гривы, с коротеньким хвостом и голодными впадинами над глазами.
Был солнечный воскресный день. Холодно. Я пробежала мимо его денника, даже не поняв, что там кто-то живет. Обычно, приезжая с ребенком на конюшню, мы привозили с собой морковку, яблоки, да сухари, чтобы можно было угостить всех обителей. Конюшня небольшая, рассчитана голов на десять, постоянно живут шестеро: Хэм, Холдинг, Гордый (он действительно Гордый, при этом ласковый, как кошка), Бумер, Макс и маленький серый жеребец. Кони знают, если приезжают люди, – будет пир, каждого угостят, каждого погладят, поговорят, поэтому, заслышав шаги, высовываются в проход. Выдав по морковке Бумеру и Максу, я побежала дальше к денникам Хэма и Холдинга, чтобы самым последним угостить Гордого. Дело в том, что если зазеваться, то Гордый, тщательно прожевав морковку, стремится облизать лицо человека, давшего ему такую вкуснятину. Впервые это пугает: язык тяжеловоза немного больше моего лица и первое ощущение, что меня съели. Второй раз легче. Омолаживающий эффект от этой процедуры потрясающий: овощная маска вкупе с немного шершавым языком творит чудеса. После этого только выходить на улицу, ждать, когда подсохнет, и снять. В тот день все так и было, кроме того, что я хотела избежать маски: было очень холодно и «сохнуть» на морозе не входило в мои планы. Как оказалось, многие последствия событий того дня не входили в мои планы…
И вот, кормлю Гордого, и чувствую на себе пристальный, очень сильный взгляд. Взгляд, под которым невозможно что-то делать, пугаюсь собственных ощущений, оборачиваюсь и вижу серую морду, два уха с тремя волосинками между ними и два огромных глаза, размером с уши. Стоим, смотрим друг другу в глаза, видимо, я немного отвела руку с морковкой, потому, что чувствую, как Гордый обиженно хватает губами меня за рукав, но никак не реагирую на это, чем еще больше обижаю Гордого. Но мне все равно. У меня – глаза. Медленно, на ватных ногах подхожу к этим глазам, автоматически предлагаю морковку, глаза не двигаются, не мигают, смотрят внутрь меня, внимательно, настороженно, но очень тепло.
Здесь надо пояснить, что до этого момента я с лошадьми общалась только потому, что они нравились моему ребенку, и доктор в свое время сказал, что хорошо бы найти конюшню и пообщаться с лошадьми. Так и было сделано: мы приезжали, кормили, общались, ребенок катался верхом, мы уезжали («мы» - это в основном муж с ребенком или моя сестра с ребенком, я использовала любую возможность потупить дома в тишине и одиночестве; я редко бывала на конюшне). О лошадях я не знала ни-че-го, кроме очевидных фактов: здесь голова, а здесь попа, любят морковку. Все. Я никогда не испытывала желания постоянно общаться с лошадьми, никогда не хотела иметь лошадь (ну, может в глубоком детстве) и тем более мне не приходила в голову мысль сесть лошади на спину.
И вот эти глаза, от которых не оторваться. К слову, морковку глаза схрумкали мигом, но дотронуться до своего носа не позволили: вспыхнули и медленно скрылись за дверью денника. Я стою, смотрю в темноту, пытаюсь разгадать, что это было. Тем временем глаза снова появляются над дверью, опускаются ниже, берут морковку. Снова пытаюсь дотронуться до носа, и опять глаза пропадают.
За всем этим действом наблюдает хозяин конюшни. Подходит.
- Хочешь зайти к нему?
- Можно? Хочу. Это он? Как его имя?
- Серенький, здравствуй, Серенький, мы к тебе зайдем?
Открываем денник. Глаза и уши обретают светлые шею, плечи, ноги, огромный живот с желтыми пятнами и темно-серую попу. Прежде, чем войти спрашиваю разрешения. Глаза, уши и живот делают шаг назад и смотрят попеременно то на меня с недоверием и интересом, то на хозяина конюшни спокойно и вопросительно.
- Можно его погладить?
- Хм, да.
Протягиваю руку, но в первый раз дотронуться не могу: он мягко отводит голову в сторону. Опускаю руку, и он тянется за моей рукой носом. Со второй попытки мне удалось дотронуться до губ.
- Ого.
- Что «ого»?
- Да нет, ничего. Пойдем. Для первого раза достаточно, пусть отдохнет, да и твои уже накатались.
«Уже накатались». Мне казалось, что пролетел миг, а прошел почти час. Пока шла на улицу, возвращалась в свой привычный мир. На улице понеслись вопросы: а почему он такой пуганый, а его били, а почему его били, а за что его били, а что теперь делать, а он придет в себя?
- Маша, эта лошадь продается.
Я не была готова к такому ответу. Этот ответ оглушил меня, сбил с ног, как удар в живот: раз и нечем дышать.
- Мне не нужна лошадь. Я не хочу лошадь. Я не собираюсь покупать лошадь…. Я… Я просто спрашиваю.
Я смотрю в смеющиеся глаза и не знаю, что сказать. Совершенно неожиданно спрашиваю:
- Можно я приеду завтра, привезу морковки.
- Приезжай, конечно, лошадям нужно общение.
Залезаю в теплую привычную машину, привычно вытесняю непривычные мысли. Все. Это просто эмоции, не более, я просто устала, поэтому мне все кажется не таким, какое оно в действительности… Все.
Следующий день – понедельник. Снова солнечно и холодно. Еду на работу, как-то ее работаю, днем, поняв, что на сегодня мой план выполнен, и можно заняться личными делами, еду в магазин и покупаю пару мешков морковки. Приезжаю на конюшню и пропадаю там до вечера… Я приезжаю туда каждый день на протяжении месяца, что удивляет и меня и моих родственников. Все это время мы Серым разговариваем. Оказывается он удивительный рассказчик: склонит голову и шепчет-шепчет на ухо. Я научилась его кормить, поить, чистить, крючковать копыта, ходить рядом. Со временем он разрешил мне трогать не только его нос, но и шею, позволял греть руки под гривой – там так тепло и безопасно, как в детстве. И только уши пока были – табу, до них оставалось всего несколько непреодолимых сантиметров. Научиться ходить рядом получилось быстрее, чем с собаками, только очень непривычно: он такой большой топает рядом у моего плеча, поглядывает на меня, дышит в ухо, останавливается вместе со мной, поворачивает. Единственное, что очень огорчало его, и с каждым днем все больше и больше, так это то, что я не пытаюсь сесть на него. Я это почувствовала это, когда к нему пришли дети кататься, я как раз чистила его, мы о чем-то говорили. Тогда я первый раз его седлала, он стоял гордый и очень радостный. Но когда вышли на улицу и в седло посадили ребенка, он посмотрел на меня так, что я поняла, как грустно ему от того, что я со всеми своими песенками и морковками не доверяю ему себя… В тот раз я уехала, впервые с тяжелыми мыслями. Я все еще не думала о нем, как о моем, а о себе, как о его. Точнее, мне так казалось. Время показало, что думала и очень хотела, и очень боялась. К тому моменту я прочитала много всякой литературы, пересмотрела горы учебных фильмов, пыталась сформировать свое видение, ориентированное только на него. Тогда я поняла, что не смогу сесть на него, пока мы не станем вместе, пока между нами не исчезнет «эта лошадь продается». Это не лошадь, это друг и он не продается, несмотря на то, что сложилось так, что я могу его купить… Нет, не его, а бумажки, его описывающие, его паспорт и запись в книге вниика.
Вторая половина февраля выдалась богатой на работу. После каждого сложного дня, после бесконечных встреч, вечерами, уложив ребенка спать, я неслась на конюшню, чтобы обнять, покормить, надышаться, наговориться. Видимо, тогда я и поняла, что решение было принято тогда, еще в первую нашу встречу, но я категорически не хотела признаваться себе в этом. Муж частенько ездил со мной, он, в отличие от меня, уже все понял, но не торопил, зная, что мне самой надо родить. Тогда же я впервые случайно (случайно ли) встретилась с хозяйкой Серого, которая озвучила мне цену и условия продажи: только после того, как придут документы из вниика, а это минимум месяц. Цена меня не удивила и не испугала, я приняла ее к сведению. Договорились, что ждем документов, потом врач, потом покупка. Я успокоилась и стала ждать документов.
Обычно вся конюшня гуляла табуном весь световой день в леваде. Если я приезжала днем, Серый подходил к ограде, встречал меня, со временем начал тихонько разгонять других лошадей, чтобы я общалась только с ним, своего лучшего друга Бумера, аккуратно отводил за недоуздок к дальнему краю левады и бегом возвращался ко мне. Это было удивительно и, да, это тешило мое самолюбие, я была в восторге.
Как-то в середине марта, к этому времени уже должны были придти документы, я приехала днем. Серый, как осатанелый бегал по леваде из угла в угол, тряс головой, разве что не ржал. Я спросила, что с ним. Хозяин конюшни сказал, что до моего приезда все было хорошо и добавил:
- А ты знаешь, что цена изменилась?
В этот момент Серый подбежал к нам и остановился, как вкопанный.
- Как изменилась?
Серый стоит. Уши торчком, голова поднята, весь натянут, как струна.
- В два раза.
- Охренеть!
- Так бывает. Думай.
Я не надеялась, что это шутка, но мечтала, что кто-то кого-то не так понял, мы ведь договорились с хозяйкой. Вслух сказала, что созвонюсь с продавцом и обсужу эту ситуацию. Серый расслабился и пошел в середину левады жевать сено, больше он не гонялся по леваде как полоумный.
Мечты, как известно, очень хрупкие существа, и эта, ясное дело, разбилась. Оставалась надежда на торг. Через несколько дней утром приехал ветеринар. Все эти дни мне звонил муж хозяйки с какими-то нелепыми требованиями и рассказами про совместную собственность, я с трудом сдерживалась, чтобы не послать его, но у него был заложник, дорогой мне заложник, верящий мне. Ветеринар посмотрел, поделал тестики, заключил, что все хорошо и отбыл. Мы остались вдвоем с мужем текущей хозяйки, Серого я увела в денник. Моя попытка напомнить о договоренности относительно цены и условий продажи провалилась. Дядя упрямо стоял на своей цене, не торгуясь, не слушая, отрицая любое мое предложение. Попытавшись попросить время до вечера «на подумать, как мне найти выход из этой ситуации», получила ответ:
- Это мое животное. Чтобы я больше тебя рядом с ним не видел. Морковку ему давать нельзя, он на диете. И вообще на конюшню не приходи.
Что делать в такой ситуации – согласилась. Отвернулась от него – полились слезы, никогда бы не подумала, что их может быть столько. Пошла прощаться Серым, рыдаю, разве что не в голос. Серый посмотрел на меня, дал себя обнять и впервые (и пока единожды) без эмоций вытолкал меня головой из денника, повернулся попой и начал жевать сено. Это было очень больно. В тот день я снова начала курить, а еще стремительно думать, кого можно попросить купить документы Серого для меня. Хороших мыслей не было. День прошел, прошла и ночь в бесплодных думках. На следующий день появились мысли, как это все развернуть, стал вырисовываться план. Муж уехал в командировку, мозг выносить стало некому. Еще через день, когда план был готов и можно было начать его реализацию, мне звонит хозяин конюшни и без приветствий говорит:
- Ты не хочешь купить у меня лошадь?
Первое желание – послать, грубо и очень матерно, сдерживаюсь.
- Мне не нужна лошадь. Я вообще не собиралась покупать лошадь ни сейчас, ни в будущем, никогда.
- Да, я знаю, ты говорила. Но это особенная лошадь, серая такая недолошадь…
Я на работе, сердце подкатывает к горлу и начинает ухать, свет гаснет, звуки пропадают.
- Кккакая лошадь? Мой Серенький, птичка? Как ты его можешь продать? Куда и когда привезти деньги?
- Птичка-птичка. Не суетись, вечером позвоню и все расскажу, надеюсь, все сложится хорошо.
Вешает трубку, а я хватаю воздух и ничего не понимаю, звонить не решаюсь, вдруг это бред сумасшедшей. Выхожу на улицу, курю, проверяю телефон: звонил, значит не совсем бред. Остается ждать вечера.
Вечер пришел ближе к ночи. Встретились на моей кухне часов в одиннадцать.
- Вот, держи свои его документы. Нарисуй аналогичный договор и отправь все это во вниик.
- Как тебе удалось?
- Я им лошадь помог купить. Вчера ездили в Псковскую область.
- Спасибо. Зачем ты это сделал? Я ведь могла отказаться…
- Могла... Я видел как вам друг с другом хорошо, подумал, что не надо это нарушать. Береги его.
На следующее утро я внеслась в конюшню под громкое ржание Серого, так я впервые услышала его голос.
25.01.2015
Серебряный Конь