Рассказ "Один день"

ОДИН ДЕНЬ.

1

На улице еще не до конца рассвело, а я уже у конюшни. Приоткрываю одну тяжеленную дверную створку. Ночью подморозило, и дверь скребет по льду. Наружу вырывается облачко пара и … тишина, только конюшенный пес Сорренто выныривает мне навстречу откуда-то из-за качалок, припадает на передние лапы, потягиваясь, и виляет хвостом в знак приветствия.

Похоже, никого – я первая. Я прислоняю сумку к стене возле тренерской, достав из нее только мешочек с хлебом. Открываю обе двери отделения настежь – день начался. Лошади еще отдыхают. Кто-то облизывает кормушку, выбирая из нее последние овсинки, кто-то лежит, но несколько пар глаз уставились на меня сквозь решетки. Первое неуверенное ржание – это подает голос Лазурь, и несколько жеребцов трубно вторят ей. Заглядываю в первый денник. Певун лежит головой в угол, почти подпирая дверь мощным крупом, оглядывается на меня и недовольно прижимает уши. Ну что ж… Я прохожу мимо него к Лапочке и запускаю руку в мешочек. Кобыла суетливо мечется, просовывая нос между прутьями, хватает хлеб, роняет в опилки. Ну, ищи теперь, ворона.

Рядом копает ногой вороная Просушка. «Суш-шка, я т-тебе! Ух!» - я перехожу на другую сторону. Рыженькая Лазурь деликатно касается губами ладони, аккуратно подбирая все до крошки. Возвращаюсь к Просушке. Имитатор, Чарльстон, Рамзес…

Вот и Певун встал. Подошел к двери, молча толкает решетку грудью.
- Да уж конечно, и тебе на, как без тебя!
Андалусия, Потешная, Тоскань, Толк… В подстилке у Толка замечаю измусоленный недоуздок - кто-то вчера оставил его висеть на двери. Как ни странно, недоуздок цел.

Узор, Парад… Мешочек пустеет. Вытряхиваю крошки в ближайшую кормушку. Все, нужно переодеваться. Я тихонько улыбаюсь - сегодня я опять проведу полдня на дорожке. Верхом. Ну да, куда деваться, верхом. Качалок-то, можно сказать, нет. Одна – Федоровны, которую она никому не дает, вторая – рабочая, моторная, с самодельными длинными оглоблями. Лира без колес и спринт на стене – не в счет.

2

Федоровна пришла.
- Ксюша, привет! Ты сегодня опять здесь? На весь день?
- Ага! – киваю беззаботно.
- Прибыло нашего полку! Сбруйная закрыта? Открывай. Верхом поедешь?
- Поеду!
- Тогда Чарльстона сперва седлай, потом у Славы спроси, а дальше кого хочешь.

Повод так и пристегнут к уздечке со вчерашнего дня. Я пристраиваю уздечку на седло, отношу к Чарльстону и возвращаюсь за щетками. А, вот и народ. Все разом, как специально собрались – Слава, Ольга, Альбина. Сашки только не хватает, второго конюха, - ну, он всегда последний.
- Слав, тебе кого работать помогать?
- Тоскань езжай. Как она тебе – нормально верхом, нравится?

Трехлетняя гнедая Тоскань, полностью - Душа Тоскани, - лучшая Славина лошадь из молодых.
- Ну-у… Нравится, да, - помявшись, отвечаю я.

Это не совсем правда - на Тоскани мне ездить страшновато, кобылка горячая, чуть с дурниной, да и тянет она прилично. Когда Слава недели три назад седлал ее - собирался шагать, я все спрашивала: да разве она ходит под седлом?
- Ходит, наверное, чего ей не ходить, – беспечно ответил Слава.

Он вывел кобылу на улицу, быстро зашел сзади и запрыгнул на нее, как на гимнастического коня, опершись руками о круп. Совсем не ожидавшая такого Душа Тоскани присела на все четыре ноги, захрапела, шарахнулась вперед, скользя по присыпанному навозом и опилками льду. Слава завернул ее вбок, кобыла повертелась на месте и остановилась, водя боками и раздувая ноздри.

С тех пор я садилась на Тоскань дважды, но все равно что-то меня смущает. Езжу я верхом плохо, даже совсем плохо, честно говоря, поэтому и лошадей стараюсь выбирать без подвоха.
- Ладно, сейчас поеду, - это Славе, который уже закатил две качалки и вывел на вторую развязку Имитатора. - Меня не ждите, я еще переоденусь.
Да, начинать надо с Тоскани – пока и сил у меня побольше, и народу на дорожке немного.

Я перекладываю седло от Чарльстона к соседнему деннику:

3

Выезжаем. Красота-то какая – поднимающееся солнце раскрасило кромку неба во все оттенки розового, малинового и голубого, будто длинные переливающиеся полотнища растянулись над рекой в еще морозном с утра воздухе. Да, холодно. Я долго думала, надевать или нет перчатки, и, в конце концов, сунула их в карманы фуфайки. Без перчаток руки меньше скользят по поводу. Тоскань, зараза, потягивает уже на шагу.

- Тихо, тихо, де-воч-ка…Тш-ш-ш, она-моя-моя-моя…
Когда мне боязно, я всегда без умолку разговариваю с лошадью. Мне кажется - пока я говорю – все будет в порядке. Эта привычка у меня с детства, почти с первых выездов.

Вот мы и на кругу. Поедем-ка в настоящую сторону, может, и меньше тянуть будет. Снега на дорожке осталось мало - отдельные неразбитые островки чередуются с целыми участками свободного грунта, да между трубами ограждения сохранились серые глыбы. Длинные лужи еще покрыты тонкой ледяной корочкой. Но здесь, на бровке, луж нет.

Тянет. Пока терпимо, но руки скоро устанут. Бежит ровной рысью. Вся
напряжена, уши сторожко ходят вперед-назад.
- Тоскань-Таскань, ты же не будешь таскать. Нет, зачем тебе таскать. Хорошая кобыла, умная кобыла, красивая кобыла, о-па, о-па, тише…

Неважно, что говорить. Я бессовестно льщу лошади, как будто ее можно задобрить. Заложила уши назад, слушает. Но тянет все равно.
Качалки навстречу. По одному, по двое, по трое. Колеса тарахтят по подмерзшему песку, с треском ломается ледок. Киваю:
- Привет! Здравствуйте! Здрасте! Привет!

Я смотрю на них сверху вниз. Кобыла высокая. Пошел второй круг.

(продолжение следует)

4

- Какая хорошая лошадь, самая лучшая лошадь на ипподроме, самая резвая, ти-ше, ти-ше, вот молодец, вот так, вот так…

Говорю с кобылой, а мысли уходят в сторону. Пожалуй, и сегодня не пойду в институт. Сегодня еще можно, третий день – ерунда. Неделю можно пропустить, только на лабораторки бы сходить, а так ничего.

Прижимаю лошадь все ближе к ограждению, мне почему-то кажется, что так она меньше тянет. Дужка стремени звякает о трубу – раз, другой. Входим в поворот. Руки совсем замерзли. Третий круг. В памяти всплывает где-то прочитанная фраза: «Всадник на тянущей лошади – идеально сбалансированная система». Да, я почти не замечаю, как я двигаюсь. Я выработала свою посадку – ноги чуть за подпругой, почти вертикально вниз, а главное - строго неподвижны, и пусть даже через много лет тренеры по верховой езде будут скрипеть зубами, глядя на меня. Плевать - чем меньше двигаются ноги, тем меньше я устаю.

Наши проезжают. Слава улыбается широко, а Федоровна, как всегда, смотрит внимательно и будто неодобрительно, чуть поджав губы. Да нет, вроде все в порядке. Ох, не поеду в два реприза – руки у меня отвалятся. Шесть кружков сделаем и хорош. Ухитриться, что ли, перчатки надеть, может, пошагает она минутку? Повод накоротке, Тоскань задрала голову, переступает упруго, торопливо. Тянусь одной рукой к карману. Черт, со спины кто-то накатывает. Кобыла подбирает зад и выдергивает повод так, что я едва не валюсь ей на шею. Тише, тише. Оглядываюсь. Карнаухов со своим Сережкой, и чего им в обратную, как всем, не ездится!

- Здравствуйте!
- Привет, Оксанка! – Сережка скалит зубы. – Как делишки?
- Пойдет.
- Это у тебя нагаевская кобыла?
- Ага.
- Эта, как ее, вот кличка-то…
- Душа Тоскани.
- О! Это на ней же Славка в последний раз в четырнадцать подъехал?
- На ней. В четырнадцать и одну.
- Хорошая кобыла! – Сережка обводит Тоскань серьезным взглядом. Карнаухов-старший тоже кивает.
- Хорошая, ага, других не держим, - соглашаюсь я. - Пусти-ка меня, Сережа, лучше в спинку, пока она мне руки не оторвала.
- Давай-давай, идем, отдохни.

5

Кружок в спине, еще один – в обратную сторону, и шагать. По первой дорожке уже машут. Жду, пока рысаки промчатся мимо, съезжаю, рядом со мной еще двое. Старейший наездник ипподрома Гарифуллин – маленький, сухонький, щурит выцветшие светлые глазки:
- Девочка, ты чья? С какой конюшни?
- Воробьевой.

А то он в первый раз меня видит, да я с полгода к нему любителем ходила. Маленькая, правда, была.
- У кого верхом училась ездить? Хорошо сидишь, посадка у тебя профессиональная.
- Ну, вы скажете!

Но я довольна. Ничего себе! Я даже где-то слышала, что Гарифуллин раньше жокеем работал, до того, как наездником стать. Он-то, наверное, разбирается! Я сильнее выпрямляю спину, вскидываю подбородок и еду так до самой конюшни.

Федоровна со Славой, оказывается, только заехали. Расседлываю в манеже. Проходим мимо Певуна, он валяется в свежих опилках, стуча ногами по стенкам и аж постанывая от удовольствия. Альбина успела отбить два денника.

Я закрываю денник Тоскани, грею руки подмышками. Федоровна идет, шуршит теплыми штанами.
- Ксюшка, я тебе кого говорила ехать?
- А что?
- Ты чья любительница, моя или Славкина?
- Да я же быстро, все, сейчас я его поеду, руки только отойдут.

Смотрю на Федоровну – а она улыбается в шарф. У-у-ф. Шутки шутит. А то кто ее знает…
- Ха-ха-ха! Так вас, чтоб порядок знали!
- Общая я любительница, - смеюсь я в ответ.
- Общая, общая! Грейся иди! Чарльстона мне отработай, и потом Рамзеса обязательно. Рамзесу зада забинтуешь. Альбина, Лазурь выводи.

(продолжение следует)

6

Пока еду до дорожки, спокойно заправляю под шапку волосы, надеваю перчатки. Повод отпустила, придерживаю коленом - Чарльстон не Тоскань. Ездить на нем я совсем не боюсь, и беру его всегда охотно. Правда, ход у него непонятный - сидишь на нем, как… как кот на заборе. А жеребец резвый. Ему уже пять, скоро Федоровне придется выбирать между ним и Певуном, хотя пока на нем чаще ездит в призы Слава.

Я выезжаю налево, в обратную. Привстаю над седлом, пропуская несколько темпов, - к Чарльстону нужно приспособиться. Рысь у него тряская, на ходу он вытягивает шею. Прямо сидеть почему-то не получается, я клюю носом, и собственные руки начинают мешать.
Собрала повод в одну руку, опираюсь о холку, вторую опускаю вниз. Вроде так лучше. На свету в темной шерсти коня видна пыль – опилки паршивые, мелкие, как ни бейся, а полностью их не вычистишь. Я машинально ворошу густую шерсть перчаткой, выбираю из гривы несколько соринок покрупнее.

Солнце светит вовсю, стайки воробьев суетятся возле подтаявших россыпей навоза. Наверное, скоро десять. Красота! Догоняю Федоровну, она уже шагает Лазурь. В два реприза свою любимицу работает. Еще бы, дочка ее знаменитой Лукреции. И вся в мамку – рыжая, с проточинкой, такая же миниатюрная. Но, слава богу, не такая строгая. Ножки в белых чулках ступают споро, бежать торопится. Я чинно разбираю повод в две руки, объезжаю Федоровну. Она пристально смотрит куда-то в ноги Чарльстону.

Впереди качалки. Четвертое треноотделение. Как всегда все вместе, дружненько, чуть ли не в ногу. Придерживаю коня. Лешка Щуров оглядывается:
- Ты в спину только мне не упирайся, этот ваш придурок позавчера Азамату чуть голову копытом не пробил.
- Чего-чего? Как голову пробил?
- Ну, не голову, в шлеме был, шлем треснул. В спине ехал и долбанул по башке.
- Кто?? Чарльстон? Да я сама его третий день работаю!
- Это Чарльстон, что ли? Ну, не он, другой кто-то, пацан ехал, практикант.
- Да какой пацан, у нас практиканты девчонки все. И то по утрам не ходят, Федоровна их отпустила, качалок нет.
- Короче, кто-то кому-то долбанул, а Алеша второй день поверх шапки каску натягивает, - подытожил первый помощник Столяров.

Дружный хохот, аж лошади дернулись и хвосты поджали.
- Конечно, жить-то хочется, кто вас знает, лезете на голову, - обиженно протянул Лешка.
- Ну, я поеду тогда, а то ты нервничаешь, - я хлопаю жеребца поводом по шее и щелкаю языком.
Чарльстон с готовностью прибавляет, так резко, что кажется, будто он уходит из-под меня. Еще одна вспышка хохота, уже сзади.

(продолжение следует)

7

Когда Чарльстон бежит пошире, сидеть на нем все так же неудобно. Ноги уставать начинают, уже ощущаю каждый темп. Пошагаем-ка. Вон Слава на Узоре выехал, и Ольга с ним на Толке. Да, собирались же их махать сегодня. Ольга качалку где-то нашла, что за качалка – красная, чья это? Вроде и у соседей такой нет…

Толк уже вожжи схватил, Ольга на кулаках его держит. Нравится он мне все-таки. Узор тоже ничего – серый, нарядный, широкий, как печка. Все они из этой ставки такие – сытые, крупные, неплохо, видно, в заводе кормят. Но глаз я сразу положила на вороного, со звездочкой во лбу, Толка. Статный, шею держит гордо, хвост почти до земли. В деннике ласковый, как котенок, а в качалке тянет. Хочется мне на нем верхом ездить, но колется. Разок поседлала после обеда, проехала вокруг конюшен, да и назад завела. Голову задрал, глаза выкатил, на нервах весь. Не для меня лошадь, да…

Заехала. Сашка сено раздает, нагреб в тачку выше головы. Чарльстон на ходу ухватил пучок, набил полный рот, слюни пустил.
- Да подожди ты, голодный, у тебя вон уж лежит!
Уздечку еще в проходе, перед денником, стянула, хлопнула по крупу вдогонку – сейчас ему, кроме сена, ничего не надо. Так, Рамзес куда делся?
- Сашок, а Рамзес где у нас?
- На дорожке, Анька второе седло взяла.

Анька прибежала, значит. Это еще одна любительница наша. Школу прогуливает. Тоже … прогуливает, кхе. А, каникулы же у них.
- Ладно, а то Федоровна мне его велела ехать.
- Ун гроссен фамилиен нихт клюйвен клац-клац!
- Чего-чего? Это ты с кем сейчас разговаривал?
Ухмыляется, довольный.
- Это по-немецки. Пословица такая. Промотала ты Рамзеса, короче.
- Балаболка ты, Сашка. Нужен мне ваш Рамзес. Другую пословицу знаешь? Язык болтает, рукам мешает! Метлой-то двигай!

Сашка как будто проход заметает, а сам только и пялится в другой конец конюшни, где мелькает высокая стройная фигурка. Там спортсменка Настя кормит своего мерина. Для бездомной спортшколы уже нашли место в лазарете, но две лошадки еще стоят у нас.

(продолжение следует)

Здесь, конечно, не дневник, но, думаю, одна фотография, для иллюстрации, не повредит.

Мне нравится, жду продолжения!

Продолжения!!!!!!!!!!
Очень увлекло, как-то так окунаешься в атмосферу конюшни...
Только вот или я чего-то не поняла....НО!

Езжу я верхом плохо, даже совсем плохо, честно говоря,

Нажмите для раскрытия...

И-и-и...как это..плохо ездящего человека на дорожку?О_о
Но ту же противоречие:

да я с полгода к нему любителем ходила.

Нажмите для раскрытия...

А так вроде ни за что глаз не зацепился Только вот отсутсвие качалок...эх...Россия.....

Прикольный рассказик!=)))И я жду продолжения!

Zаnoss написал(а):

Только вот отсутсвие качалок...эх...Россия.....

Нажмите для раскрытия...

Ну, положим, не просто Россия. Даже и не Россия еще, а Советский Союз. События не имеют точной привязки ко времени - как я уже писала, это вовсе не дневник. Но, примерно год этак ... 1989-1990. Это многое объясняет, не так ли?

Zаnoss написал(а):

Только вот или я чего-то не поняла....НО!

Езжу я верхом плохо, даже совсем плохо, честно говоря,

Нажмите для раскрытия...

И-и-и...как это..плохо ездящего человека на дорожку?О_о
Но ту же противоречие:

да я с полгода к нему любителем ходила.

Нажмите для раскрытия...

Нажмите для раскрытия...

Да нет, все нормально. Если вы заметили, речь идет о рысистом тренотделении. Можно быть не то что любителем, а работать даже и наездником... есть и мастера-наездники, не умеющие ездить верхом.

Полгода ерунда, ко времени описываемых событий "любительский" стаж героини составлял лет примерно 7-8. Но! умение ездить верхом для рысачников - очень факультативное. Да и то оно должно сводиться к умению ездить строевой рысью по кругу на спокойно бегущей лошади. Уверяю, никаких приниманий на галопе не требуется. :lol: У рысаков никто никого ездить верхом не учит. Некому учить, да и в голову не придет. Умеешь тротить под седлом - вперед, не умеешь тротить - шагай (при необходимости), не умеешь шагать - работай в качалке.

Любого рысака работать под верхом смысла нет, выбирай себе по силам. Кстати, под совершенно неопытного всадника, умеющего только держаться в седле, "рулить" и облегчаться, навскидку годится добрая половина лошадей в любой рысачьей конюшне - слухи о малопригодности рысаков к верховой езде сильно преувеличены.

А там уж - разок упала с этой лошади, или даже просто почувствовала, что тебе страшно, или чуть не упала, - больше на нее не сядешь, только и всего. Помню, как-то один товарищ меня высадил прямо на выезде из конюшни - подхватил из конюшни рысью да и вписал коленом в дверь. Ничего, его поймали, меня отматюкали, а я тут же седло на другую лошадь переложила и вперед. Понимаете, цель всего этого - отработать лошадь, а остальное никого не интересует, кому-то учиться верхом ездить - этого никого не волнует, верховая езда средство, а не цель.

ОДИН ДЕНЬ (продолжение)

8

Что-то еще…
- Сашхен, а забинтовала Ромчика Анька?
- Да я не видел, я за сеном выходил.
- Ну, смотрите, смотрите…

Забинтовала, наверное. Анюта не ровно дышит к Рамзесу. Трехлетка, полубрат Чарльстону, и стоит рядышком. Должен быть резвым, двух лет хорошо ехал, но Федоровна его берегла. Надеется она на него. Аньке-то вряд ли что перепадет, но у нее аж глаза горят, спит и видит, как на Рамзесе в призу проехать.

- Оксан, а ты кого ехать хочешь?
- Не знаю, дождусь, наверное, кого-нибудь, спрошу.
- А отработай мне одну лошадку? Просушку, а?
- Ага, бегу прям. Сам работай Сушку свою. После обеда никак не судьба? Славка качалку освободит.

Сашке Федоровна всего двух кобыл отдала: Сушку и Потешную. И то проехать не может, изноется весь. А уж если Настя на конюшне, то все, только и шушукаются где-нибудь в деннике.
- Ну, Оксаночка, ну пожа-а-луйста! Мне еще денники отбивать надо. Ну что там ездить, пять кружков и нормально.

О, уже Оксаночка стала. Но Просушку точно не поеду. Сашка не знает просто, а эта крыса меня скинула. Такая тихонькая вроде, прямо ручная, так, разве что, ушки иной раз приложит. А тут, зимой, выехала на ней верхом после обеда, дорожка пустая, ну совсем никого. Нам уж и съезжать скоро, кобыла бежит себе, с ноги на ногу, и вдруг… хлоп, и на земле уже сижу. На снегу, то есть. А снег твердый, только трактор проехал. Хорошо еще, штаны ватные и фуфайка у меня. И лошади, главное, впереди не видно. Назад оглянулась – а она уже в поворот входит, задом подкидывает. Так я и не поняла, как она меня высадила и с чего вдруг. Домой мы с ней одновременно почти пришли. Захожу в конюшню, а Сушка у тачки стоит, рот овсом набивает. Народу никого. Так я никому и не сказала.

- Просушку не поеду, Потешную возьму, ладно. Только ты мне почисти ее и собери сам, а я пойду чаю попью. Чайник ставили?
- Соберу-соберу! Чайник горячий, пряники там Настя принесла, бери, - обрадованно зачастил Сашка.

(продолжение следует)

Очень понравилось!!!! Жду продолжения

Мне тоже. Продолжения!

ОДИН ДЕНЬ (продолжение)

9

Потешная, некрупная караковая кобылка, под седлом неплоха. Ход у нее такой мелкий, что не сразу и поймешь, как облегчаться под него. Зато если поймаешь ритм, то можно ездить долго, и совсем не устаешь. Привставать над седлом нужно почти незаметно, только чтобы пропустить толчок снизу. Сидя на Потешной, я иногда фантазирую, что еду на иноходце - мне кажется, примерно таким и должно быть это ощущение.

На самом деле нет, под седлом Потешная бежит рысью, вот в призу… Каждую вторую езду шпарит неправильным ходом. Сашка подъезжает на ней к финишу, когда все соперники уже давно шагают. Единственный раз, когда он взял хлыст, кобыла для разнообразия привезла проскачку. Любой бы ругался, только не наш конюх. Сашка несет свой крест безмятежно.

Я прикрываю глаза. Хорошо… Может, и завтра учиться не ходить? Нет, к третьей паре пойти придется, практику по специальности никак не пропустишь. Или можно, один-то раз? Нет, лучше не надо. Но пару голов отработаю, а может, и три успею, если перед институтом домой не заходить.

Дорожка уже раскисла, или это качалки разбили лед. Колеса теперь не гремят, подпрыгивая на кочках, а тихо шелестят, разбрызгивая воду, копыта смачно чавкают. Кто-то догоняет меня, оглядываюсь через плечо - Дима Бочкин на Капризе. Каприз высокий, рыжий, с широкой лысиной, в намышниках и наколенниках. Дима не рыжий, но лицо плотно усеяно веснушками. Поравнявшись с нами, он придерживает жеребца.

- Привет! Забыл, как тебя зовут?
- Оксана. Я тебе каждый день говорю.
- Точно, Оксана! Слушай, как ты на ней ездишь?
- А что не так?
- Это ж не лошадь, это швейная машинка! Я бы не смог!
Пожимаю плечами, улыбаюсь. «Профессиональная посадка» - вспоминаю я.
- Еще раз стукнешь – убью! – нарочито басом кричит Дима.
Это уже не мне, а Капризу, который два раза подряд громко стукнул копытом о копыто.
- Ну ладно, Оксан, мы поехали, а то уснет он рядом с вами.

(продолжение следует)

10

Ноги начинает побалтывать вперед-назад – устаю потихоньку, все-таки третья лошадь. Потешная, как назло, бежит медленно, каждый круг тянется как вечность. Тут один способ – не смотреть на лошадь, не задумываться о том, как двигаешься. Если отвлечься, приходит легкость, словно плывешь по воздуху сама собой.

Навстречу шагом едет Слава на Тигре. Поворачиваю кобылу, пристраиваюсь пошагать рядом. У Славы куртка заляпана грязью, лицо тоже – после маховой, похоже, умылся наскоро, только грязь размазал. Светло-серый Тигр на коротком чеке, шагать не хочет, мечет передние ноги по сторонам, пританцовывая, и вырывает вожжи.
- Чего ты его шагаешь?
- Федоровну жду, махать собрали, а ей стукнуло Лапочке хвост заплетать. Заплетали сколько, а после у бинта завязка оторвалась.
Да, хвост у Лапочки роскошный – пышный, почти белый, пачкать его жалко.

- У тебя там кто-нибудь еще остался?
- Да нет, Парада со Скворчиком тоже махать поедем, после этих. Двухлеток, может, практикантки после учебы отработают.
- Парада – со Скворчиком??! Как он за ним побежит?
Парад – четырехлетний орловец, здоровенный, сырой, Скворчику он напарник неподходящий.
- Ничего, мы тихонько, пусть чуть ногами раскинет. Не с кем больше его. Ладно, я поехал.

Я тоже разворачиваюсь в сторону дома. Федоровна с первой дорожки кричит мне что-то. Не слышно. Федоровна крутит Лапочку на троту, подъезжает к бровке.
- Ты все уже? Турандот еще сможешь проехать? Кружков шесть-семь?
Киваю.

(продолжение следует)

11

Турандот – высокая гнедая кобыла, нескладная и мосластая, с большой головой и длинными мохнатыми ушами. Прозвище «Дурында» прилипло к ней сразу и навсегда, одна Федоровна упорно называет ее правильной вычурной кличкой, да и то временами сбивается. Кобыла стоит вторую неделю, ждет машины из родного совхоза, странно, конечно, зачем вдруг понадобилось ее работать. Недавно ее покрыли, и покрыли не Певуном, а Скворчиком. Может, как раз такая жердина, как Турандот, даст крупное потомство и от маленького жеребца? Но глумливые шуточки про эстакаду, на которую, якобы, пришлось заводить Скворчика, только-только перестали гулять по ипподрому.

Так, пожалуй, перчатки мне не нужны – солнце уже по-настоящему припекает, со стороны дорожки побежали ручейки. Немного подумав, отношу в тренерскую и шапку. Сажусь в седло на развязке. Почему-то в конюшне никого. Наклонившись вперед, отвязываю веревку сама.

Ольга с Сашкой, оказывается, на улице, перебирают опилки. Ольга орудует лопатой, а Сашка в своем репертуаре – стоит и держит тачку, как будто она может упасть.
- Вот блин! Много намокло?
- Да уже три тачки выбросили. Тут полиэтиленом прикрывали, а оно снизу натекло.
- А если рассыпать тонким слоем, может, еще подсохнут? – спрашиваю я.
- Да какой - подсохнут! – безнадежно машет рукой Ольга.

На подходе к дорожке кобыла сама переходит в рысь. Держать ее не хочется – она не тащит, не балуется, просто бежит охотно широким размашистым ходом, то и дело отфыркиваясь и поводя ушами во все стороны. После Потешной шаги Турандот кажутся особенно крупными, меня ощутимо потряхивает, но мне передается нетерпение лошади, и я не мешаю ей незаметно забирать повод.

Дорожка постепенно пустеет – самые шустрые уже закончили работу. Конечно, если в пять качалок выезжать… Круги на этот раз летят незаметно. Кобыла шпарит прямо по лужам, громко плюхая копытами и ничуть не смущаясь этим, и я перестаю выбирать дорогу. Бурчу себе под нос что-то, подозрительно напоминающее песню про красную кавалерию. Не слишком ли быстро я еду? Конечно, это еще не размашка, но… По первой дорожке навстречу едут Федоровна со Славой. Слава остается наверху, а Федоровна спускается к бровке мне наперерез. Черт, и притормаживать уже поздно. Делаю серьезное, задумчивое лицо («трудовое», как сказал бы Сашка), и еду, как ехала.
- Эй, эй! Куда разогналась, ты чего!? Потише, потише-ка давай!

Оставшиеся два круга проезжаю уже без прежнего удовольствия, резко начинаю ощущать, как дрожат налившиеся усталостью ноги.

(продолжение следует)

12

У дверей конюшни стоит Альбина.
- Чего-то ты долго ее. Там уже машина стоит.
- Ой, не говори, сил уже нет, кушать хочу. Что за машина?
- За Дурындой машина пришла.
- Опа… А чего мне не свистнули, чтоб заезжала?
- А Федоровна сказала – пускай, в машину легче зайдет.
- Да как она поедет – она ж вон сырая вся?
- Теперь только после обеда, и шофер обедать пошел…

Разделась, поменяла сапоги на кеды – ковылять по конюшне в тяжеленных кирзачах приходится только зимой, а сейчас уже тепло. Вот и ладушки, вот и отработали… Сейчас лошадок покормим, и самим перекусить можно. Ольга, наверное, опять сало принесла… Ах, какое сало солит Олина мама! Поросенка осенью на конюшне забили. При мысли о бело-розовом, с мягкой шкуркой, сале, облепленном давленым чесноком и кристалликами соли, я непроизвольно сглатываю слюну. Мне кажется, в тренерской даже запахло чесноком. Пойду лучше к лошадям.

Те, кто работался с утра, уже высохли. Захожу к Певуну, трогаю следы от седелки и подпруги. Сухой. Почистить сразу после обеда можно. Певуна, Чарльстона – надо же бригадиру угодить. Толка, конечно. Рамзеса пускай Анька чистит. Обычно я выбираю еще Узора с Тигром – они серые, их чистить легко. Но Тигр стоит в попоне после маховой, когда он еще просохнет…

Подхожу к Турандот.
- Ну что, колхозница передовая, домой сегодня поедешь? Будет у тебя жеребенок, а бегать больше не будешь, нет, - мурлычу я, почесывая курчавый завиток на лбу кобылы.
Дурында разомлела, прикрыв глаза и отвесив нижнюю губу.

Альбина загремела ведрами в душевой.
- Ну что, девки, поехали поить, можно уже начинать! Помните, кто махался?
Это она нам с Анькой. Втроем успеваем напоить половину конюшни, когда раздается грохот копыт – заехали лошади с дорожки. Протискиваюсь мимо Славиной качалки, иду помогать разбирать Скворчика. Ведро подхватывает Сашка, как всегда, вынырнувший будто из-под земли при звуках голоса бригадира.

(продолжение следует)

13

Со Скворчиком я вожусь долго. В деннике снимаю с него кабуры, разбинтовываю. Жеребец утыкается в недоеденное с утра сено, а я иду за попоной и недоуздком. Уже из сбруйной слышу дикий вопль Федоровны. Матерится она редко, и мне даже страшно посмотреть, что же такое случилось. Крики не от Скворчика, хоть это хорошо - значит, я не при чем. Возле Парада кричат.
- Сволочи! Бестолочи! Угробили! И так без ног жеребец! Сто нянек, а толку нету!

Подхожу тихонько, на цыпочках.
- И стоят еще! Быстро шагать!
Федоровна оглядывается вокруг.
– Ксюша, беги за уздечкой и на дорожку его. Четыре, пять кругов шагай, чтоб совсем сухой был! – это уже мне, не так сердито.

Я иду в сторону сбруйной, но все оглядываюсь, пытаясь понять, что случилось. Ольга толкает меня в спину:
- Пошли, пошли!
В сбруйной она рассказывает, что Парада, только что вернувшегося с маховой, напоили.
- Главное, она ж сама тут стояла, смотрела. Потом уже выхватила ведро, а там ничего почти и не осталось. А ведро-то это второе было.
Беру седло. Потник сушится на веревочке.
- Да какое седло, некогда! Фуфайку брось, чтоб помягче.

Парад ждет в манеже. Какой же высокий, черт! Слава подкидывает меня к нему на спину, я ерзаю, пытаясь расправить под собой складки фуфайки.
- Я прямо так вам, что ли, поеду?
На мне только тоненький свитер и трико. Я все еще не могу поверить в то, что еду шагать Парада - пять кругов по пустой дорожке, вместо обеда. Мне выносят чью-то куртку, Слава провожает меня до дверей.
- Слав, а разве на нем верхом ездили?
- Ему сейчас все равно, по-моему. Второй гит еще две четыреста сделали. Отшагается только так! Вот тебе и попил водички…

Парад, уже не дымящийся, но все еще мокрый, как мышь, покорно идет от конюшни - наверное, он озадачен не меньше моего. Совершенно некстати я вспоминаю о сале.

(продолжение следует)

Необыкновенно приятно в восприятии (сорри за тавтологию). В том числе из-за высокого уровня грамотности (респект автору за избавление читательского глаза от цепляния за всякие "голопы" ) Также чувствуется некий профессионализм. Только один день оч долго длится (это я к тому, что каждый раз продолжений побыстрее хочется )

Спасибо!
С грамотностью все же есть некоторые проблемы, по-прежнему с пунктуацией. :cry:
Что медленно длится, я понимаю, то есть понимаю, что рассказ такого рода лучше воспринимался бы сразу целиком, так как события в нем непрерывны и взаимосвязаны.
Но, во-первых, мне нужен какой-то стимул, ну не могу я писать в стол месяц или два, а потом сразу все выложить. А во-вторых, доведение текста до ума происходит только после выкладывания на форум. Ну хоть убей, в Ворде я не вижу многих погрешностей стиля, тавтологий, повторов, да и многих ошибок. Не знаю, почему так. Выкладываю кусочек на форум, и сразу же правлю минут 15-20 онлайн, начинает многое просто лезть в глаза. В этот раз ко мне привязалось словечко "уже" (выложив последнюю главку, обнаружила добрый десяток "уже", в каждом почти предложениии :shock, и еще почти каждая фраза прямой речи норовит почему-то начаться с "да...". Видимо, это мои слова-паразиты. :lol:

И еще, я окончательно прояснила мое отношение к "кобурам"-"кабурам" и "развязкам"-"развязке". Для рысачников они "кабуры" и "развязка", и только так. Поскольку мои рассказы в основном о рысаках, буду писать так.

Как будто бы автобиография! Читаю - и всё вижу, как в кино...
Очень хороший рассказ, с нетерпением жду продолжения