ВИСКИ С МОЛОКОМ
Одной лунной мартовской ночи посвящается…
(ночей, правда, было две, и которой из них оно посвящается, автор сказать затрудняется)
В старом поселке, укрывшись за тенью вековых сосен, стоит деревянный дом. Не покосившийся, не затянутый по углам паутиной, но пустующий уже несколько лет. Его прежние обитатели, пожилая супружеская пара, перебрались в город поближе к детям, а внуки приезжают сюда все больше на лето. Зимой домика практически не видно, из-под сугробов торчит только черепичная крыша да труба, давно уже не выпускавшая в небо сизого дыма. По весне снег сходит, сосны, обступающие дом со всех сторон, стряхивают с веток последнюю влагу, и тогда под крышу прилетают вить гнезда лесные птицы. У крыльца распускаются подснежники, следом за ними – желтые мохнатые одуванчики, а ближе к лету небольшой участок голубеет полевыми колокольчиками.
Но все это – когда отзвенит последняя капель и отжурчат последние ручьи. В конце марта здесь, как и везде, еще лежит снег – немного осевший, но по-прежнему белый и неприступно холодный. Он словно охраняет дом от посетителей – ступишь на дорожку и тут же уйдешь по колено в сугроб. Пройти можно, но с усилием, и тем тяжелее, чем больше в руках пакетов.
Они проходят. Друг за другом, ступая след в след, две молодые женщины, нагруженные сумками из городского супермаркета. Доходят до заметенного снегом крыльца и останавливаются, оглядываются назад, окидывая взглядом участок. Бабушкины грядки укрыты снегом словно периной. Кое-где присыпаны длинноигольчатой хвоей. Крупная птица (ворон?) оставила на белоснежном покрывале едва заметные трехпалые отпечатки. Рядом с ними темные провалы человеческих следов смотрятся чуждо и неуместно.
Женщина постарше достает из кармана сигареты и зажигалку. Ее младшая подруга, задумавшись на мгновение, просит дать закурить и ей тоже.
- Давно хотела попробовать…
Налетевший ветер бесцеремонно треплет волосы, шуршит пакетами, подхватывает ароматный табачный дым, ему хочется поиграть – но тщетно. Ключ, найденный под расколотым глиняным горшком, недовольно скрипит, поворачиваясь в замочной скважине, и распахнутая тяжелая дверь, обитая синей кожей, приглашающе зовет своих гостей в сумрак старого дома.
Здесь пахнет сразу всем: временем, хвоей, деревом, пылью… И еще – необъяснимо въевшимися в каждый сантиметр стен бабушкиными духами. Сладковатыми, едва уловимыми, напоминающими о детстве. И, возможно, о юности. Из тонких золоченных рамок смотрят на подруг черно-белые фотографии: бабушка Маша в неизменном белом передничке, дед, еще молодой и очень красивый, их сын – забавный карапуз в коротких штанишках… Все улыбаются, лица светлые, словно озаренные солнцем.
- Папа не говорил, что вернул эти фотографии на место, - говорит девушка, черты лица которой, если приглядеться, схожи со строгими линиями высокого худощавого мужчины – давно уже ушедшего, но такого необыкновенно красивого на этих старых черно-белых фотографиях.
- Так вот откуда у тебя любовь к лошадям, - замечает ее подруга. Сквозь сигаретный дым они вместе смотрят на большую, без рамы, фотографию серого в яблоках рысака. Рядом с ним – все тот же мужчина, и в одной руке у него широкий сыромятный повод, а за другую крепко держится мальчуган лет шести.
- Ага… - женщина запускает пальцы в пшеничные волосы и переводит взгляд на старинный, украшенный резьбой сервант. Там за стеклом стоят бронзовые статуэтки запряженных в качалки рысаков. – Дедушка работал на ипподроме.
Они проходят в гостиную и снимают с мебели запылившиеся за полгода чехлы. Мебели здесь немного – два мягких кресла в деревянных оправах да двухместный диванчик, кое-где побитый молью и любовно заштопанный шелковой нитью. Кофейный столик, на стене – гитара.
- Папина, - поясняет блондинка.
- Играешь?
- Увы…
…Вечер надвигается незаметно, и в сумерках не хочется зажигать электричества. Ужин давно приготовлен и съеден, стерта с гитары пыль и подтянуты тугие струны… На чердаке найдены толстые белые свечи, и в комнате теперь необыкновенно уютно. Воспоминания кружат в ней вместе с неизменным табачным дымом, переплетаясь между собой и складываясь в истории – местами веселые, местами – печальные. Истории двух жизней, таких разных и в чем-то – схожих. Истории, из которых Муза могла бы сложить сказание. Или поэму.
- У нас есть что-то покрепче чая?
Одна из подруг на несколько минут скрывается в кухне и возвращается с двумя бутылками в руках. В одной – янтарная жидкость, манящим золотом сверкнувшая в свете огней, а в другой…
- Молоко?
- За прошлое и будущее, друг мой, - весело подмигивает блондинка. – Принести мед?
За вечером на дом опускается лунная мартовская ночь. От свечей остаются причудливых форм огарки, некоторые еще теплятся слабыми огоньками, но этого уже никто не видит. Завернувшись в шерстяные клетчатые пледы, подруги безмятежно спят, и снится им свое и общее – лошади и дом, детство, сладкое, как молоко, и будущее, блещущее ярким светом, подобным янтарному виски.
