У меня хорошее настроение - получайте Хэппи енд!
- Ну пожалуйста, кроме Вас это дело поручить некому! – целый час продолжались уговоры.
- Нет, мне определенно нечего там делать.
- Но поймите, это нужно нам всем.
- Ну что можно сделать?
- Нам нужна РЕКЛАМА! – голос директора срывался, и он замолчал, сделав несколько глубоких вдохов. Как заметил Кузьмич, спокойно сидевший перед ним, он забывал выдохнуть. Следующую фразу он буквально выкрикнул, - Нам это НУЖНО! – он сам испугался своего голоса и в изнеможении он опустился в кресло. Кузьмич по-прежнему сохранял полное спокойствие.
- Хорошо, я поеду. Но на вашем месте я бы вложил эти деньги в скаковых лошадей.
- Нет, все уже решено. Тем более, что вы старейший работник.
Что правда, то правда. Кузьмич, конюх, вырастивший Верного, а это был именно он, был старше всех на заводе. Да и работал дольше. И именно его выбрал в своих корыстных целях директор. После нескольких удачных продаж он во что бы то ни стало, решил прославить конный завод. И выбрал конюшню мясокомбината небольшого городка для своего благотворительности, которое он считал лучшей рекламой. Было запланировано выкупить всех лошадей и поместить в конюшню – приют на территории конезавода. На них планировалось катать гостей, приезжающих на экскурсии. Еще они построили небольшую гостиницу, и гости оставались на большее время. Их нужно было чем-то занять. Решили занять лошадьми.
Кузьмичу очень не хотелось ехать туда. Он не жаждал славы, и не хотел видеть страдания и боль лошадей. Их он за свою жизнь насмотрелся немало. Он прекрасно понимал, что буквально через несколько дней туда снова поступят лошади. А еще он не забыл Верного, и очень боялся узнать, что на их мясокомбинате когда-то побывал конь с их конного завода с тавром «А-784П». Но деваться было некуда, директор был твердо настроен, но сам поехать не мог – снимать должны были конюшни и тренировочные площадки, потом открытие гостиницы, а потом, во время съемок, должны были привести лошадей.
Вечером Кузьмич не мог заснуть. Почему-то предстоящая поездка на бойню напоминала о Верном. В глубине души он был уверен, что свой век он окончил именно там. И сколько не пытался разубедить себя, ничего не получалось.
Утром он проверил подготовку коневозов, поздоровался с водителем одного из них и сел в кабину. Дорогой он постепенно уверялся, что ничего страшного не произойдет, и что ему, даже если Верный погиб там, ничего не скажут.
Выйдя из машины, он направился к небольшому деревянному домику, в котором жил служащий, присматривавший за лошадьми, и постучал. Тот, негромко выругавшись, и пробурчав что-то вроде «Ума не приложу, зачем они вам нужны», пошел открывать конюшню. Жалкое зрелище открылось глазам Кузьмича, а запах, резко ударивший в ноздри, напоминал о смерти. Он, подавляя давно не возникавшее в его душе чувство отвращения, заел в проход, и подошел к ближайшему деннику. Там стояла маленькая, тощенькая серая лошадка, которая недоверчиво отшатнулась от него, но получив яблоко, успокоилась и пошла за ним. Он только придерживал ее за челку, но она никуда и не собиралась убегать, а спокойно шла за ним. Он поставил ее в ближайшем, одноместном коневозе и вернулся в конюшню. Так же, успокаивая и гладя, он довел несколько лошадей, пока не завел десять лошадей. Тут ему пришлось отвлечься, потому что владельцу не терпелось получить деньги, и он прошел с ним в помещение, находящееся в конце прохода. Когда он поспешно возвращался оттуда к проходам, подъехало телевидение, и стали быстро устанавливать свет. Режиссер орал на операторов, они неохотно выполняли его команды. Только после того, как все было готово, Кузьмичу разрешили выводить лошадей. Он подошел к деннику, заколоченному досками, и увидел там до боли знакомые глаза. Конь тоже увидел любимого человека, и громко, пронзительно заржал. Все горести и переживания его жизни слились в этом ржании, одновременно впитав в себя последнюю надежду. Кузьмич погладил все еще гордую шею, и ему не было дела до того, что его слезы на следующий день увидят тысячи людей. Он не мог даже мечтать когда-нибудь увидеть своего лучшего «сына». Он поспешно повел коня к коневозу. Сколько горести и несчастья приносила эта машина, какие чувства вызывала. Но на этот раз конь, даже не сомневаясь, зашел в него. С ним рядом был друг.
Киношники, конечно, очень обрадовались такому душещипательному сюжету, им не суждено было понять тех чувств, которые испытывали друг к другу человек и лошадь.
Конюх быстро расставил лошадей по коневозам и они тронулись. В конюшне их встречала другая съемочная группа, довольный директор с бокалом шампанского в руках. Конюхи подошли к машинам и вывели из них лошадей, провели в новую, теплую конюшню и стали чистить. Директор работал на своем посту совсем не давно, но он точно знал, что буква «А» в начале тавра означала их конный завод. Он оставил гостей на попечение специально приглашенных организаторов и вошел в конюшню, где скрылся конь. Камера запечатлела и этот момент.
Кузьмич рассказал о коне то, что знал. Он светился счастьем, и директор знал, как сделать ему подарок.
- Верный, говоришь? По-моему, у него хорошие родители, не так ли? – эти слова, как нож, ранили сердце. «Неплохие родители!» - вот все, что сейчас ценится и в людях, и в лошадях. Дружба, работа, успех – все зависело от этого. У директора тоже были «неплохие родители» - отец, доктор медицинских наук, и мать, известная певица. И его судьба удалась. «Интересно, а ноги у него одинаковой длины?» - с усмешкой подумал Кузьмич. Что видят в других, не замечают в себе.
Ответил же довольно спокойно:
- Да.
- Тогда, я думаю, что его нужно увести отсюда… Его место в племенной конюшне. Отведите его туда, а я вернусь к гостям. – он торопливо вышел, показав, что разговор окончен. Удивительно, как легко он распоряжался чьей-то судьбой.
Обняв шею Верного, Кузьмич привел его в конюшню, где каждый денник стоял отдельно – конюшня для племенных жеребцов. Впервые Верный почувствовал, что он дома…
