Primary
Новичок
Доброго всем дня!
Интересно ли здесь кому-нибудь читать о рысаках? То есть не просто о рысаках, использующихся как верховые, а о рысистых лошадях, испытывающихся на ипподроме?
Поиском искала как прямо по слову "рысаки", так и "качалки", "бега" и т.д. В основном обсуждаются темы типа "Годится ли орловский рысак для конного спорта" и т.п.
Мне очень интересно читать здесь и про лошадей вообще, и про любые виды конного спорта в частности, и в принципе, мне в общем все понятно, но вот писать я в состоянии только о рысаках.
Вот на пробу.
ЗЫ: да, и тему "Соблазн трагического конца" я прочитала. А что делать, если я ничего не придумала, если и пишу, то все с натуры. Изменены только имена собственные.
ФЛАЖОК.
Как получилось, что простенькое словечко «флажок» вызывает у меня неизменную болезненную гримасу? Это имя, кличка лошади. Флажок… Воспоминание о давних временах, когда я все свободные часы проводила на ипподроме, на конюшне рысаков. Была я представителем многочисленного племени любителей. В штате ипподрома я и мне подобные девочки не значились, но тащили на себе массу самой разнообразной работы.
Тот зимний день был отмечен волнующим для всех обитателей любой конюшни событием – пришло очередное пополнение, первое в этом году. Состояло оно на этот раз из одного-единственного жеребенка, даже, наверное, не двухлетки, а полуторника. Его-то и звали Флажком. Помню я его очень смутно. Точно гнедой масти, вроде была звездочка на лбу, а может, и нет. Маленький, но не просто миниатюрный, а какой-то будто заморенный и тщедушный. Еще не до конца отросшая жеребячья грива – часть прядок лежит на шее, а часть топорщится в разные стороны.
Обычно молодым лошадям-новичкам дают, как минимум, несколько дней на то, чтобы «отойти» от дороги, освоиться в конюшне и успокоиться. Даже на заезженных и работавшихся в конезаводе рысаках обычно впервые выезжают с помощником, который ведет лошадь в поводу. А уж заезженных бог знает как «колхозников» и вовсе сначала выводят на дорожку в руках, то есть в беговой сбруе, но без качалки.
Но вот Флажка бригадир нашего тренотделения почему-то решила опробовать на дорожке в качалке в тот же день, спустя всего несколько часов после разгрузки с машины. Бригадир, Александра Федоровна, которую весь ипподром неизменно называл просто Федоровной, - сотрудники взрослые и авторитетные - в глаза, молодежь – за глаза, - была женщиной немолодой и наездницей очень опытной. Что гадать, какой несчастливый наездничий бог погнал ее на дорожку в этот довольно поздний час, когда основной состав сотрудников уже разошелся по домам… Возможно, она связывала какие-то особенные надежды с этим жеребенком, – не знаю, я даже не успела спросить о его происхождении.
Но, так или иначе, Флажка мы запрягли, и Федоровна выехала из конюшни. С собой она никого не позвала, сама я на круг тоже не пошла. Мерзнуть не хотелось, да и ничего особенно интересного увидеть я не ожидала. До дорожки Федоровну проводила юная любительница Аня, для которой первые выезды молодняка еще были страшно любопытным зрелищем. Прошло совсем немного времени, и мрачная девочка привезла на конюшню искалеченную качалку, у которой были отломаны под корень обе оглобли. Настроение у меня испортилось - вот черт, еще одна качалка! Я вполне разделяла, как мне казалось, эмоции Аньки, не особенно вглядываясь в ее лицо и ни о чем не спрашивая.
Дело в том, что качалка эта была в отделении, возможно, предпоследняя - дело происходило в перестроечные годы, когда финансирование ипподрома теплилось еле-еле, зарплату сотрудникам еще платили, но пополнение запасов сбруи и инвентаря полностью прекратилось. Качалки регулярно разбивались лошадьми, иногда еще и ломались в жестких контактах на бегах, некоторые кое-как чинили, из двух или трех собирали одну, но постепенно их становилось все меньше. Мы были вынуждены работать всех мало-мальски пригодных к верховой езде лошадей под седлом, но и седла частенько приходилось выпрашивать по соседним конюшням. От безвыходности некоторые наездники прибегали к очень опасной практике – работать двух лошадей одновременно. Как это? А вот так - одна, очень надежная и спокойная лошадь, бежит, как положено, в качалке, а вторая - в поводу за качалкой. До обеда, как положено, еле-еле успевали отработать основных, старших лошадей, молодняк работался кое-как, иногда, по настроению, и после обеда, что вообще-то рысакам не полагается. Ох, к чему это я так распространяюсь про качалки? Просто очень не хочется переходить к рассказу о том, что было дальше…
Закатив обломки качалки в угол, я долго бурчала что-то нелестное в адрес и жеребенка, и наездницы, и обоих вместе взятых, но через некоторое время меня осенила мысль – а где, собственно, жеребенок?
- А где жеребенок-то? - спросила я у Ани.
- Нет больше жеребенка! - выкрикнула девочка.
- Как - нет? Что ты несешь? - начала я и замолчала, увидев, наконец, что по лицу ее ручьем текут слезы.
Слезы перешли в рыдания, добиться от нее еще чего-нибудь было уже невозможно. Позже на конюшню вернулась Федоровна. На нее и смотреть-то было страшно, а уж расспрашивать… нет, я не решилась.
Только на следующий день я попыталась выяснить у первого помощника, что же произошло. Выйдя на дорожку, конек сразу (или почти сразу) потащил. Донесясь до ближайшего поворота, повернуть он не смог или не захотел, и на полной скорости влетел в огромный сугроб, тянущийся вдоль дорожки. Снег с дорожек всю зиму не вывозили, просто сгребая его на обочину, поэтому уже к середине зимы в поле первой дорожки вырастали отвесные стены из снега. Может, в сугроб коня завернула сама наездница, пытаясь таким образом его остановить, но утверждать этого не буду. Воткнувшись в сугроб, Флажок сломал не только оглобли качалки, но и собственную шею…. Надеюсь, малыш умер мгновенно и не слишком мучался.
Много лет эта картина, хотя и не виденная мной, терзает мне сердце – так неожиданно, так нелепо оборвалась короткая жизнь маленького коня. Постепенно стираются из памяти клички многих лошадей, с которыми я тесно общалась месяцы и годы, но слово «Флажок» почти всегда напоминает мне о самой, наверное, короткой истории испытания лошади на ипподроме.
Интересно ли здесь кому-нибудь читать о рысаках? То есть не просто о рысаках, использующихся как верховые, а о рысистых лошадях, испытывающихся на ипподроме?
Поиском искала как прямо по слову "рысаки", так и "качалки", "бега" и т.д. В основном обсуждаются темы типа "Годится ли орловский рысак для конного спорта" и т.п.
Мне очень интересно читать здесь и про лошадей вообще, и про любые виды конного спорта в частности, и в принципе, мне в общем все понятно, но вот писать я в состоянии только о рысаках.
Вот на пробу.
ЗЫ: да, и тему "Соблазн трагического конца" я прочитала. А что делать, если я ничего не придумала, если и пишу, то все с натуры. Изменены только имена собственные.
ФЛАЖОК.
Как получилось, что простенькое словечко «флажок» вызывает у меня неизменную болезненную гримасу? Это имя, кличка лошади. Флажок… Воспоминание о давних временах, когда я все свободные часы проводила на ипподроме, на конюшне рысаков. Была я представителем многочисленного племени любителей. В штате ипподрома я и мне подобные девочки не значились, но тащили на себе массу самой разнообразной работы.
Тот зимний день был отмечен волнующим для всех обитателей любой конюшни событием – пришло очередное пополнение, первое в этом году. Состояло оно на этот раз из одного-единственного жеребенка, даже, наверное, не двухлетки, а полуторника. Его-то и звали Флажком. Помню я его очень смутно. Точно гнедой масти, вроде была звездочка на лбу, а может, и нет. Маленький, но не просто миниатюрный, а какой-то будто заморенный и тщедушный. Еще не до конца отросшая жеребячья грива – часть прядок лежит на шее, а часть топорщится в разные стороны.
Обычно молодым лошадям-новичкам дают, как минимум, несколько дней на то, чтобы «отойти» от дороги, освоиться в конюшне и успокоиться. Даже на заезженных и работавшихся в конезаводе рысаках обычно впервые выезжают с помощником, который ведет лошадь в поводу. А уж заезженных бог знает как «колхозников» и вовсе сначала выводят на дорожку в руках, то есть в беговой сбруе, но без качалки.
Но вот Флажка бригадир нашего тренотделения почему-то решила опробовать на дорожке в качалке в тот же день, спустя всего несколько часов после разгрузки с машины. Бригадир, Александра Федоровна, которую весь ипподром неизменно называл просто Федоровной, - сотрудники взрослые и авторитетные - в глаза, молодежь – за глаза, - была женщиной немолодой и наездницей очень опытной. Что гадать, какой несчастливый наездничий бог погнал ее на дорожку в этот довольно поздний час, когда основной состав сотрудников уже разошелся по домам… Возможно, она связывала какие-то особенные надежды с этим жеребенком, – не знаю, я даже не успела спросить о его происхождении.
Но, так или иначе, Флажка мы запрягли, и Федоровна выехала из конюшни. С собой она никого не позвала, сама я на круг тоже не пошла. Мерзнуть не хотелось, да и ничего особенно интересного увидеть я не ожидала. До дорожки Федоровну проводила юная любительница Аня, для которой первые выезды молодняка еще были страшно любопытным зрелищем. Прошло совсем немного времени, и мрачная девочка привезла на конюшню искалеченную качалку, у которой были отломаны под корень обе оглобли. Настроение у меня испортилось - вот черт, еще одна качалка! Я вполне разделяла, как мне казалось, эмоции Аньки, не особенно вглядываясь в ее лицо и ни о чем не спрашивая.
Дело в том, что качалка эта была в отделении, возможно, предпоследняя - дело происходило в перестроечные годы, когда финансирование ипподрома теплилось еле-еле, зарплату сотрудникам еще платили, но пополнение запасов сбруи и инвентаря полностью прекратилось. Качалки регулярно разбивались лошадьми, иногда еще и ломались в жестких контактах на бегах, некоторые кое-как чинили, из двух или трех собирали одну, но постепенно их становилось все меньше. Мы были вынуждены работать всех мало-мальски пригодных к верховой езде лошадей под седлом, но и седла частенько приходилось выпрашивать по соседним конюшням. От безвыходности некоторые наездники прибегали к очень опасной практике – работать двух лошадей одновременно. Как это? А вот так - одна, очень надежная и спокойная лошадь, бежит, как положено, в качалке, а вторая - в поводу за качалкой. До обеда, как положено, еле-еле успевали отработать основных, старших лошадей, молодняк работался кое-как, иногда, по настроению, и после обеда, что вообще-то рысакам не полагается. Ох, к чему это я так распространяюсь про качалки? Просто очень не хочется переходить к рассказу о том, что было дальше…
Закатив обломки качалки в угол, я долго бурчала что-то нелестное в адрес и жеребенка, и наездницы, и обоих вместе взятых, но через некоторое время меня осенила мысль – а где, собственно, жеребенок?
- А где жеребенок-то? - спросила я у Ани.
- Нет больше жеребенка! - выкрикнула девочка.
- Как - нет? Что ты несешь? - начала я и замолчала, увидев, наконец, что по лицу ее ручьем текут слезы.
Слезы перешли в рыдания, добиться от нее еще чего-нибудь было уже невозможно. Позже на конюшню вернулась Федоровна. На нее и смотреть-то было страшно, а уж расспрашивать… нет, я не решилась.
Только на следующий день я попыталась выяснить у первого помощника, что же произошло. Выйдя на дорожку, конек сразу (или почти сразу) потащил. Донесясь до ближайшего поворота, повернуть он не смог или не захотел, и на полной скорости влетел в огромный сугроб, тянущийся вдоль дорожки. Снег с дорожек всю зиму не вывозили, просто сгребая его на обочину, поэтому уже к середине зимы в поле первой дорожки вырастали отвесные стены из снега. Может, в сугроб коня завернула сама наездница, пытаясь таким образом его остановить, но утверждать этого не буду. Воткнувшись в сугроб, Флажок сломал не только оглобли качалки, но и собственную шею…. Надеюсь, малыш умер мгновенно и не слишком мучался.
Много лет эта картина, хотя и не виденная мной, терзает мне сердце – так неожиданно, так нелепо оборвалась короткая жизнь маленького коня. Постепенно стираются из памяти клички многих лошадей, с которыми я тесно общалась месяцы и годы, но слово «Флажок» почти всегда напоминает мне о самой, наверное, короткой истории испытания лошади на ипподроме.