"Пакистан". Сбор заявок на книгу моих рассказов!

  • Автор темы Автор темы Primary
  • Дата начала Дата начала
Спасибо всем за поддержку!
Следующие куски выложу в понедельник в обед, на работе, у меня вообще все на работе. Хихикс, хоть вывешивай в подписи: "Спонсор -ООО "ХХХХ". :oops:
Возвращаясь к рассказу - ну и как, думаете, мы проедем? 8)
 
ПАКИСТАН (продолжение)

8

Что Пакистан мне нравится, я поняла, как только выехала на дорожку. Бежал он энергично, с интересом крутя по сторонам головой и деловито перебирая коротковатыми ножками. Когда я время от времени дрожащим голосом заговаривала с ним, стараясь успокоить то ли его, то ли себя, он закладывал в мою сторону одно ухо. Похоже, он не нуждался в успокоении. Рассматривая во все глаза снующих в обе стороны по призовой дорожке рысаков, он и не подумал хоть раз дернуться или поменяться ходом.

Времени до приза оставалось все меньше и меньше. В компании еще нескольких двухлеток мы с Пакистаном выехали на резвую прикидку перед стартом. Я не сделала еще ничего, кажется, даже не шевельнула руками, но жеребенок изменился прямо на глазах. Он весь подобрался, стал мягко, но уверенно забирать вожжи, движения его как будто и не стали шире, но ноги замолотили по дорожке часто-часто. Когда мы вошли в поворот, я не сразу остановила коня, - так была поражена. Сердце мое колотилось где-то в горле.

Заезд наш был предпоследним, стартовали мы под четвертым номером, а всего лошадей было пять. Как мы стартовали, я вспомнить не могу. Пакистан просто бежал, все так же частя ходом, но как-то мгновенно мы оказались на дорожке в одиночестве. Где-то на пару корпусов сзади пыхтела еще одна лошадь, остальные, видимо, безнадежно отстали. Первый поворот мы прошли одни. После выхода из поворота к нам постепенно стала подтягиваться светло-гнедая Ракетка. Пакистан косился назад и прижимал уши. В конце прямой мы ехали уже голова в голову с Ракеткой. Трибун я не видела и не слышала. В дальнем повороте, как я ни надеялась, соперница не отстала, хотя ей пришлось ехать «вторыми колесами». Все так же вровень мы прошли дальнюю прямую. Лицо наездницы, ехавшей на Ракетке, казалось, было абсолютно спокойным, время от времени она потряхивала вожжами, высылая кобылу. А я… я боялась даже пошевелиться. Кажется, я что-то кричала. Пакистан старался вовсю, перестук его копыт стал угрожающе частым и…в повороте жеребенок сбился. Задрав голову, он сделал всего несколько скачков, и снова встал на ход. Ракетка успела уехать довольно далеко, но конь упрямо лег в вожжи, пытаясь сделать еще рывок. Не знаю, о чем я думала в этот момент, но я не придержала его. Внезапно прямо перед собой я увидела Бекетова, шагавшего лошадь после проминки вдоль ограждения второй дорожки. Шеф смотрел на меня, округлив глаза, выражение его лица было одновременно изумленным и укоризненным, он широко развел руки с вожжами в жесте недоумения. В одной руке был зажат секундомер.

Меня будто окатило холодным душем. Я резко набрала вожжи на себя, жеребенок недовольно замотал головой, но подчинился. Окружающая меня действительность постепенно стала обретать краски и звуки. Оставшиеся метры до финиша мы прошли спокойной размашкой, за финишем я оглянулась, но так и не увидела в клубах пыли никого из остальных соперников по заезду.

9

Я съехала пошагать Пакистана на вторую дорожку, с беспокойством дожидаясь объявления результатов заезда. В том, что мы проехали резвее трех минут, я не сомневалась, вопрос был в том, насколько. Сзади подъехала Лена, наездница, только что опередившая меня на Ракетке. Широко улыбаясь, она сказала:
- Ну, ты даешь! Это ты от шефа своего так орать в призу научилась?
- А что, я орала сильно? – покраснела я.
- Да не то слово, блин! То визжала, то рычала!
Я готова была провалиться сквозь землю.
Не переставая улыбаться, Лена продолжала:
- Ну, ты как-нибудь контролируй себя, а то и дисквалифицировать могут! А жеребенок-то хороший! Смотри-ка, третий, что ли, раз бежит, а как шпарит! Я кобылу посылаю-посылаю, а он все подает и подает!
- Сбился только вот…
- Да нет, это ерунда! Моей-то кобылы он точно класснее!

Это точно не было комплиментом моим способностям наездника, но неважно – так радовали меня похвалы в адрес этого гнедого малыша.
Ожил динамик. «…На втором месте – жеребец Пакистан, … с резвостью две минуты сорок восемь целых и четыре десятых секунды». Пакистан улучшил свой рекорд почти на семнадцать секунд. В принципе, для молодой лошади в начале беговой карьеры – это в порядке вещей, но как на это посмотрит Бекетов? Закончился последний заезд, дальше тянуть было нельзя - пора возвращаться. «Ты не сказал мне, как ехать. Ты не сказал!» - как заклинание твердила я до самых дверей конюшни.

Все ждали меня в манеже конюшни – бригадир, Толик, стайка любителей. Бекетов сиял, будто ему привалило долгожданное счастье.
- Молодец! – пророкотал он, - Поздравляю! Ну что, как тебе конь? – он полез было обниматься, но я увернулась и, спрятавшись за лошадь, стала отстегивать ремни сбруи. Я не знала, что и подумать.
- Паш, ведь ты мне не сказал, как ехать, – по инерции пролепетала я заготовленную фразу.
- Да я ж не знал, что ты так ездишь!
Я покраснела до ушей, но протестовать не стала.
- Да уж, растемнила мне жеребца, - продолжал он, - Ну и стрельнул со старта! Теперь его в компанию порезвее писать станут. Да ладно, все равно уже пора ему было, сколько можно дурака валять, осень уж скоро. Ну, теперь пусть до весны с такими секундами и бегает.

Дальше он стал в красках расписывать, как махал мне кулаком, как показывал на секундомер, но было видно, что он не сердится, а скорее, смеется надо мной.
Уловив настроение шефа, меня стал бурно поздравлять Толик, к нему присоединились девочки-любители. Было приятно, хотя я понимала, что все эти почести незаслуженны, да и с чем было поздравлять - только второе место в простом открытом призе. Но, возможно, в эти минуты я впервые почувствовала, что, даже уволившись через месяц, с этой конюшни я уже не уйду.

(продолжение следует)
 
Интересно, а это вообще кто-то читает? :shock:
Ни малейших следов чьего-то присутствия, а о критике я уж и не мечтаю...
А то, может, я зря время трачу?
Но пока вот еще кусочек.

ПАКИСТАН (продолжение)

10

Настала осень. Работать стало полегче: в отделение пришли на практику студенты училища, выпускающего наездников. Практикантам полагалось учиться ездить на рысаках, но они никогда не отказывались помочь мне с самой тяжелой работой в конюшне.

Бекетов выделил мне персональную лошадь, трехлетнего Такта, разрешив ездить на нем, как мне заблагорассудится. Такт не считался перспективным рысаком, зато был надежен и честен в работе, выкладываясь на все сто процентов, и податлив на заботу и доброе отношение. Первая моя призовая езда на нем не заладилась, но в следующих выступлениях мы последовательно заняли третье, второе, и, наконец, первое место, хотя и не показали хороших секунд. Кроме Такта, каждый беговой день меня сажали и на других лошадей, почти всякий раз разных.

На Пакистане больше я не ездила в приз никогда, но продолжала присматриваться к нему, и постепенно открыла для себя все чудесные особенности характера этого славного конька. С ним было приятно иметь дело при любых обстоятельствах. Каким-то непостижимым образом он умудрялся и внушать уважение, и вызывать улыбку, выглядеть почти одновременно серьезным и бесшабашным, важным и озорным, задиристым и дружелюбным. Каким он не был никогда – так это сонным и апатичным, постоянно поддерживая контакт с человеком и не давая скучать.

Чистили его в деннике – Пакистан неизменно поворачивал к чистящему голову, провожая движениями носа каждое движение щетки, время от времени понарошку скалился, и, улучив момент, мелко-мелко прихватывал, будто стриг, зубками за плечо или спину, никогда не кусаясь по-настоящему больно.

Вели его погулять в леваду, или выводили попастись между конюшнями, – жеребенок шел, пританцовывая, толкаясь головой в плечо и успевая описать вокруг человека десяток кругов на короткой корде, но ни разу не дернулся по-настоящему, не говоря уж о том, чтобы потащить или выдать свечку. Иногда на него что-то находило, и он, наоборот, выступал чинно и размеренно, как большой, принимая картинные позы и вставая в выводочные стойки. Даже щипля травку, он часто вскидывал голову, внимательно вглядывался в человека, и, будто разглядев что-то важное, известное только ему, удовлетворенно фыркал и возвращался к своему занятию.

Так же приятно было ездить на нем на дорожку. Ежедневные тротовые работы, что и говорить, занятие долгое, монотонное и несколько утомительное. Но езда на Пакистане была скорее удовольствием. Контакт его с наездником был идеальным – он никогда не бросал вожжи, но и не упирался в них, вырывая руки и выматывая нервы. Он всегда бежал с настроением, и мне, как это ни странно звучит, казалось, будто он что-то приговаривает или напевает на бегу. Даже шагал он энергично и целеустремленно, покачивая в такт шагам головой, словно стремясь поскорее покончить с этой обязательной, но скучной частью тренировки и перейти, наконец, к делу.
 
Primary написал(а):
Интересно, а это вообще кто-то читает? :shock:
Ни малейших следов чьего-то присутствия, а о критике я уж и не мечтаю...

Рецензент в настоящее время занят на работе.
За остальных не скажу, но заметила, что в последние полгода читатели что-то стали пассивнее...
 
Mrs. John, а вы и есть рецензент? Очень приятно!

Автор тоже очень занят на работе. :twisted:
Должен быть очень занят на работе. Чтобы уйти уже, наконец, в отпуск, выполнив оговоренный объем работы.
Однако почему-то занимается вместо этого… сами видите, чем занимается.
 
Primary написал(а):
Mrs. John, а вы и есть рецензент? Очень приятно!

Можно и так сказать. Рецензирую почти все, что здесь появляется плюс беру домашнюю работу.

Primary написал(а):
Автор тоже очень занят на работе. :twisted:
Должен быть очень занят на работе. Чтобы уйти уже, наконец, в отпуск, выполнив оговоренный объем работы.
Однако почему-то занимается вместо этого… сами видите, чем занимается.

Нехорошо-с!
 
Mrs. John написал(а):

Да нет, думаю, ничего страшного, от этого никто не страдает. Разве что я сама, нервничая по поводу отпуска, но, думаю, меня все равно отпустят. Работа все равно как-то делается, что-то решается само собой без лишних телодвижений.

Просто, начиная с последнего выложенного отрывка, текст пишется совсем с нуля, до этого были где-то наброски, где-то мысли.
А сейчас - совсем медленно идет, по двадцать раз проползаю по каждому абзацу, слова так и сяк переставляю. Да еще что-то длинно выходит, не думала я, что так все расползется, а еще только половину, пожалуй, рассказала.

Mrs. John, пользуясь случаем, я хочу спросить у вас разрешения написать небольшие отзывы на ваши рассказы, два рассказа. Почему спрашиваю - написаны эти рассказы уже давно, и, может, это для вас уже пройденный этап. Только я попозже напишу, в отпуске или после, если вы захотите, конечно. (Надо же свой рассказ хотя бы попытаться закончить).
 
Не все стали пассивными. По этому поводу даже сказать больше нечего.
Я так поняла, что это автобиография?
 
Ну, не то чтобы автобиография :D . Но да, маленькие кусочки из моей жизни. Пыталась (мысленно только) переделать так, чтобы звучало в третьем лице (она, Оксана), чтобы было как бы больше похоже на рассказ, но кажется, сразу все становится натянутым и фальшивым.
 
Натянутым и фальшивым не звучит точно!
Как хватает сил описать так много в подробностях кусочек истории столетней давности? Меня на пять строчек в дневнике не хватает :writer: : не помню, что было сегодня. А тут еще в целый рассказ переделать! :aplod:
 
ПАКИСТАН (продолжение)

11

В один из последних ясных и теплых осенних дней мы выехали на дорожку вдвоем с практикантом Сережей: он на Пакистане, я на Такте. Бекетов придерживался в отношении Пакистана одному ему известного плана, не слишком нагружая коня маховыми и резвыми работами. В этот раз он поручил Сереже в конце работы выпустить Пакистана махом на одной прямой. Мы отработали лошадей тротом, и Сережа выслал жеребчика порезвей. Проехав прямую, он и не подумал остановиться, и не потому, что не мог удержать Пакистана, - наоборот, было видно, что парень продолжает работать вожжами, высылая коня. Пробежав так почти целый круг, Пакистан, наконец, пошел тише. Поравнявшись со мной, Сережа перевел его в шаг. Пакистан был возбужден, но выглядел совсем свежим, его темная шерсть была почти сухой, только плечи слегка заблестели от пота.

- Ты что это такое вытворяешь? – сердито заговорила я.
- Ничего себе лошадь! Кажется, он быстрее не может, а он снова может и может! – Сережа захлебывался от восторга, дышал он, кажется, гораздо тяжелее жеребца.

Вот так, простодушно и косноязычно, но совершенно точно, семнадцатилетний практикант описал манеру бега Пакистана. И попал в мое слабое место.
- Ага, понравился он тебе! Скажи, до чего здорово едет, а?
- Да я теперь всегда буду его работать! Никого не пущу!
- Ну да? И шефа не пустишь? Ладно, посмотрим… И попробуй еще так, как сейчас, сделать – в следующий раз точно ему расскажу, как ты тут летаешь!

Сережа уловил то, что я всегда чувствовала, когда ездила на Пакистане даже тротом – ощущение по-настоящему классной лошади в твоих руках, обладающей огромным потенциалом резвости. Посторонние зрители этого, кажется, не замечали. Некрупный, неброской масти, с ножками, кажущимися тоненькими на фоне круглых бочков, Пакистан ничем не выделялся из общей массы молодняка.
Но каждый, кому приходилось впервые запрягать Пакистана в качалку, на мгновение замирал в недоумении, когда подпруга, заранее затянутая справа на последнюю дырочку в расчете на щуплых двухлеток, вообще не сходилась с другой стороны.

Заинтересованный взгляд мог бы отметить, что к круглым бокам прилагается неожиданно широкая и глубокая для такой молодой лошади грудь, что ноги, еще по-детски тонкие, тем не менее, крепкие, правильные и сухие, что жеребчик почти не тратит сил на свой забавный, неширокий, будто семенящий, бег.
 
Замечательные рассказы и отличный стиль изложения! С нетерпением жду продолжения :D
 
Спасибо! Очень приятно видеть еще чьи-то сообщения в теме, кроме своих собственных! Завтра еще кусочек выложу...
 
Вот, уже сама себя править взялась. Поправила 8-ю главку. Там было аж три раза «мы прошли» на 5 строк текста. От одного избавилась, два пока так и остались, но вроде стало лучше. Интересно, сто раз просматривала, пока писала-правила, и это место в том числе, и не замечала. Наверное, потому, что именно на эту главку мне трудно посмотреть со стороны, отвлеченно. Воспринимаю его даже не просто как собственный текст, а прямо изнутри того заезда.

Вот обещанный кусочек. Извините, что-то я тут про сапоги...

ПАКИСТАН (продолжение)

12

Два месяца моей работы подошли к концу, как я ни пыталась растянуть каждый день до предела. Однокурсники уже ходили на лекции, а я разрешила себе продлить свое пребывание на конюшне еще на пару недель. Одна только мысль о геофизике, избранной мною будущей специальностью, приводила меня в отчаяние. Наконец я уволилась с ипподрома и стала ходить на занятия.

Сумма, полученная при увольнении, обрадовала меня. Кроме оклада, удвоенного из-за количества лошадей, числившихся на моем попечении, в нее входили отчисления от призовых сумм, как конюху и как наезднику. Вышло, что моя зарплата минимум вдвое превысила зарплату мамы, работавшей переводчиком в НИИ. Я торжественно озвучила цифру, мама не сказала ничего, лишь досадливо поджала губы.
Почти все заработанные деньги я потратила на покупку сапог. Это были не те сапоги, о которых вы, может быть, подумали. Мысль о каких-то специальных сапогах для езды верхом или в качалке в те годы просто не могла придти никому в голову. Летом я ездила в кедах или стоптанных кроссовках, осенью и весной – в кирзовых сапогах самого маленького размера из имеющегося на конюшне ассортимента, зимой – в валенках, или все в тех же кирзачах, поддев для тепла две пары шерстяных носков, а иногда, для верности, еще и обмотав ноги газетами.

Нет, это были обычные женские сапоги, довольно грубое творение безвестного кооператора; продавались они в магазине «Галантерея» недалеко от моего дома. Несколько раз я заходила и рассматривала их, пока не отважилась на покупку.
- Смотрите, а у меня вон какие сапоги! – похвасталась я одногруппникам на автобусной остановке.
- Ничего себе! Где денег взяла?
- Все каникулы работала и купила!
- Круто!

Сапоги, надо сказать, оказались странными. Не знаю, из какой кожи они были сделаны, но мельчайшие капельки дождевой воды или растаявший снег расплывались на них, как чернила на промокашке, оставляя огромные пятна. Кроме того, они были желтыми.
 
Да я, вообще-то, не закончила... :oops:
Хотя, кажется, за половину истории наконец первалила! :P
Только я в отпуск собралась на 2 недели, два дня осталось работать. Так что до отпуска точно не допишу. Возьму с собой домой, но не думаю, что получится дома писать...
 
То, что вы не кончили, понимаю, я имела ввиду то, что хочется узнать историю по-быстрее. А то интересно очень чем закончиться. :)
 
Я, кстати, все забываю написать, чтобы задавали мне вопросы, если что-то непонятно. Я имею в виду - по сугубо рысачьей специфике.
 
ПАКИСТАН (продолжение)

13

Возвращение к учебе далось мне очень тяжело. Нас разделили по специализациям; меня записали на нефтепромысловую геофизику. Все знакомые еще по школе предметы остались позади, одновременно появилось огромное количество новых, одни названия которых вводили в ступор. Меня неотступно преследовала мысль, что я сделала большую ошибку, связавшись с чужим, непонятным и неприятным для меня делом. Бесконечными столбиками выписывала я клички лошадей на обороте тетрадей с конспектами, вспоминала, как легко давалась мне любая работа на конюшне, вновь и вновь переживала волнение и восторг призовой езды, и мне казалось, что неприязнь к геофизике постепенно переходит в ненависть.

Промучавшись так какое-то время, я почти убедила себя, что мне нужно бросить институт и пойти работать на конюшню. Подруги-сокурсницы в ответ на такую новость осторожно улыбались и дипломатично пожимали плечами.

Для мамы, конечно, это было абсолютным шоком. Я была на хорошем счету в институте, училась почти на одни пятерки, подрабатывала на кафедре. Какая муха вдруг меня укусила?
- Я ненавижу геофизику! Даже если я сломаю себе голову, я все равно не пойму тех вещей, которым нас собираются учить! Я не могу жить без лошадей, я счастлива только на конюшне, неужели тебе все равно? Если на то пошло, я ведь даже денег буду получать гораздо больше, чем, если бы я работала инженером! Чего еще тебе нужно?

Что бы я ни говорила, мама продолжала смотреть на меня с отчуждением и ужасом. А что кричала она мне в ответ, хорошо представляет, наверное, каждая девочка или девушка, решившая связать свою жизнь с лошадьми. К слову, интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы лошадям крутили хвосты?
Слова, завершавшие все наши разговоры, вернее, ссоры, тоже многим знакомы:
- Если ты это сделаешь, уходи из моей квартиры! Живи на конюшне и спи со своими конюхами в навозной тачке!

Позвонил папа. Он был известным геофизиком и жил в другом городе. Видимо, его подключила в качестве тяжелой артиллерии мама. Мы долго с деланной непринужденностью болтали о всяких посторонних вещах, и уже под конец разговора он небрежно спросил:
- Да, а что там за странные мысли тебе в голову приходят? Что-то там мама такое говорила, я не понял, - будто ты учебу хочешь бросить, чуть ли не конюхом работать пойти?
- Не обязательно конюхом! Меня и наездником могут взять, я знаю!

Очевидно, папа и впрямь не мог поверить, что я могу всерьез замышлять подобное. Думаю, он давно привык к мысли, что его дочь продолжит династию. Кроме того, он был гораздо умнее меня, хорошо представляя все последствия моего поступка.
- Это слишком серьезный шаг! И почему именно теперь, на четвертом курсе, ведь уже немного осталось! Лучше давай так: окончи институт, получи высшее образование, а уж потом можешь куда угодно пойти, хоть в конюхи, если не передумаешь. Приклеишь диплом на тачку и вперед! – по голосу папы чувствовалось, что он улыбается.

И дались им всем эти тачки!
 
14

Папины ли доводы оказались убедительными, образумилась ли я сама, или попросту струсила – но институт я не бросила. На ипподром ходила по субботам – на бега, и по будням, после учебы – навестить лошадей, помочь на конюшне, узнать новости.

Следующий год изменил многое в жизни вообще, и, конечно, в жизни ипподрома тоже. Начали задерживать зарплату. (Никто не знал, что пройдет еще год – и ее перестанут платить вообще, и так будет продолжаться несколько лет). Люди стали увольняться - если было куда уходить. Те, кому уходить было некуда – обрастали натуральным хозяйством. Некоторые, самые предприимчивые, наездники и раньше могли держать где-нибудь в укромном уголке, под замком, парочку поросят, но сейчас хрюшки появились на каждой конюшне. Иногда их поселяли прямо в денниках; решетку забивали до верха фанерой, но поросята все равно выдавали свое присутствие визгом и вонью. Почти все свободное пространство между конюшнями заняли разнокалиберные сараюшки - в них жили коровы и куры. Некоторые наездники держали даже по две коровы и продавали молоко. Коровы и телята паслись на газонах по всей территории и на конкурном поле. Поле все равно было никому не нужно – спортшколу расформировали, растолкав немногих оставшихся лошадей по рысачьим конюшням.

Не хватало качалок, седел, сбруи. Не было лекарств, и купить их было не на что. Опилки стали роскошью, лошади стояли в чавкающей жиже. Редкой удачей было первым заметить и перехватить каким-то чудом появившуюся на территории машину с опилками, и тогда отбивка денников продолжалась до ночи.

Дефицитом были и подковы. Хорошо, если на копытах еще держались истончившиеся почти до прозрачности металлические пластинки. Но даже отсутствие пары подков не всегда было поводом снять лошадь с приза, – я сама как-то выступала на лошади, раскованной на зада. Приходилось мне видеть и то, как накануне бегов перекидывали подковы с одной лошади на другую. Не зазорным считалось сунуть в карман подкову, найденную на дорожке.

Все было бы еще ничего, если бы не начались перебои с кормами. Сена часто не было неделями, – если на конюшне оставался хотя бы овес, считалось, что не все так плохо. Иногда вместо овса привозили ячмень. Лошади капризничали, не все хотели его есть, у некоторых от ячменя «плыли» ноги, случались и колики. Что такое отруби или травяные гранулы – забыли гораздо раньше. К счастью, рысаки все-таки не голодали по-настоящему. Бригадиры мотались по колхозам и конезаводам, пытаясь выбить машину овса или сена. Но даже в лучших конюшнях, где стояли лошади из крепких хозяйств, способных худо-бедно прокормить своих питомцев, урезались порции.
 
Сверху