Навстречу ветру. Энциклопедия (стр. 202)

Ой, я когда первый раз зашла в Питерское метро, обнаружила две вещи. 1. Я по нему бегаю, а все медленно ходят. 2. Я тут вообще чужая. Люди совсем другие, не такие, как в Москве и Екатеринбурге.
 
В Лавре я немного походила среди заросших могил и разрушенных склепов. Замерла прямо на разбитой дорожке, но через несколько минут, сделав усилие, согнала с себя оцепенение. На кладбище я могу зависнуть надолго, но город ждет, и время мое здесь не бесконечно.

Я шла вдоль Невы по Синопской набережной по безлюдным улицам, мимо проходных на промзоны, заборов с колючей проволокой и дешевых столовых. Любоваться было совершенно нечем, но я испытывала какое-то странное удовлетворение, что оказалась именно в таком месте. Туристы здесь не ходят.

Останавливалась уточнить маршрут. Разыгравшийся морской ветер удивленно трепал и невпопад поворачивал большую бумажную карту: куда тебе такой парус? Брось его, пусть летит, будет весело. Такие карты теперь не в моде.

Таврический сад. Та самая ограда, которую, пожалуй, и я перепрыгнула бы, если б за мной гналась бешеная мочалка. Где-то здесь должен быть Таврический дворец - да, вон там, за деревьями. Я видела его темным ноябрьским вечером, когда мы с папой догоняли экскурсионную группу. Мы прошли как-то так, с востока на запад, а дворец был слева, и в темноте я с трудом его разглядела. Здесь, как объяснял папа, заседало Временное правительство.
 
Последнее редактирование:
Вера, учитывая, что я читаю телефон в метро и писать не могу - пишу за все сразу (и прошлое, и будущее). Удивительные Питерские заметки! Ты просто потрясающе пишешь. Прямо живой такой Город.... Спасибо тебе огромное и за них, заметки эти, тоже :)
 
Вспомнить "Гимн":

Мое тело выбралось из берлоги,
Сползло с дивана
Послушать,
Как решетка Летнего сада кричит на ветру.

Развернуть карту-парус, - пусть будет рок-прогулка - дойти до Летнего сада. Попытаться сквозь шум города расслышать скрип той самой решетки.

Скрыться от толпы в боскете. При Петре здесь был фонтан с механическими утками и собачкой, о чем можно прочесть на табличке. Теперь здесь детская песочница с точно такими же утками и собачкой, как на гравюре, только из фанеры. А вместо воды - песок.

Пройти от Чайного домика к Кофейному, обнаружить кафе и рассеянно качать головой перед прилавком, молча шевеля губами, словно отвечая кому-то.

На статуе нимфы сидит бабочка-адмирал, расправила крылышки, прямо на груди, как брошка. Снизу поднимается лес рук со смартфонами.

Снова припомнить "Гимн". Что дальше по плану? Марсово поле?

Читать надписи о борцах за революцию, транслировавшие ценности ушедшей эпохи, не воспламеняющие душу, но трогательные, как трогает все, чего, как ты знаешь, больше не будет, но что ты успел немного застать. Наматывать круги вокруг вечного огня вместе с тенями и думать: здесь хорошо.
 
Помню, как мы проходили мимо необычного храма с пестрыми восточными куполами, на удивление похожего на собор Покрова, что на рву - еще одно открытие для меня: я-то думала, что московский собор единственный в своем роде, а тут, гляди-ка, в Ленинграде почти такой же. Он был обнесен дощатым забором - на реставрации. Родители вслух посожалели, и из их слов я узнала, что это еще и очень важный храм: на этом месте убили царя.

В Спас-на-крови я попала уже подростком. Там я видела, как девочке лет девяти две бабушки рассказывали о жертвоприношении Авраамом Исаака - разъясняли смысл одной из мозаик. Глаза у девочки лезли на лоб от ужаса. Заметив это, бабушки заговорили умиленно-успокаивающими голосами и поспешили перейти к финалу истории - чудесной замене Исаака барашком. Впрочем, не было заметно, чтобы это хоть сколько-нибудь утешило ребенка.

В детстве я написала рассказ об убийстве Александра II, наивный и неуклюже сложенный. Но в нем было другое.

В рассказе было стремление вжиться, войти, вписаться в эпоху, которую мне, маленькому автору, не довелось увидеть. Первая попытка показать исторических лиц живыми - такими, какими я представляла их себе. Видела я их очень живо, пусть и неправильно, пусть и с большими неточностями, компенсируя фантазией и зачаточным здравым смыслом то, о чем мне не доставало знаний жизни и истории.
 
Что-то еще нужно было мне сделать до отъезда. Ах да, вспомнила: пышки.

Я вспомнила о них, когда увидела на витрине одной кондитерской знак: пышек нет! Вспомнила, что читала о них еще в кулинарной книге Олеси Куприн: "Ты кормил меня пышками на Большой Конюшенной..." Но где именно? Не посмотрела заранее, но ничего, попробую сама найти.

Нашла очень быстро, по вывеске. От дверей пышечной до конца сквера тянулась очередь. Я сторонюсь очередей, но на этот раз все же встала в ее конец. До отъезда остается совсем мало времени, и не могу же я уехать, так и не попробовав питерских пышек.
Проверю, живая ли очередь. Если нет, просто уйду, тем более дело к вечеру, пышечная скоро закроется.

- Нет, давайте не будем есть толстожопки, - шумно заявила какая-то дама, сопровождавшая целую группу. - Я заглянула внутрь, там хоть топор вешай. Мы там не сядем. Да и калории... Нет, не будем толстожопки.

Признаюсь: я никогда не ела пышек и не присматривалась к ним. Всю жизнь я мысленно называла этим словом то, что у литовцев называется "spurga" - шарик из смеси теста с творогом, в толстой темной корочке, которую прокусываешь с усилием. Я не ожидала увидеть неровные колечки, светлые и мягкие.

В заведении действительно было людно и душно. На одном стуле сидел рыжий кот. Все брали по четыре, но я попросила только две с собой. Хватит и двух - и в самом деле. Потом я сидела на каменной скамье в сквере и ела пышки, запивая чаем из термоса.

Я причащалась Питеру, а за моим плечом был милый сердцу купол Казанского собора, уже потерявший свой бледно-изумрудный цвет в контровых лучах заходящего солнца.
 
"Скоро и у вас начнет темнеть. Не сходи никуда с Невского".

Родители беспокоятся. Не сойду. Буду идти, не спуская глаз с силуэта высокого мужчины в черном плаще впереди меня. Он молча ведет меня, я тоже молчу. Надо будет, заговорит сам, а пока буду ступать в такт его шагам.

Вечерело. Это было похоже на сцену, когда спускались сумерки на город в загробном мире в "Унесенных призраками" Миядзаки. Зажигались огни, закрылся магазин "Невской палитры", пустел круглосуточный книжный, звуки менялись, из всех темных углов на меня смотрели призраки - но не те, о которых рассказывают на экскурсиях типа "Тайны Петербурга". Это были призраки изможденных, замерзших людей. Странный контраст с яркими вывесками кондитерских. Память места, напоминание мне, что есть мужество, что - еда, а что - голод. Напоминание о моем месте в этом мире, о долге перед мертвыми и еще не родившимися.

Я еще многого здесь не знаю. Слишком многого.

Закрытый офис, внутри темно. На оконном стекле хорошо читается слоган - "В Питере жить".

Мое время истекает. Как девочка Тихиро в мультике, я становлюсь прозрачной. Мой безмолвный провожатый ускоряет шаг. Я иду нога за ногу, но он неумолим и уже пару раз оглянулся.

Хочется воззвать к нему: работы! Я не тронусь с места, пока ты не дашь мне работы!

Я знаю: мне не гарантировано здесь ничего, кроме бессонницы в белую ночь.

Я не могу оценить ничего из здешних красот - я не вижу. Я просто хочу здесь дышать.

Рожденный у моря хочет жить у моря. Мне не хватает воды. Слишком долго прожила я в бассейне Оки, где не видно самой Оки, на задворках бассейна Волги, откуда до Волги шесть часов на машине.

Я хочу в любой момент иметь возможность прийти туда, где стоят два храма - европейский, с ампирной колоннадой, и азиатский, с пестрыми куполами. Туда, где канал уходит под проспект.

Лишь работа дает право находиться здесь без обратного билета.

Что делать? К кому обратиться? У кого просить совета? Не к кому и не у кого. Я стала другой и все запросы отныне обращаю к себе. Но я еще слишком слаба и не со всем могу справиться.

Едва бреду по платформе. Мой провожатый, дойдя до нужного вагона, останавливается и, дождавшись, когда я поравняюсь с ним, оборачивается, что-то вкладывает мне в правую руку, сжимая мои пальцы, и исчезает у меня за спиной.
 
bo6o1dWEMqU.jpg


jiGywtz3oPU.jpg


d31DPN_YCtQ.jpg
 
Ноты бывают квадратными.

Фра Дженнаро, монах-францисканец в очках, в светской одежде и тау-крестом на шее, говорит живо и страстно, потрясая градуалом - Graduale Triplex в синей обложке.
- Canto gregoriano e facile! Григорианский хорал - это просто!

В крипте собора прохладно, на улице дождь стеной.
- Конец света, - шутит по-итальянски профессор, объясняющий гармонию. Он распевает ноты голосом старческим, слабым, когда-то хорошо поставленным и все равно красивым.

Другая музыка. Придуманная не просто для пения под сводами романских церквей, а записанная людьми, которые слышали иначе.

Четырех линеек достаточно. По нотному стану маршируют квадратные знаки ватиканской нотации, а ниже и выше бегут мелкие козявочки из самых старых манускриптов. Осталось только разобраться и воспроизвести.

Понимание системы, как вспышка, приходит тогда, когда в движении руки фра Дженнаро вдруг глазами видишь кливис - знак в виде флажка, на два звука.

Последний день, торжественная месса в честь Свв. Петра и Павла. Волнуются все, но монах-регент каждый раз пропевает первую фразу. Он не даст хору пропасть.

Introit, входное песнопение. Воздух густ и плотен от звука хора и дыма из кадила. Краем глаза замечаю красный цвет, много красного цвета - мимо проходят священники. Цвет сегодняшней мессы - цвет крови апостолов-мучеников.

Переворачиваю страницы градуала, сверяясь с записью на старом чеке, стараюсь не шелестеть. Умолкаю там, куда не дотягиваюсь голосом.

На Причастии прихожане пропускают нас вперед: сразу после этого нам петь Communio.

- Bene, - громким шепотом произносит в конце фра Дженнаро. Обнимается с каждым на прощание.

Было хорошо. Было необыкновенно. Уже второй день из моей головы не выходит мотив Alleluja, странный, непривычный современному уху. Осталось только воспроизводить снова и снова, чтобы сохранить, не дать ему уйти.
 
Последнее редактирование:
Всю прошлую неделю я занималась на курсах григорианского хорала в Летней академии сакральной музыки. Еще у них есть курс игры на органе. Конечно, курсы прежде всего для профессиональных церковных музыкантов, за неделю петь с нуля не научишься, но можно освоить, например, квадратную нотацию и невмы. Невмы - на фото черные и красные значки за пределами нотного стана, один из способов записи музыки, но скорее для тех, кто и так мелодию знает.

Григорианский хорал - стиль церковного католического пения, зародившийся в Империи франков при Карле Великом. Пение принципиально одноголосое, простым, естественным голосом. Не требует широкого диапазона, поэтому технически для освоения несложно. Музыка подчинена латинскому тексту.

До сих пор используется архаичная нотация - квадратные ноты, по сути похожие на современные, и дополнительно, где есть такая информация (т.е. в случаях, если в манускриптах она сохранилась), невмы-крючки. Ими записана информация о способе интонирования, где громче, где тише, где акцентировать, где не надо.
Есть сейчас и записи григорианских песнопений в современной нотации, но они гораздо менее компактны, и часть информации теряется. В общем, не случайно все это.

Гармония в григорианском хорале своя. После первой лекции я приуныла и все думала, во что я ввязалась. Оказывается, примерно такие же мысли в моей группе посещали даже профессионалов.

Преподавали итальянцы на итальянском языке с переводчиками. Раздали ксерокопию пособия по гармонии на итальянском языке, оно несложное для понимания. Еще есть книга В. Прусакова "Григорианский хорал. Практический курс", тоже несложная, могу рекомендовать даже любителям, не планирующим осваивать это направление на практике. Сборник нот Graduale Triplex (градуал) - официальное церковное издание 1979 года, его давали только во временное пользование.

В качестве зачета - пение на мессе в последний день обучения. В этом году он выпал на праздник Свв. апостолов Петра и Павла с торжественной мессой. Хор получился почти целиком женским: такой был состав группы. Только один мужчина и сам регент в определенные моменты пели свои вставки на русском и итальянском.

Вообще было здорово.

Фото: https://vk.com/id18815760?w=wall18815760_925/all
https://vk.com/id18815760?w=wall18815760_927/all

Сайт Летней академии сакральной музыки: https://musicasacra.ru/
 
Через 5 лет раздумий на эту тему я все-таки приняла решение сделать свои консультации платными. Условия по ссылке в подписи.
Ответы на вопросы теоретического характера бесплатны. Я также оставляю за собой право давать некоторые индивидуальные консультации бесплатно.
В конце года расскажу, что из этого всего получилось.
 
10 июня 2019 года в РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева состоялась защита диссертации Вирясовой Нины Александровны на соискание ученой степени кандидата биологических наук на тему "Параметры электроэнцефалограмм спортивных лошадей разного возраста и типа ВНД".
Текст диссертации: http://www.old.timacad.ru/catalog/disser/kd/viryasova/kdisser.pdf
Автореферат: http://www.old.timacad.ru/catalog/disser/kd/viryasova/avtoref.pdf

Соискатель готовила работу на кафедре физиологии, этологии и биохимии животных, поэтому я узнала о ней случайно и уже постфактум.

А мне уже назначили защиту.
 
Когда я писала об интересных фактах английской культуры, я упоминала развитое в Великобритании голубеводство. И все-таки почему меня так зацепил этот факт? Ответ нашелся неожиданный.

Пробежав глазами список пород голубей, я заметила название одной, которую теперь хочу показать вам:
0IHzflVDZ00.jpg

7S27PJmuQyM.jpg


Это Memeler Hochflieger - клайпедский (мемельский) высоколетный. Так что в моем родном городе есть своя порода голубей. Я знаю там две голубятни, этим летом специально подходила насколько возможно близко, пыталась высмотреть, нет ли там именно этих голубей, но увы.

А еще Куршская коса, что через залив от города, вытянулась строго по меридиану, и над ней пролегают пути миграций многих видов птиц. На российской части косы расположена крупнейшая в Европе орнитологическая станция.

Так что я родом из, так сказать, очень орнитологического региона. Сам Бог велел здесь и за птицами наблюдать, и птиц разводить, и мемелендерам птицами отдельно интересоваться.
 
Сегодня сделала доклад на конференции по рэпу, которая проходила в РГГУ. Рассказывала о творчестве Беры Иванишвили, которого раньше упоминала в одном из постов про пищевое поведение.

На днях прочитала книгу Арта Монтегю "The Canadian Horse". Текст интересный, но для меня уже недостаточно информативный. На все 120 страниц ни единого упоминания, какого вообще роста эти лошади. Никаких промеров вообще, всего пара имен известных производителей, совсем нет структуры породы. Никакого описания экстерьера, хотя они довольно-таки узнаваемы. Слегка разочарована. Голова уже требует зоотехнии.
 
ГОРОД ПТИЦ


Они везде. Я просыпаюсь под треск сорок. Летнее солнце, поднимаясь над девятиэтажкой, светит сквозь густую листву дедова сада. Здесь еще много других птиц, но ранее утро - безраздельно сорочье время. Они летают по две-три, прыгают с ветки на ветку, спорят. Раскрытые в полете хвосты ромбовидны. Черные перья отливают зеленым и синим.

Вслед за сороками подают голоса чайки. Садятся на кромки крыш, пролетают мимо окон, и ты уже будто не в доме, а на пароходе. Больше всего чаек черноголовых, с красными лапками, размером примерно с голубя. Но есть и птицы, которых литовцы называют kiras, а русские вслед за ними зовут кирами. По-научному это серебристая чайка, раз в два больше черноголовой, белая, с серыми крыльями, бледными лапами и хищным клювом. Голос ее другой: не визгливый плач-причитание, в котором суеверные люди слышат тоску души утонувшего моряка по родной земле, а глухой стон.

Ближе к вечеру чаичьи голоса вступают в полную силу. Кроме плача и стона слышится хохот. Если верить литовскому определителю, это голос еще одной морской птицы, глупыша или как там ее по-русски.


Почвы в Клайпедском районе песчаные. Вода быстро просачивается глубоко в грунт, и если пару недель нет дождей, трава на газонах сохнет, желтеет. На ее фоне четко выделяются черные силуэты грачей, галок да буроватые фигурки скворцов: ходят, осторожно ступая между жестких травинок, останавливаются, присматриваются одним глазом, высматривают червяков.

Ворон здесь немного. Они держатся особняком от других врановых и реже объединяются даже с себе подобными. Им ничего не стоило бы в одиночку отогнать от интересной находки пару-тройку сорок, но если противников больше, они предпочитают не связываться. У здешних ворон непростая история: их ловили и ели при немцах на Куршской косе если в сильные шторма нельзя было выйти на плоскодонке даже в залив проверить сети. Краебитер, "воронокусатель", ловец ворон - отдельная профессия. Птицы, которым удалось избежать их сетей и оставить потомство, были необычайно умны.

С потомком таких ворон мы однажды встретились на косе. Был неудачный день: полуторагодовалый сын устроил истерику и не хотел уходить с пляжа. Гнев смешивался со смертельной усталостью и отчаянием. Мы с мамой наконец выкатили коляску на набережную. Увидев панораму порта, ребенок повеселел и залопотал что-то на своем языке. Мы напряженно молчали. Подлетела ворона. Она как-то непривычно близко подошла к нам и смотрела по-птичьи одним глазом, явно ожидая подачки. Мы сидели неподвижно. Изучив наши напряженные лица, ворона поняла, что мы очень недовольны ребенком. Едва сын, вспомнив что-то, снова попытался закричать, птица подняла дыбом перья на голове и зашипела на него - сочла нужным внести вклад в воспитание.

C.d.n.
 
Небо бороздят стрижи, оглашая дворы своим писком на пределе слышимости человеческим ухом. Летают они и утром, и днем, но вечер - время бреющих полетов, особенно летом, когда взрослые птицы устраивают гонки слёткам. Они набрасываются целой стаей на одного и с визгом гоняют его между домами, показывая смотрящим из окон людям свои брюшки.

Иногда стриж падает и отчаянно скачет по траве, шлепая крыльями и безуспешно пытаясь взлететь. Он станет добычей кошек, если не повезет и не найдется человек, который знает, что надо поднять стрижа и помочь взлететь. Стриж отбивается лапками с очень острыми коготками, пока его ловят и рассматривают. А посмотреть есть на что: вблизи птичка похожа на сокола, с низким лбом и загнутым коротким клювом.

В ветвях осторожно воркует лесной голубь вяхирь, птица покрупнее сизаря, благородная, ровно прокрашенная в розовато-сизый цвет, без пятнышек, сгустков пигмента и посветлений, с белым ожерельем на шее. Где-то на крыльях у него есть широкие белые полосы; когда он летит, видно, что крылья разделены белым пополам. Вяхирь прячется в ветвях старых деревьев и воркует с высоких фонарей. Раньше вяхири жили только в старой части города, ближе к вокзалу и старой школе, что при немцах была женской гимназией имени королевы Луизы. Впервые я услышала его в парке скульптур, в который превратили старое немецкое кладбище. Вяхирь прятался глубоко в листве. Мы с бабушкой и дедушкой, празднично одетые, спешили к автовокзалу. Было то ли просто воскресенье, то ли церковный праздник, мы ехали в костел в Кретингу. Итак, в ветвях ворковал вяхирь, выводя осторожное "уп-уп! уп!", будто боялся, что его услышат те, кому его голос не был предназначен. Бабушка сказала, что это удод - но дедушка уточнил, что нет, это поет серенькая птица, совсем простенькая, в отличие от яркого удода. Бабушка настаивала на своем; дедушка не стал спорить.

За прошедшие годы вяхири заселили весь город, стали появляться в нашем дворе и уже не хоронятся от людей. У прудов, если кто-то рассыпает крошки голубям, с краю обязательно подходят один или два вяхиря.

- Слышишь, лесной голубь поет, - говорит сын. - Это он разговаривает.
- С кем он, интересно, разговаривает?
- Со мной.
- И что он тебе говорит?
Сын отвечает с чисто детской уверенностью, не допускающей сомнений в существовании волшебных миров и говорящих птиц:
- Он говорит, что все хорошо!

C.d.n.
 
Сверху