В начале 2008 года я сделала невозможное, раскрыв убийство, совершенное группой лиц. Точнее - покушение на убийство, совершенное группой лиц. Неважно, как. Я уже говорила - у каждого опера есть такие особые раскрытия, когда ты делаешь невозможное. У меня их не очень много, но - есть. Это было второе из них, кажется.
И были третьи сутки.
Я осталась одна в районной конторе, у меня на руках были два злодея, восемь "свидетелей" (на самом деле - соучастников, но кто ж им считает), толпа злодейской родни, и украденный из больнички недоштопанный потерпевший.
У потерпевшего, узбекского таджика, было 16 проникающих ножевых. Он не должен был выжить по всем законам природы. Оперировавший врач Склифа в ответ на мои восторги потыкал пальцем вверх и сказал: "Все претензии к Богу, я тут ни при чем. Я думал, что оперирую покойника".
И тем не менее - с риском чего угодно я вытащила этого покойника на прогулку из Склифа, потому что надо было сажать тех, кто добавил работы врачу. Когда я его потом возвращала, главврач грозился мне самой что-нибудь отрезать.
Потерпевший был сознательный, сам пошел. Я его врачебные рекомендации нарушать не принуждала.
Вот только шли третьи сутки.
Я прячу потерпевшего в дальней комнатушке.
У меня на руках толпа скинхедов.
Я звоню в дежурку - пожалуйста, кого-нибудь, на две минуты. Мне воды попить из под крана, а то падаю. Нет, не "все мы падаем". Я падаю, меня выключает. И еще пописать бы, но это уже лирика.
Меня кто-то подменяет на пару минут.
Я иду пить и писать в сортир.
По дороге вижу злодейских родственников, от которых отделяется какой-то хрен, идет ко мне и говорит:
- Катерина?
- Ммм, - осмысленно отвечаю я. И думаю - только не падать, падать нельзя.
- А вы меня не помните?
- Мммм? - осмысленно спрашиваю я.
- Ну, вы меня разве не помните?
- Мы где-то встречались? - выдавливаю, понимая, что еще десять секунд без глотка воды - и я труп.
- Я - Вадим, - сообщает мне тип.
- Так мы где-то встречались? - терпеливо повторяю я.
Он оскорбился и назвал фамилию.
А я его правда не узнала. Ну, до хрена на свете Вадимов - и не до Вадимов мне в тот момент было.
- А-а, - сказала я, и без дальнейших комментариев рванула в сортир хлебать ржавую водичку из-под крана. Вкуснотища. Вкуснее мало что доводилось пробовать.
Тот самый, с комплексом полноценности. Только уже адвокат, не следователь. Адвокат организатора.
В тот момент это не имело значения.
Еще через два часа я поняла - кирдык всем. Я все-таки упаду. А если не упаду, то мы с потерпевшим отсюда не выйдем. То есть, выйдем, но далеко не уйдем - на дорожке, что ведет к моей машине, полтора десятка скинов. На другой, что ведет через пустырь почти в другой округ - еще два десятка. И даже пить больше не хочется.
И злодеев не закроют, потому что мне никто не дает необходимых постановлений.
Второй раз парень из дежурки пришел сам, сказал - у меня есть еще пара минут, разомнись.
Я подумала, что надо бы воды холодной на морду.
Промахнулась коридором.
Попала в параллельный, темный. Меня кто-то встряхнул, на меня рявкнул, я проморгалась и в свете фонаря увидела светлое пятно. Два.
И уцепилась за них взглядом. Как учили в балетном классе, чтобы не кружилась голова на пируэтах и фуэте. Держитесь за точку, не крутите глазами окружность.
Я нашла точку.
Светлую. В размытую синеву. В красных прожилках хронического недосыпа на белом.
Их как-то оказалось вдруг слишком много посреди ночи. Крупный руководитель из главка, его зам, еще то ли двое, то ли трое бойцов.
Ими был поднят начальник следствия, была поднята председатель районного суда - и председатель Мосгорсуда тоже, появились постановления, обыски, аресты, прикрытие для потерпевшего.
Не ржавая вода, а хорошая, чистенькая, - для меня. Чьи-то шмотки под головой, на которые можно прилечь, пока возникшие из ночи бойцы проводили обыск.
Заместитель того руководителя потом стал моим предпоследним начальником, который через некоторое время полгода уламывал меня перевестись к нему в главк - я наотрез отказывалась, но в конце концов он меня уломал с боем, воспользовавшись сменой руководства в округе. Бойцам я стала старшим опером. Это случилось через год после того раскрытия.
Потом я от них ушла, было и такое.
Но ярче всего я навсегда запомнила цвет тех светлых пятен в темном коридоре районной конторы. И расположение красных прожилок. Я даже в коме и на том свете всегда опознаю по глазам того руководителя. Того, из высшего эшелона главка, не пойми за каким лядом приехавшего с половиной подразделения ночью в районную контору.
Мне несложно воскресить их в памяти во время каждого нашего разговора.
Я всегда опознаю по глазам своего командира.
До 2013 года оставалось 5 лет.
А адвокат и несостоявшийся жаних?)) Ну, настрочил на меня потом порядка 20-25 жалоб. Аж до Президента)))) Кто б его помнил, если бы не другие события той ночи и следующего дня.
Вот, пожалуй, сошло бы и за пролог, и за эпилог к одному этапу биографии в одном флаконе. Все-таки дневник вопреки благим намерениям получился не слишком конным - но уж как вышло, не обессудьте
, ибо это хрущоба 1965 года рождения, наполовину стоящая на скале. И ключевые слова тут "наполовину стоящая". Если б вся на скале, то было бы нормально.
