ПАШКА
Он был первым профессиональным конкуристом, с которым я познакомилась и подружилась. И хотя мы общаемся мало, особенно теперь, когда Паша вот уже второй год «трубит» в армии, при одном упоминании о нем мое лицо расплывается в улыбке.
Помните историю про серого жеребца, который на разминке перед соревнованиями сломал ногу и про его спортсмена?
Открою маленький секрет – эта история списана именно с Паши.
Познакомились мы просто. Пашина лошадь занимала соседний денник со Шквалом, и мы часто пересекались: чистили и седлами лошадей, я иногда просила при процедурах помочь подержать Шквала; а Паша – высыпать его коню в определенное время пайку и дать сена.
Когда я спрашивала мнение Паши о той или иной лошади, он, за редким исключением говорил – «хороший конек». Пожалуй, он оказался чуть ли не единственным спортсменом, который в любом коне – даже самом сложном и неудавшемся – мог разглядеть какие-то достоинства и перспективы.
Еще Паша обладал двумя редкими качествами. Во-первых, он никогда не злился по настоящему на лошадей. И наказывал их с редким холоднокровием, не заводясь и четко понимая, что и зачем он делает. Во-вторых, Паша как-то сразу умудрялся разглядеть в конях то, что конники называют «душой». Или же полное этой души отсутствие.
Если характеризуя какого-нибудь коня, паша говорил, что это «гнилой конек», то во 100% случаев так оно и было. К каким бы мастерам не попадали в последствии эти кони, добросовестные конкурные бойцы из них не получались. Даже обладая прекрасной техникой и силой прыжка, они в самый ответственный момент без видимых причин подводили своих седоков – обносили, становились, причем там, где всадник меньше всего подвоха ожидал.
Как выяснилось, за две недели до меня Паша со своими родственниками (у них целая династия профессиональных конников) тоже был в Крупках. И тоже смотрел Шквала. Но тот отпрыгал поставленный маршрут очень плохо – из 6 метровых препятствий сбил 3. И хотя цена на лошадь была невысока, пашино семейство сочло серого рысака неперспективным.
Зато там они выбрали себе другую лошадь – темно-гнедого латвийца. Некрупного по сегодняшним меркам (около 165 в холке), но очень складного.
Долгое время я очень восхищалась этим конем. Он казался мне образцовой лошадью – с пластичными движениями, красивыми линиями и потрясающей мягкости и густоты хвостом.
Паша тоже возлагал на этого жеребца большие надежды. Но… Нет, в их руках конь не поломался и не замкнулся. Но за два года, к шести годам, гнедой латвиец как-то очень заматерел, потерял былую гибкость и, по-моему, сильно вытянулся в длину. И то, что при покупке казалось перспективной многообещающей молодой лошадью, стало в результате (ИМХО три раза) лошадью достаточно посредственной даже для белорусского уровня.
Но все это было потом. А пока мы изредка шагали в Пашей вместе в полях. Он рассказывал мне про здешних лошадей, людей и их нравы. И мне искренне казалось, что моя конная жизнь наконец-то налаживается. Ведь именно этого и хотелось – увлеченных и интересных людей, с каждым днем все более крепнувшую и расцветающую лошадь, неторопливые прогулки и мечты о блестящем конкурном будущем.
* * *
ЗЛОСЧАСТНОЕ КУПАНИЕ
А потом однажды наш врач Тимофеевна предложила мне искупать Шквала. Погода, не смотря на осень, стояла чудесная. Дни были по-летнему теплыми и безветренными. А дом Тимофеевны находился совсем рядом с конюшнями, и оттуда можно было протянуть шланг с теплой водой и сделать для лошади и людей купание максимально комфортным.
И я согласилась. В этом действительно был свой резон. После многочисленных процедур, уколов и втираний, шерсть моего рысака была не в порядке, и выглядел он неопрятно.
Но у Шквала по поводу купания оказалось совсем другое мнение. Похоже, подобный опыт он переживал впервые в жизни.
Сначала шланг и бегущая из него струйка воды Шквала испугали. А когда это нечто мокрое и теплое прикоснулась к его бокам, страх перерос в панику.
Словом, к концу процедуры самым сухим из ее участников оказался почему-то яростно гарцующий Шквал. А мы все промокли до нитки.
Но цели своей все же достигли – вытертый и высушенный конь радовал глаз своей белизной и даже непонятно откуда появившимся блеском.
А на следующий день конь заболел.
Поднялась температура, начался сильный лающий кашель. Я была в отчаянии. А врач недоумевала – ну не мог он простудиться, ведь были приняты все меры, чтобы сделать купание комфортным и безопасным.
Уже потом, года два спустя, вдоль и поперек изучив свою лошадь, я поняла, что причиной болезни был именно стресс, пережитый Шквалом во время купания. Он оказался очень нервной и восприимчивой лошадью. Например, так боялся и не любил коневозки, что однажды, случайно увидев, как выход из манежа перегородил такой прицеп, и приняв его появление на свой счет, тут же забился в страшном кашле.
Но той осенью… Опять кололи уколы. Опять делали притирания – на этот раз согревающие в область легких.
Я в панике позвонила Крупской девочке, работавшей последний год со Шквалом. Она искренне мне сочувствовала, но помочь не могла. По ее словам, у них конь не кашлял вообще. И предположила, что причиной такого недуга могут быть личинки овода, «живущие в лошадях и съедающие их изнутри».
Напуганная до полусмерти, я провела опрос среди местных работников на тему оводов. Конники надо мной посмеялись. А конюх Татьяна рассказала, что при ней пару раз вскрывали погибших не пойми от чего маток. И что их внутренности просто кишели личинками овода.
Между тем температуру мы сбили. А кашель уменьшился, но остался.
-- Остаточное явление, само пройдет. Можно работать в обычном режиме – вынесла вердикт врач.
А я до сих пор не могу себе простить, что поверила ей на слово, и хотя искренне страдала от покашливаний лошади, никаких мер к его лечению в последующий месяц не принимала.
* * *
ЧТО ТАКОЕ НАМИНКА, ПРО ВЫЛАЗЯЩИЕ КИШКИ И ПРОЧИЕ ВОЛНЕНИЯ ЧАЙНИКА-КОНЕВЛАДЕЛЬЦА
Примерно в это же время я узнала о таком явлении, как наминка. Тимофеевна, которая ежедневно, а то и по два раза в день, навещала Шквала, позвонила и сказала:
-- Что-то твой Серенький захромал. Я внимательно его осмотрела, мышцы, связки и сухожилия в порядке. Скорее всего, проблема в копыте. Ты бы коваля вызвала.
С этим ее звонком мой рабочий день закончился, так и не начавшись. Одуревшая от последних событий и бесконечных лечений, в панику на этот раз ударилась я. И только через пять минут сообразила, что где взять коваля, я не знаю. И опять позвонила Тимофеевне.
-- Да того же Пашку позови. Вы вроде бы дружите. Он, чтоб ты знала, и кует, и расчищает. И дядька его тоже.
Пашку найти мне не удалось. Но сделав еще с десяток звонков, я получила список практикующих ковалей и характеристику на каждого. Как водится в конном мире, не самую лестную.
В результате приехать срочно и прямо сейчас (а то вдруг животинка умрет. Или нога отвалится!) согласился только один – коваль и программист по совместительству по имени Антон.
Я до Ратомки добралась в рекордные сроки. Ковали тоже не подкачал – появился через 5 минут после меня.
-- Какая нога? – спросил он.
-- Передняя.
-- А точнее?
-- Не знаю, врач не сказала.
-- Тогда одевай недоуздок и выводи.
На какую именно ногу прихрамывает конь, определяли долго.
Шквал находился в прекрасном настроении. Двигался вприпрыжку, задирался со всеми стоящими в денниках лошадьми и в упор не хромал. Помучившись немного, мы позвонили Тимофеевне. Узнали, что нужно обратить внимание на правую ногу. И действительно, спустя некоторое время подтвердили друг другу, что на нее конь становится как-то более осторожно и неровно.
Завели в денник, подняли ногу и стали щупать копыта специальными щипцами.
Шквал продолжал развлекаться, и бурно реагировал на каждое прикосновение щипцов. И определить, где на самом деле болит, удалось нам не скоро.
-- Что-то там есть, -- сказал коваль. Но копыто не греется. Можно сейчас вскрыть, можно пару дней подождать, пока сильнее вылезет.
Ждать я отказалась, и мы вскрыли. То есть сделали посредине копыта ма-аленькую такую дырочку.
Как оказалось не зря. Воспаление там все-таки было.
И опять начались процедуры. На этот раз в виде ежедневного отпаривания копыта в ведре с горячей водой и солью, и заложения свежей ватки с лекарством.
Первые дни это ведро раз пять оказывалось вывернутым на меня. После чего конь считал, видимо, что мы квиты и соглашался потерпеть и постоять в теплой воде полчасика.
Поскольку двигать мне его было не велено, он очень активно двигался по деннику сам. И как-то вечером, приехав с мужем навестить коня, я обнаружила у него на горле кровоточащую ранку.
Ноги мои подкосились. Я кинулась к телефону:
-- Тимофеевна! SOS! Конь в деннике поранился, кровь идет. Горло себе порезал!
Тимофеевна прибежала в сроки, рекордные для ее возраста. Внимательно посмотрела на коня, на мое перекошенное от ужаса лицо и серьезно сказала:
-- Н-да… Ситуация критическая. Сейчас кишки вылазить начнут. В принципе, можно конечно, зеленкой помазать. Но поскольку ранка уже подсохла, я бы коня лишний раз не тревожила.
С тех пор и врач, и собственный муж часто меня этим случаем подкалывали, и если я начинала чересчур переживать по поводу здоровья коня, с трагическими лицами спрашивали: «а что, кишки уже полезли?».
Такие вот злые люди
