Re: Ах, это сладкое слово- ПЕНСИЯ...
Наверное настало время рассказать про второго моего пенсионера.
Было лето 1998 года. Я зашла на Дворцовую к знакомым, там работающим поболтать. Не смогла я пройти и мимо коней, почесать носы, хоть и прекрасно понимала, как они устали за весь день от того, что их постоянно трогают руками.
Мое внимание привлек один из них- ужасно худой, ко всему безучастный гнедой конь. Подойдя к нему я увидела, что у него что-то с глазом, на мой вопрос- что никто ответа дать не смог. Он никак не отреагировал на подошедшего к нему человека, так и стоял с опущеной головой, безумно уставший за трудовой день. Он был очень высокий, а я просто с ума схожу от больших лошадей. Я погладила его по шее, он очнулся из какого-то забытья, но удостоверившись, что у меня ничего съедобного нет опять отрешился от всего происходящего вокруг. Мы еще поболтали с девчёнками и я, спросив как зовут коня на прощанье уехала домой.
Зомби. Какое ужасное имя для лошади.
Я мысленно представляла себе, каким он будет, если его откормить. Предательское подсознание рисовало его на зеленом поле, уплетающим сочную траву, рисовало денник с кучей опилок и горой сена. Он снился мне по ночам, не давал мне покоя днем, мои мысли постоянно возвращались к этим глазам, которые смотрели сквозь меня, казалось бы не видя. Я боролась с этими видениями, как могла. Не помогло. И в конце концов я поняла, что хочу быть вместе с этим конем. И это выше меня.
Я опять поехала на Дворцовую наводить справки. Мне про него рассказали, чт знали и сказали, что Ивахнов возможно захочет его продать, т.к. конь с которым он ходил в паре в карете сломал ногу, а в одиночной запряжке Зомби работает плохо. Окрыленная этим известием, я полетела разыскивать хозяина. Но он быстро вернул меня на землю, сказав, что сейчас сезон и работать некому, а взамен предложил мне поработать пока у него, а осенью он его продаст. Я согласилась на работу конюхом, ведь так я могла быть рядом с ним и чем-то ему реаально помочь. Шло время, надежды таяли. Меня сослали на Дворцовую, после первого же дежурства на конюшне. Просто убрав утром весь этот ужас, который там творился, я насыпала коням опилок столько, сколько посчитала нужным. За что была покрыта трехэтажным матом и угрозой, что опилки я теперь буду доставать сама. Оказалось это была недельная норма. И у всех белых коней отвязала подвязки, которые были навязаны, что бы кони не ложились и не пачкались, за что утром была вторая серия трехэтажного мата от работников, так как на утро кони были пегие.
За время моей работы там я смогла немного подлечить ему плечо, на которе он постоянно жаловался. Бельмо с глаза начало немного рассасываться. За что я тоже получила по башке, т.к. он начал шарахаться от рекламных щитов, в изобилии стоявших вдоль дороги. Для меня это была самая лучшая новость, ведь считалось, что на этот глаз он не видит.
Картина маслом- вечер, кони возвращаются из города, с облучка спрыгивает кто-то из работников и начинает на меня орать, я разобравшись в чем дело и уточнив интересующие меня подробности кидаюсь к нему на шею с криками "УРА!". Занавес.
Прошел год, надежда почти умерла, все мои разговоры с хозяином по поводу продажи заканчивались "завтраками" или тем, что "договорим потом, мне надо срочно бежать". Но за этот год у Зёмыча не было ни одной травмы от неправильной запряжки, т.к. я сама всегда его запрягала, даже если его давали не мне. Мне даже удалось его немного откормить. Я работала три дня в неделю и в эти дни приезжала на конюшню, нагруженная как верблюд всякой снедью. Я очень долго лечила его сбитую почти до позвоночника холку и стертую черезседельниками грудину. Все на конюшне знали, что если на нем появится хоть одна царапинка, будет очень много крика, возможно с мордобоем. Там тогда все вопросы решались криками и мордобоем. А сбитые холки лечились ссылкой в карету, где заживали холки, но в в мясо сбивались шеи тяжеленными армейскими хомутами.
Летом 99г я на две недели уехала из города. Вернувшись я увидела такую до боли закомую картину- холка опять в мясо, под подпругой открытая рана. Я была в ярости.
И было много крику и ругани на конюшне. И был последний разговор с хозяином, который закончился его фразой-" Моя лошадь, что хочу то и делаю, захочу- завтра на мясо сдам." На мой вопрос продашь? последовал ответ- нет.
И я ушла. Это было ужасное и очень горькое поражение. Эту войну я проиграла. Я обещала этому коню, что все изменится, что будет другая жизнь. Я не смогла выполнить это обещание. Я ненавидела себя. Но я не могла больше смотреть на мучения этих коней. И надежда, которой я жила все это время умерла.
Через какое- время мне сказали, что Зомбика сдали на мясо.