ПАКИСТАН (продолжение)
8
Что Пакистан мне нравится, я поняла, как только выехала на дорожку. Бежал он энергично, с интересом крутя по сторонам головой и деловито перебирая коротковатыми ножками. Когда я время от времени дрожащим голосом заговаривала с ним, стараясь успокоить то ли его, то ли себя, он закладывал в мою сторону одно ухо. Похоже, он не нуждался в успокоении. Рассматривая во все глаза снующих в обе стороны по призовой дорожке рысаков, он и не подумал хоть раз дернуться или поменяться ходом.
Времени до приза оставалось все меньше и меньше. В компании еще нескольких двухлеток мы с Пакистаном выехали на резвую прикидку перед стартом. Я не сделала еще ничего, кажется, даже не шевельнула руками, но жеребенок изменился прямо на глазах. Он весь подобрался, стал мягко, но уверенно забирать вожжи, движения его как будто и не стали шире, но ноги замолотили по дорожке часто-часто. Когда мы вошли в поворот, я не сразу остановила коня, - так была поражена. Сердце мое колотилось где-то в горле.
Заезд наш был предпоследним, стартовали мы под четвертым номером, а всего лошадей было пять. Как мы стартовали, я вспомнить не могу. Пакистан просто бежал, все так же частя ходом, но как-то мгновенно мы оказались на дорожке в одиночестве. Где-то на пару корпусов сзади пыхтела еще одна лошадь, остальные, видимо, безнадежно отстали. Первый поворот мы прошли одни. После выхода из поворота к нам постепенно стала подтягиваться светло-гнедая Ракетка. Пакистан косился назад и прижимал уши. В конце прямой мы ехали уже голова в голову с Ракеткой. Трибун я не видела и не слышала. В дальнем повороте, как я ни надеялась, соперница не отстала, хотя ей пришлось ехать «вторыми колесами». Все так же вровень мы прошли дальнюю прямую. Лицо наездницы, ехавшей на Ракетке, казалось, было абсолютно спокойным, время от времени она потряхивала вожжами, высылая кобылу. А я… я боялась даже пошевелиться. Кажется, я что-то кричала. Пакистан старался вовсю, перестук его копыт стал угрожающе частым и…в повороте жеребенок сбился. Задрав голову, он сделал всего несколько скачков, и снова встал на ход. Ракетка успела уехать довольно далеко, но конь упрямо лег в вожжи, пытаясь сделать еще рывок. Не знаю, о чем я думала в этот момент, но я не придержала его. Внезапно прямо перед собой я увидела Бекетова, шагавшего лошадь после проминки вдоль ограждения второй дорожки. Шеф смотрел на меня, округлив глаза, выражение его лица было одновременно изумленным и укоризненным, он широко развел руки с вожжами в жесте недоумения. В одной руке был зажат секундомер.
Меня будто окатило холодным душем. Я резко набрала вожжи на себя, жеребенок недовольно замотал головой, но подчинился. Окружающая меня действительность постепенно стала обретать краски и звуки. Оставшиеся метры до финиша мы прошли спокойной размашкой, за финишем я оглянулась, но так и не увидела в клубах пыли никого из остальных соперников по заезду.
9
Я съехала пошагать Пакистана на вторую дорожку, с беспокойством дожидаясь объявления результатов заезда. В том, что мы проехали резвее трех минут, я не сомневалась, вопрос был в том, насколько. Сзади подъехала Лена, наездница, только что опередившая меня на Ракетке. Широко улыбаясь, она сказала:
- Ну, ты даешь! Это ты от шефа своего так орать в призу научилась?
- А что, я орала сильно? – покраснела я.
- Да не то слово, блин! То визжала, то рычала!
Я готова была провалиться сквозь землю.
Не переставая улыбаться, Лена продолжала:
- Ну, ты как-нибудь контролируй себя, а то и дисквалифицировать могут! А жеребенок-то хороший! Смотри-ка, третий, что ли, раз бежит, а как шпарит! Я кобылу посылаю-посылаю, а он все подает и подает!
- Сбился только вот…
- Да нет, это ерунда! Моей-то кобылы он точно класснее!
Это точно не было комплиментом моим способностям наездника, но неважно – так радовали меня похвалы в адрес этого гнедого малыша.
Ожил динамик. «…На втором месте – жеребец Пакистан, … с резвостью две минуты сорок восемь целых и четыре десятых секунды». Пакистан улучшил свой рекорд почти на семнадцать секунд. В принципе, для молодой лошади в начале беговой карьеры – это в порядке вещей, но как на это посмотрит Бекетов? Закончился последний заезд, дальше тянуть было нельзя - пора возвращаться. «Ты не сказал мне, как ехать. Ты не сказал!» - как заклинание твердила я до самых дверей конюшни.
Все ждали меня в манеже конюшни – бригадир, Толик, стайка любителей. Бекетов сиял, будто ему привалило долгожданное счастье.
- Молодец! – пророкотал он, - Поздравляю! Ну что, как тебе конь? – он полез было обниматься, но я увернулась и, спрятавшись за лошадь, стала отстегивать ремни сбруи. Я не знала, что и подумать.
- Паш, ведь ты мне не сказал, как ехать, – по инерции пролепетала я заготовленную фразу.
- Да я ж не знал, что ты так ездишь!
Я покраснела до ушей, но протестовать не стала.
- Да уж, растемнила мне жеребца, - продолжал он, - Ну и стрельнул со старта! Теперь его в компанию порезвее писать станут. Да ладно, все равно уже пора ему было, сколько можно дурака валять, осень уж скоро. Ну, теперь пусть до весны с такими секундами и бегает.
Дальше он стал в красках расписывать, как махал мне кулаком, как показывал на секундомер, но было видно, что он не сердится, а скорее, смеется надо мной.
Уловив настроение шефа, меня стал бурно поздравлять Толик, к нему присоединились девочки-любители. Было приятно, хотя я понимала, что все эти почести незаслуженны, да и с чем было поздравлять - только второе место в простом открытом призе. Но, возможно, в эти минуты я впервые почувствовала, что, даже уволившись через месяц, с этой конюшни я уже не уйду.
(продолжение следует)