Пусть надежда не умирает
, писать я планирую, просто был некоторый период охлаждения, но я знала, что это пройдет.
Всех читателей с наступившим Новым Годом!
ПЕРВАЯ КОНЮШНЯ (продолжение)
14
Я осторожно толкнула Пейзажа пятками в бока. Конь даже не шевельнулся. Я ударила смелее, потом еще и еще – он стоял. Пытаясь развернуть его, я потянула за правый повод – Пейзаж изогнулся, почти уперся головой мне в ногу, но не сделал ни шага. В растерянности я смотрела на мощную шею с густой гривой, распадавшейся на обе стороны. Поблизости никого не было.
Постояв несколько минут, Пейзаж неожиданно пошел вперед – неторопливо, размеренно. Я не успела обрадоваться, как конь снова остановился и вдруг стал ложиться на землю. Ложился он медленно, так что я успела поджать ногу, чтобы ее не придавило. Жеребец улегся, немного пошевелился, словно устраиваясь поудобнее, и глубоко вздохнул. Я посидела на нем еще немного и слезла. И что же теперь делать?
Наконец нас заметил один из спортсменов.
- Что, ложится? А ты с ним построже, а то так и будет. Ну, садись.
… Минут через десять Пейзаж начал укладываться снова, на том же самом месте. На этот раз, едва он стал, покряхтывая, сгибать ноги, я успела завопить что-то, как мне казалось, строгое и задергать поводом. Это помогло – конь пошел вперед. Больше он не ложился, но все равно делал, что хотел – то наклонялся и общипывал кусты, то поворачивал голову, пытаясь укусить меня за коленку, то просто останавливался посреди тропинки и стоял.
Я старалась держать спину прямо и сохранять беспечный вид, хотя в душе паниковала. Мне казалось, что я уже наездилась на месяц вперед. В довершение ко всему я забыла, как выглядел парень, подкинувший мне жеребца. Но когда он, наконец, нашел меня, я небрежно собрала поводья в одну руку, лихо спрыгнула на землю (хотя ноги предательски подкосились) и еще нашла в себе силы похлопать коня по плечу.
С того дня я стала сама просить пошагать лошадей, обычно в конце тренировки, а иногда, если Бедовая или Лотос оставались в конюшне, мне разрешали брать их и ездить одной, правда, без седла.