Старые клячи.

Еще как учитывается!:)

Из этого самого – прошлого.

Попа с ушами.

06ec045d8706.jpg


Такие большие щеки на такой тонкой шее…. И это – при такой-то попе!
Длинношеее.

309aaa28579c.jpg


Липтон. Я минут 20 наблюдала, как рыжий пытается запихать задницу в багажник гольфа. Было интересно - зачем? Ножки даже поднимал. На самом деле, думаю, что он хотел почесаться – он мастер чесать попу о кусты, например. Шиповник, помнится, счесал до лысого состояния (шиповника). Мы потом конкурс объявляли на лучшую подпись к этой фотографии. Победил кто-то предложивший: «Отгрузим теплый продукт непосредственно в транспорт потребителя!»

9c3e35124e26.jpg


А это – такая задорная Зарища, видок вполне соответствует комментарию на стене дома: «Мы – против!»

3a4fecb1a1e9.jpg
 
История лошади. Зара.

Жила-была лошадь…..

Из уютной теплоты маминой утробы появился жеребенок. Расправил-распутал ножки, раскрыл огромные глаза, и произошло то, главное: откуда-то снаружи ворвался горячий воздух, развернул легкие, и мир обрел реальность. С первым вздохом. Этот вздох расправил все тельце, заставил жить. А жить – это двигаться. И маленькое, мокрое существо рванулось навстречу этой жизни, неуклюже подставило коленчатые ножки, вечная тяга к жизни подхватила тельце и подбросила вверх. И вот – жеребенок уже стоит, покачиваясь на длинных, несуразных ногах, в полном изумлении оттого, что с ним происходит. Рядом появилась большущая кобылья голова, нюхнула, фыркнула, лизнула в нос. «Мое» - светилось в кобыльих глазах. «Ну, вот и слава богу» - звучало в кобыльем вздохе. Большой, мягкий и теплый мамин нос толканул ребенка назад, к мягкому и вкусно пахнущему. И жеребенкины глаза зажмурились в блаженном причмокивании…

- Кобылка. Вороная, глянь! – услышались голоса…

Кобылка выросла на племферме, в Латвии. Росла она статной, крупной, здоровой, и нарекли ее «Фирма». Отбегала она свое в табуне, впитала прибалтийский воздух, вкусила свежих приморских трав, и случилось то, что рано или поздно происходило с ее сородичами: ее волю ограничил человек. Кобылка была перспективной. Все, чему ее учили, она схватывала на лету, она была ответственной и техничной. Ее движения быстро становились отточенными и четкими. Крупное, тяжеловатое тело сохранило вольную кошачью пластику и гибкость. В ее аккуратных движениях сохранилась какая-то дикая, первобытная сила. Людям нравилось с ней работать. Она дарила человеку ощущение покорителя дикого зверя. Она привыкла работать с человеком. Она научилась беречь человека – маленького и хрупкого.

- Московский ипподром, - услышалось однажды.

В коневозе было жарко и душно. Три вороные кобылы вошли в машину, где уже были другие лошади. И поехали в неизвестность. В неизбежность. Так закончилась ее первая жизнь.

Говорят, трех перспективных для спорта, дорогих по цене породистых латвийских кобыл по ошибке выгрузили в Питере… Обычная совковая путаница. Это был рядовой Питерский КСК. Кобыла взрослела, ей давали новых людей, которых она учила всему, что знала сама. А она знала многое. Она могла технично пройти маршруты, не уронив человека и скрыв его неумение. Она могла показать выездку, пощадив его самолюбие и показав его хорошим всадником. Самовоз – говорили о ней. Потому ее своеобразно любили. Потому ее выбирали. Потому она много работала. И по ночам, когда ей давали отдых, ей снились табуны и жесткий шелест осоки на белом песке. Говорят, она дала человеку трех прекрасных жеребят. Крупные, сильные лошади были спортивны, умны. Она их вырастила, и была хорошей мамой. Хочется думать, что у них сложится неплохая жизнь… А потом стало часто звучать слово «перестройка». Сначала было много работы и мало еды. Потом работа кончилась. Потом люди исчезли. Несколько десятков лошадей в конюшне ждали, - они должны прийти, принести воды и овса, вывести на работу. Людей не было. Иногда за стенами слышались голоса, лошади радостно гукали, прося еды и участия. Лошади обгрызали деревянные конструкции, ели собственный навоз. Пока были силы – отбивались от соседей, покушавшихся на доски, которые еще можно было грызть. Через какое-то время животные отупели и потеряли интерес к жизни. И однажды, появились голоса, открылись двери конюшни, и маленькие люди начали выводить в поле тех, кто еще был жив. И кто еще мог идти… Она – еще могла. Так закончилась ее вторая жизнь.

Часть лошадей маленькие люди забрали сразу. Часть – ушла в поле, накинувшись на траву, и если не погибли от этой еды, их подобрали позже. Кобылу почистили, начали кормить. Не вдоволь, - но хоть как-то. Ее назвали Зарница. И не могло не закрепиться за ней цыганское имя – Зара. За независимый нрав, свободный, недоверчивый взгляд, и умение держать дистанцию с человеком. Теперь она работала в городе. Ее выпирающие ребра закрывал старенький вальтрап, седло давило передней лукой на высокую холку. Людям не нужно было ее умение, люди просто садились на ее спину и ей надо было их нести. Маленьких и хрупких. И больших и тяжелых. Разных. Отработав пару суток в городе ее гнали по асфальту в «конюшню», где давали немного еды. Начали болеть суставы и копыта. Голову поднимать не хотелось. Ей было понуро и безнадежно. Иногда что-то схватывало грудь, боль перетекала в живот. Отпускало.

Как она оказалась в КСК? Эта жизнь была ей знакома. Она вспомнила все, чему ее учили. Она опять начала отдавать себя людям. И большинство этих людей благодарно приняли ее дар, оценили ее умение. Работы опять было много. Иногда возвращалась боль. И – уходила. К соревнованиям она была равнодушна, но она честно и технично проходила маршруты, прыгала с запасом, и кто-то из людей собирал ее «розочки». Маленьким людям нравилось выбрать ее, как партнера для соревнований. И она никогда их не подводила. И однажды человечек сказал: «теперь ты – моя лошадь!». Так закончилась ее третья жизнь.

И это было – хорошо. Человечек ее любил. Человечек стал единственным. С человечком она вспомнила про вольные полеты в поле. Правда, с человечком пришлось менять конюшни…Люди в конюшнях ее недолюбливали. Она привыкла защищать себя, многие побаивались ее за строгость, опасались, не доверяли. Каждая конюшня становилась табуном. Кобыла привыкала к соседям, становилась частью великого организма – табуна. Кобыла не любила одиночества. Однажды боль железным обручем сдавила грудь, охватила все тело, жизнь почти кончилась. Люди суетились вокруг, что-то кричали, что-то делали, к боли прибавлялась боль от их действий, и не было сил бороться… Человек-хозяйка очень просил, чтобы она – выжила. Она – выжила. Она была очень слаба. Хозяйка приезжала, гуляла с кобылой, угощала. Что-то было не так. Кобыла заглядывала влажным глазом в душу человека. В глазах хозяйки она видела жалость и сомнение. Кобыла старалась. Они переехали на новую конюшню. В новой конюшне рыжая кобыла сказала «гу-гу». Когда-то давно, несколько жизней назад, они были в брошенной людьми конюшне вместе… Они обе выжили. Они узнали друг друга. Кобыла хотела бегать. Кобыла радовалась хозяйке. Опять были полеты в полях. Однажды хозяйка пришла счастливой. От нее пахло жеребцом. Она погладила кобылу по морде, стараясь не смотреть в глаза. Она нашептала ей ласковых слов. Там были знакомые: хорошо, молодец. Там не было слова: прости. И началась четвертая жизнь. Она была похожа на жизнь в КСК. Новые люди, неудобная амуниция, сбитая холка. Рыжая кобыла в соседнем деннике родила рыжего жеребенка.

- Кобылка, ты глянь! Рыжая… - сказали люди.

Только, стало много работы и мало еды… Что-то случилось. Рыжая с жеребенком всегда хотели есть. У них еще были силы, чтобы драться за еду. За разобранную конюшню – будут удары лопатой или вилами. Но – это будет потом…

Однажды пришел человек. Он ничего не умел. Он всего боялся. Таких кобыла уже видела много… Однажды человек с некоторым страхом прикоснулся к кобыльей шее и тихо сказал: «и что же мне теперь с тобой делать? Боже, во что я ввязалась…». Человек приходил каждый день. И приносил много-много яблок. Это было новое – учить человека не бояться себя. Это было новое – вновь учиться доверять человеку. Однажды человек взялся рукой за недоуздок и отвел в другую конюшню. Так началась для кобылы еще одна жизнь. Однажды услышалось:

- Ты – удивительная лошадь. Я обещаю, что эта жизнь будет для тебя последней. Со мной. И что бы со мной не случилось – обещаю: я всегда вернусь.

Зимой рыжая кобыла и рыжий жеребенок умерли. От голода и травм. Но это - совсем другая история…
 
Раз уж это дневник лошади Зары, попробую написать ее историю. Теперь – без особой литературы. Просто, как было. Историю ее – со мной. Потому что про ее прошлое я знаю очень мало. И то, что знаю, окутано какими-то легендами…

Говорят, что на Московский ипподром везли из Латвии трех молодых латвийских кобыл. Две были сестрами: Фирма и Вайва. Обе были вороными. По ошибке их выгрузили в Ручьях… Так началась их Питерская жизнь. Говорят, что у Фирмы было три жеребенка. Один – точно в Финляндию уехал. Одна ее дочь до сих пор живет в Ручьях – выездковая кобыла. Эта версия подтверждается тем, что хозяйка ручьевской конюшни хотела выкупить у меня Зару под разведение и у нее есть на Зару племка. Говорят, что во время перестройки ручьевских лошадей «забыли» в конюшне, часть из них погибла, часть – разобрали по рукам. И Фирма оказалась в городе. Только, называлась она теперь Зарница. Зара. Говорят, что стояла она у Дмитрия Ивановича в Озерках, была учебной лошадью… Слышала я легенду о том, что она была любимой лошадью ДИ, и он даже дарил ей цветы. Красные розы он ставил в ее деннике – в ведре… Говорят, что ее собирались продать в Финляндию, для чего готовили ее по программе Большого приза. Говорят, что ДИ не захотел ее продавать. И, почему-то, она оказалась в повальном прокате. Говорят, что она всегда была очень честной и техничной лошадью. Потому ей доставалось много работы. Ее все любили и выбирали себе партнером… Много что говорят. Но, ко мне периодически обращаются люди, которые знали ее когда-то – в ее озерковский период. Таких людей немало. Потом ее выкупили в частные руки. И после болезни продали. Туда, где я ее нашла. А нашла я ее случайно, в маленькой конюшне на Новоорловской улице, д. 10, в Озерках.

Я приехала туда случайно, так, как рассказала в «Старых клячах». Почему я ее купила? Не знаю. Я вообще не знаю, зачем я купила лошадь. Все случайно, не понятно и безрассудно. Просто, так сложилось. Почему-то я не могла не купить ее. Тогда все сложилось странно, и для меня, взрослой и опытной по жизни тетки – совершенно ненормально. Я отдала деньги без расписки, как оказалось, человеку, который не являлся хозяином этой лошади. Я заплатила за услугу постоя этому человеку – и не получила этой услуги в том объеме, за который заплатила. Я ничего не умела. Не понимала. Не знала. Я просто тупо делала то, что считала себя обязанной делать в отношении зверя, который попал ко мне в руки. Как умела, как понимала. А узнавала я про «как правильно» по ходу дела… Мне повезло, я не наделала много ошибок. Потому что рядом оказались люди, которые научили и помогли. Случайно…

В конюшне на Новоорловской были лошади: Зара, Ксюша и ее жеребенок Ляля, Валет (он же Волшебник, чье имя дали этому клубу), Хворост (он же Ростик). На деньги, полученные от меня при продаже Зары хозяева конюшни купили молодого жеребца-тека, Матисса. Он был роскошным…Он был золотым. Ласковым. Нежным. Он был… Зару я забрала из этой конюшни в ноябре 2003 года. Ростика хозяева (он стоял на постое за прокат) вскоре после меня увезли, кажется, в Уткину Заводь. Ксюша и Ляля, видимо, погибли той зимой от голода. Волшебника и Матисса – своих коней – хозяева куда-то переставили на зиму… Но, Волшебник умер на следующий год. О судьбе Матисса я не знаю. Надеюсь, что он жив.

На том же участке земли, но дверями на улицу, был сарайчик-конюшня, где держала своих лошадей девушка Маша. И не только своих:). Там стоял мерин Бостон, принадлежавший Ирине (boston) и Кобылка Гондола (Голди), принадлежавшая Тане и Оле (Goldy и Golden). Я познакомилась с девочками из-за опилок. Они месяц приглядывались ко мне. Я ездила каждый день по вечерам, тащила Зару гулять на чембуре, и все время чувствовала на себе их взгляды. Я видела, как они возятся в конюшне (мне было видно, что у них там, внутри – чистые опилки, сено, а у нас этого не было). Они сдержанно делали мне замечания по поводу жалоб моей лошади на ногу, намекали на то, что в мое отсутствие моя лошадь ходит в прокат… Мне было сложно во всем этом разобраться, но одно я видела точно: там, у них – все гораздо лучше, чем туту, у нас. Их кони, по сравнению с «нашими» - толстые, лоснящиеся и блестящие. Они не стоят в чаче из мочи и навоза. Они все время жуют сено. А «наши»… Девочки сказали мне, что лошадь надо показать ковалю. Что меня удивило. Мне и в голову не приходило, что раз лошадь не куют на подковы, ее нужно ковалю показать и сделать ей расчистку! Мне тогда вообще казалось, что ей больно, если я нажму копытником, вытаскивая грязь из выемок подошвы… Девушки сказали мне, когда к ним приезжает коваль.

К моему удивлению, ковалем оказалась хрупкая, маленькая женщина, Катя Иванова. Я с ужасом смотрела, как Катя орудует щипцами, ножом. Я ужасно боялась, что она что-то отрежет по живому. Катя обнаружила в одном из копыт давно вросший гвоздь. Копыта у Зары росли ластами внутрь. Будем потихоньку выправлять, сказала Катя. Постепенно я начинала понимать, что ввязалась я в какую-то аферу… и что я – совсем одна, никто мне помочь разобраться со всем этим не может. Хозяева конюшни, в которой я стояла, появлялись крайне редко по вечерам, больше я никого не знала. Соседки-девушки относились ко мне настороженно и держали дистанцию. И я не знала, как к ним подойти… впрочем, я не знала даже, о чем я могу их спросить. Я просто не знала предмета – во что, я собственно, вляпалась. И, когда появился повод, показавшийся мне уважительным – я пошла к ним с вопросом.

Повод был. В нашей конюшне – несколько дней назад кончились опилки. Конюх куда-то пропал. Хозяева тоже. Сено тоже кончилось и лошади съедали за ночь верхние доски денника – а это были сороковки. Мой сын приезжал иногда со мной и чинил денник Зары… Крыша протекала. Лошади дрались, ломая стены денников – из-за любой еды. Ксюша швырялась на Зару. На Заре было несколько укусов. Я даже не понимала, кто и как кормит мою лошадь. Все не так. Но, была одна мелочь, совершенно конкретная. Я лечила дырку от гвоздя в копыте, а опилок не было. Мокрый и скользкий, грязный, вонючий пол. Я убирала навоз с мочой, но это не спасало положения. И я пошла к соседям – просить опилок. Я хотела их купить. Маша сказала мне, чтобы я брала опилки даром. Потом, когда будет моя очередь, я просто куплю на всех машину опилок. Я посмотрела, как девушки, воркуя со своими конями, кормят их ужином… Наших никто кормить не собирался. Иногда это вообще делала я… Я попросила у Маши пару мешков, чтобы притащить опилки в денник Зары. Как многого я не знала… Я думала, что пару мешков опилок – хватит на сутки. И так и таскала по паре мешков – каждый вечер. Так чисто и сухо, как у соседних коней, у меня не получалось…

У соседей появилась новая лошадь. Чистокровка Заверная. Вета… Во мне зрела мысль, что надо проситься к ним. Я была в тупике. И я пошла к Маше… Маша сказала, что с 1 ноября от них уезжает Голди и освободится денник. Надо подождать. Именно до 1 ноября у меня и был «оплачен» постой в первой конюшне…К моему удивлению, еще до 1 ноября у соседей появилась еще одна лошадь. Рыжий буденовец Липтон. Если честно, я впала в отчаяние… я решила, что мне места там уже нет… Меня там явно не ждали. А я вообще не знала, есть ли в городе Петербурге еще какие-нибудь конюшни! И где они есть? Мне представлялось, что все конюшни – это вот такие вот частные сарайчики, которые фиг найдешь среди этих озерковских домиков… А если и есть какие-то крупные комплексы – то это только для крутых спортивных лошадей. И меня с моей клячей туда просто никто не возьмет… Иногда вечером я сидела в углу зариного денника и просто утирала сопли. Я не знала, что делать дальше… И все-таки в конце октября я осмелилась спросить у Маши, в силе ли наша договоренность про переезд к ним. К моей радости Маша ответила положительно.

1 ноября я приехала пораньше. Я пришла к Маше. Маша показала мне денник, в котором будет стоять моя лошадь. Денник был в сарайчике с одной кирпичной стеной. Входить в него надо было через денник огромного, круглого, одноглазого мерина Бостона. Крыша над денником под углом опускалась вниз, но он был довольно большой. Ноги утопали в свежих, пахнущих сосной, опилках. Ирина, хозяйка Бостона, сказала, что будет рада нас здесь видеть…

Я взяла Зару на чембур и провела 30 метров – до новой конюшни. Ирина подвинула Бостона, чтобы мы могли пройти. Зара тут же жадно набросилась на сено… По сравнению с Машиными конями, Бостоном, - Зара была ужасно худой. Когда она ела, она лупила задними ногами по стенам, отбиваясь от Ксюши. Ксюша осталась в той конюшне. Но, привычка отбиваться от Ксюши во время еды, осталась у Зары на всю жизнь…

Так началась наша новая жизнь.
 
Так началась наша новая жизнь.

Вечером пришла Маша, осмотрела Зару. Сказала, что будет ее откармливать – очень худая. Сказала, что надо лечить ей холку – там была засохшая рана. Я не лечила – не знала, как. Мазала какой-то человечьей мазью, как думала сама… Маша взялась за мою лошадь. И мне стало как-то сразу спокойно и уверенно. Они знали, что и как надо делать с этой лошадью… Ирина, хозяйка Бостона, по вечерам была всегда рядом, помогала и учила всему. Маша в мое отсутствие делала Заре какие-то процедуры. Оказалось, что хозяйка рыжего Липтона – ветврач, Татьяна Гуляева, и она тоже всегда рядом…

«Я смотрела на вас месяц, - сказала Маша, - вы каждый день приезжали. Поэтому я вас и взяла к себе. Вы не бросите лошадь. Иначе бы – не взяла».

Меня учили. Объясняли мало. Потом я поняла – девушки просто не знают, что мне можно объяснить. Им вообще сложно понять, что я – не знаю совсем ничего. Им проще что-то сделать с этой клячей самим, чем втолковать мне – как и зачем. Я училась. Постепенно я научилась задавать вопросы. Периодически народ шутил, как над любым новичком. Беззлобно шутили, не обидно. Например, Маша учила меня мазать копыта мазилкой. Она с серьезным видом объяснила мне, что копыта надо мыть губкой, потом насухо вытирать махровым полотенцем, не давать ставить на землю, сразу промазать мазью. И подошву тоже. Примерно через полгода она поинтересовалась, зачем я мажу подошву. Так ты же сказала! Я?!!! Да что вы, Таня! – смеется. Это, конечно, не ведро шенкелей…

В конюшне было хорошо. Тепло и уютно. Чаепития по вечерам. Кроме хозяев лошадей – очень милые девчонки – арендаторы Машиных коней и прокат. Меня научили гонять Зару на корде – у меня не было седла. Зара на корде сначала меня таскала…. Маша принесла мне седло в сборе, подходящее к Зариной тощей спине с высокой холкой. Маша залечила Заре холку. Здесь как-то иначе относились к лошадям. Их любили. Здесь, в конюшне, все было для них. Они, лошади – были здесь главным в жизни. На те несколько часов, что ты здесь проводишь. Я впитывала их советы, наблюдала, запоминала. Уточняла то, что мне было не понятно. Я притащила из дома старые одеяла – для попон, смотрела, как они приспосабливают эластичные бинты, чтобы эти одеяла привязать. Я не знала, что в городе есть специальные лошадиные магазины. Я была только в одном – Петерхорсе на Челиева, где купила чембур, недоуздок, щетки и копытник. Там было еще много чего, но мне все тогда было непонятно… Выбраться туда, на Челиева, я никак не могла, зато научилась от девушек сделать «все из ничего» - использовать любые подручные материалы. Как-то получалось, что если я не справлялась с лошадь, или по недоумию создавала ситуацию, опасную для меня или лошади – рядом сразу возникали Маша или Ирина, и эту ситуацию разруливали. Они, которые годились мне в дочки, ненавязчиво меня опекали. Потому что они были опытными, а я была совсем беспомощной в этом новом лошадином мире. Эта конюшня стала для меня маленькой семьей. Я туда вросла. Зара постепенно округлялась, шерсть ее становилась шелковой и блестящей, она стала оживленной и веселой. Но, до круглого, наглого Бостона ей было еще далеко… Меня стали брать на верховые прогулки в парк, показали мне дорожки и тропы. Я плохо помню мелкие подробности. Но, хорошо помню свои ощущения. Чисто эмоционально – мне было спокойно, я постоянно ощущала поддержку опытных и внимательных людей, а видела, как меняется моя лошадь. Я училась быть коневладельцем.

И все бы было хорошо…. Если бы не соседи. Началась зима. Сознание того, что в соседнем сарае мерзнут голодные лошади – угнетало. Наши девчонки со мной об этом не говорили…. Но, я видела, как они мрачно замыкаются, видя по выходным, как хозяева той конюшни выводят худых лошадей на работу под прокат… Матисс стал тощим и тусклым. От его солнечной жизнерадостности не осталось и следа. Он шатался и почти падал, когда на него садились верхом даже совсем небольшие всадники. В углах его губ постоянно были кровавые корки от трензеля. Ксюша выглядела ужасно. Похудела и поросла клочковатой шерсткой Ляля. Меня грызла совесть… выкупать надо было не Зару, а Ксюшу с Лялей. Я помнила, какая у Ксю ужасная холка… Холка тощей лошадки представляла собой глубокую, гноящуюся рану. Меня еще в бытность в той конюшне приводил в ужас вальтрап Ксюши, который никогда не стирался. Вальтрап был сделан из старого ватника, на месте холки – он был заскорузлой, твердой коркой из засохшего гноя и крови. Холку хозяева конюшни ей не лечили, говорили – бесполезно. Иногда заливали чеми-спреем. На работу ее выводили в том же жутком вальтрапе. Прокатчики садились верхом на несчастную лошадь и ехали в парк или поля… Седло упиралось передней лукой в холку. Может быть, прокатчики об этом не знали…

Это - болело внутри. Об этом - нельзя было не думать...
 
Я все-таки написала про Ксю.
Я сразу хочу сказать, что в рассказе – много неточностей и вымысла. Потому что я два года назад многого не понимала, многого не знала. Потому пробелы в этой истории сейчас я заполняла, придумывая логическую цепочку событий. И я прошу прощения у тех, кто когда-то был близок к этим событиям. И за свои вымыслы. И за то, что написала это, причинила боль воспоминаниями…
Почему-то я испытываю чувство вины перед этой лошадкой. И – она заслуживает, чтобы – знали, и чтобы – помнили. И я прошу – не обсуждать этот рассказ. Просто прочитать. И вспомнить. Или – помянуть?


История лошади. Ксюша.

Памяти Урсулы,
лошади, рожденной быть счастливой…

Жила-была лошадь.

Муха выползла из пустой глазницы, замерла на белой кости, пригретая солнышком, потерла-помыла лапки. Глазами многократно отразила сочную траву, проросшую в трещины черепа. И пожужжала к поселку. Туда, где раньше на земле часто лежали арбузные корки. Там еще пахло конюшней…

Лошадка была изящной и стройной. Конечно, она была гнедой. Ее тело было темно-медным, отсвечивало темным, сочным золотом. Белая проточина освежала живую, выразительную мордочку. Черная челка игриво свешивалась на бок. Черные ножки были длинны и стройны. Широко распахнутые, наивные и доверчивые глаза радовались всему огромному и доброму миру. Она была гибкой, живой и азартной. Вечный жеребенок. У нее была душа. И эта душа была распахнута настежь миру, она любила каждого его обитателя. Она не помнила зла и обид. Лошадку звали Урсула. Имя юной средневековой леди очень ей шло. Но, люди называли ее – Ксюша. Нежно и по домашнему.

Жизнь – сложная штука…
Лошади не могут выбирать – какую жизнь и с кем им прожить. Лошади должны довольствоваться той жизнью, которую им предлагают люди. Люди предложили Ксюше много проблем…
Много лет назад ее, как десятки других лошадей, забыли в закрытой конюшне. Лошади сначала ждали, когда за ними придут, когда принесут корм и воду. Они грызли деревянные стены, они умирали. Однажды дверь конюшни открыли и вывели тех, кто остался. И тогда лошади «пошли по рукам», их продавали без документов, они работали в городе, попадали в Клубы и возили прокат. Кому-то везло. Кого-то покупал Хозяин.

Ксюша – лошадь, рожденная быть счастливой. Ксюша – лошадь, которой повезло.

Девочки учились в институте. Жизнь – сложная штука… Судьба, дав одно, может отобрать другое. Это – несправедливо. Это – объективная реальность. Одна – здоровый, умный ребенок, бесконечно любящий лошадей, с малолетства пропадавший на конюшне… Вторая… Судьба ограничила ее способность передвигаться. Искорежила ее ноги. Но. Ее отец был Банкиром. Даже деньги не могут дать то, в чем обделила судьба… Подруги были разными. Во всем. И – это не мешало им дружить, полноценно и верно. Не мешал разный социальный статус, недостаток материальной обеспеченности одной и физический недостаток другой. Они дополняли друг друга. И Банкир не мог этого не оценить. Его дочь в обществе подруги – забывала о своей беде, та щедро делилась с калекой своим здоровьем и видением мира. Однажды они поехали смотреть лошадей… Больная девочка смотрела, как подруга, сильная и счастливая, скачет на лошади по манежу, большой зверь послушно выполняет ее команды… Зазвучали слова «иппотерапия», «полезно», «своя лошадь»…

Ксюша – лошадь, которой повезло. Это она стала «своей лошадью». И ее Хозяином стал Банкир. Будущее лошадки было обеспечено.

Конюшню выбирать не пришлось. Потому что одна из «хозяек» конюшИла в Озерках. И – подрабатывала, и – поближе к лошадкам. Туда и поставили Ксю. Началась счастливая лошадиная жизнь. Когда вдоволь еды, и рядом – самый человеческий друг, всегда, каждый день. С ним – так вкусно пастись на полянах парка, с ним – так вольно летать в полях. Ксю, как собачка, без привязи гуляла с человечком в парке, у них были свои игры. Да, конечно, и работать приходилось. Но, с человечком работа была – в удовольствие. Молодая кобыла быстро набрала вес, накачалась, обрела формы здоровой, активной лошади. Выход на маршруты конкура для нее был – просто увлекательной игрой. Был в ней техничный, веселый кураж. А еще была работа – возить и лечить вторую девочку. Банкир привозил ее по выходным. Она выходила из дорогих машин, всегда – разных, в дорогих белых бриджах, черном рединготе, жокейке, белых перчатках. Ей помогали сесть на чистую, лоснящуюся лошадку. И Ксю аккуратно, ответственно несла свою ношу в манеж. Ксю училась выполнять команды девочки. И девочка выпрямлялась на ее спине, ее ноги теряли кривизну, и красиво прижимались к золотистым бокам лошади. Ее движения становились плавными и совмещались с движениями лошади. Да, ни одно другое животное не может дать человеку столько для ощущения собственной полноценности… Обе девочки очень любили свою лошадку. Одна – за ощущение движения, полета, покорения большого зверя, которое Ксю дарила. Вторая… Для второй Ксю стала ребенком.

Есть категория богатых людей, которые не были бы богаты, если бы не находили оптимальный вариант для вложения собственных денег. Ксюше повезло. Ее хозяином стал очень богатый человек. Ксюше не повезло. Очень богатый человек очень хорошо умел экономить. Хозяева конюшни предложили ему весьма выгодный вариант. Постой за прокат. Хозяева конюшни вскользь рассказали ему, как сложно самому содержать лошадь.
И уверили его, что они с этой задачей справятся прекрасно, и его девочка будет в абсолютной безопасности, потому что лошадь будет достаточно работать и хорошо питаться, и они будут заниматься с ней индивидуально. Они – профессионалы.

Как кончается дружба? Не знаю. Я – старая и мудрая. Я – могу это придумать. И это – может быть правдой. Может быть – нет. Девочка пыталась объяснить банкиру и его дочери, что прокат – плохо для лошади. Банкира достало постоянное и настойчивое присутствие девочки рядом с его имуществом и приставания с разговорами о судьбе лошади. В его жизни и так много проблем. Еще этой – не хватало. Слишком резкий контраст между его больным ребенком и возмутительным здоровьем подруги. Лошадь почитала за Хозяина совсем даже не хозяина, а эту выскочку-пигалицу. Что, кстати, раздражало и дочку Банкира… К тому же, девочка перестала безраздельно принадлежать больной подруге, лошадь была ей гораздо дороже. К чему приводит ревность? Ну, без лукавого не обошлось. Хозяева конюшни неоднократно рассказывали, что девочка лошадь балует и настраивает против «пришельцев», что это может плохо кончиться для больного ребенка… Оставить лошадь хозяевам конюшни под прокат, привозить дочку в воскресенье кататься. И – никаких проблем. И девочке пришлось уйти… как кончается дружба? И как вчерашние друзья становятся врагами… Вечная тайна жизни.

Кобыла скучала. Она слышала голос девочки с соседней конюшни, куда та перешла работать. Она гукала и звала. Очередное предательство человека? Как объяснить лошади, что ты ее не предал? Что ты – не виноват. Ты – не можешь иначе… И от тебя – ничего не зависит…

Ксюша – лошадь, которая умела прощать. Добрый, наивный и доверчивый свет ее глаз не потух. Она по прежнему встречала каждого человека с ожиданием добра. Ксюшу покрыли и она родила очаровательную, рыжую девочку. Мне рассказывали, что ожеребилась Ксю ночью. Хозяин конюшни услышал грохот, прибежал в конюшню, и увидел, что Жеребец сломал двери денников, и кроет Ксюшу… А дверь упала на жеребенка… И он жеребуську спас. Как бы то ни было, Ляля росла. Она стояла вместе с мамой в деннике. Они ели из одной миски. Она ходила вместе с мамой на работу. Пока мама работала в манеже, Ляля резвилась и бегала. Самый прикол было – разогнаться и пролететь перед носом какого-нибудь жеребца, возомнившего себя королем манежа. Ляля росла. Ее рыжая шерстка впитывала щедрый свет и тепло летнего солнышка. Весь мир принадлежал ей. Весь свет, все тепло, все травы и ветры этого огромного мира… Только, мама- Ксюша, почему-то, становилась все грустнее… Мама-Ксюша болела…

Дело в том, что у кобылы Ксюши была очень нежная холка. Это место стиралось даже просто попоной, вальтрапом, не то, что седлом с низкой лукой, да еще и при неправильной седловке. Когда Ксюшей постоянно занималась девочка, она много ездила без седла, для Ксюши был «строевик», то есть ее холку берегли всячески. Если образовывалась малейшая потертость – тут же залечивали и не седлали, пока она не проходила. Теперь же, когда девочки рядом не было, и Ксюша работала в «повальном прокате», никто не заботился о нужном ей седле. Хозяева конюшни могли одеть на кобылу то седло, которое просто было свободно. Ксю была единственной лошадью в конюшне с такой высокой холкой, потому все седла, которые имелись, ей не подходили. И жесткая передняя лука всегда лежала на холке. Для Ксю просто завели индивидуальный вальтрап, сшитый из ватного одеяла. Вальтрап крайне редко стирали… На вальтрапе образовалась корка из крови и гноя. И эту корку просто укладывали на рану на холке. И прижимали низкой лукой седла. Холка была сбита «в мясо»… Иногда холку заливали «чеми-спреем», и под образовавшейся коркой она начинала гнить… И мухи…

Про Ксюшу говорили: «у нее – изумительно ровная рысь и галоп!». И никто из клиентов проката не понимал, что это – из-за постоянной боли в холке. Просто, кобылка бежала только ногами. По выходным лошади работали по 8-9 смен в день. А еще…

Ляля-то паслась, пока мама работала. А вот в конюшне сена не было. Сена не было уже давно. И лошади грызли доски денников. За это – попадало. Хорошо, если не по сбитой холке… Ляля росла. Сильной и здоровой. Пайку овса или ячменя хозяева насыпали в одну большую миску, на двух лошадей. То ли Ляля была сильнее матери, то ли материнский инстинкт был сильнее Ксюши, - но Ксю ела только после того, как дочка насытится. Иногда подросшая кобыла, репетируя борьбу за превосходство, еще и отгоняла Ксю от миски, даже наевшись. Голодная, похудевшая кобыла ломилась в соседний денник. Там стояла старая кобыла, которая безоговорочно признала старшинство матери с жеребенком. Миска старой лошади стояла рядом со стеной между их денниками. Ксюша могла высадить верхние доски, чтобы была возможность перегнуть голову и достать еду. Правда, надо было еще отогнать старушку от миски… Пара укусов в шею, - и старушка, крысясь и козля в противоположную стену, отступала… Иногда появлялось немного сена. Но, за него тоже надо было бороться. И оно быстро кончалось.

По воскресеньям приезжал Хозяин с дочкой. Ксюшу седлали, девочку сажали на нее и хозяйка конюшни шла с ними в манеж. Худая, голодная, уже наработавшаяся Ксюша вела себя более чем спокойно. У лошади просто не было сил на игры и беготню. Хозяин был более чем доволен. Его дочь на спокойной лошади была в абсолютной безопасности! «Вот видите, какой спокойной мы сделали вашу лошадь»,- говорили хозяева конюшни… Хозяин уезжал удовлетворенный, увозил с собой девочку в дорогом костюме для верховой езды… А Ксюша – шла дальше работать, покорно исполняя все, что хотели люди. Она знала многое… Она знала выездку, она прыгала, а могли быть – и прогулки в поля, где людям нужна была скорость, скорость, бег и ветер в лицо… На работе, правда, тоже попадало. Потому что кобыла все время пыталась ухватить листик или траву, когда они появлялись в поле зрения… Пастись-то ее не водили.

Люди гадали: покрытая после родов Ксюша – жеребая ли она? Процедура проверки данного факта была неприятна. Люди зашуршали: жеребая опять… Этого было не видно. Потому что кобыла худела все сильнее. Наступила осень. Пошли дожди. К отсутствию кормов прибавилось отсутствие опилок… Ляля по прежнему стояла с ней в одном деннике. Она выросла, и кобылам было тесно вдвоем. И очень скользко в чаче на полу денника, который не убирался неделями… К Ксюше стала приходить постоянно девушка, которая по вечерам ходила с ней гулять, ездила на ней без седла. Хозяин приходить перестал. Из конюшни увели старую кобылу-соседку и жеребца, который покрыл Ксю, когда она ожеребилась… Потом люди вообще стали приходить в конюшню редко….

Однажды вокруг конюшни забегали зашумели, хозяева конюшни застучали молотками, выправляя стены денников, позатыкали щели на улицу (стало сразу теплее по ночам, уже были заморозки). В конюшню привели рыжую кобылку. Кобылка была молодая, лет 4-5, бестолковая и смешная. Она по жеребячьи игралась с людьми. У нее была Хозяйка. Хозяйка была такая же бестолковая и смешная. Кобылку звали Лира. Хозяева конюшни по выходным и в будни, когда приходили клиенты проката, седлали Лиру и Ксюшу, и кобылы отрабатывали смены. У веселой Лиры был прикол: она могла валяться под всадником, за что ей попадало. Поскольку Хозяйка кобылки была бестолковая и смешная, она ничему не научила лошадь. Потому смены на Лире были такими же бестолковыми и смешными… Но, Лира очень скоро перестала играть, потому что оголодала, схуднула, и стала, как все лошади этой конюшни, равнодушной и отупевшей. И никто не заметил, как «валяние» под всадником перешло в падение от голода… Под тем же всадником… И потом, через пару месяцев, когда Хозяева конюшни выгнали Лиру и ее Хозяйку жить в соседний сарай, Лира очень быстро умерла. От голода. Она просто легла в деннике, и посторонние люди обнаружили, что она лежит уже больше 4 часов, начали ее поднимать, и не смогли…Не успели. Бестолковая хозяйка Лиры не приехала даже к ее телу… Но, это – уже совсем другая история…

Однажды снова вокруг конюшни засуетились, зашумели, снова починили стены денников, и привели красавца. Жеребец был маленький, серый в яблоках, похожий на маленького фриза. Маленький жеребец начал «строить» обитателей конюшни. У него тоже был Хозяин. Периодически начало звучать: «почему вы не кормите моего коня!». Жеребец начал худеть. Он был агрессивен. Он швырялся на людей. Почти сразу же за жеребцом в конюшню встали 2 тяжа. Мерин и кобыла. Сразу появилась еда: много сена и овса. Еду давали тяжам и «хозяйским» коням – молодому мерину и теку. «Хозяйские» - не работали в прокате. Но, за время голодовки они очень похудели и поскучнели. К тяжам приходили две Хозяйки, каждый день их выводили работать. Тяжи были круглые, сильные. Конюх, который и так работал периодически, получил травму – серый в яблоках жеребец сломал конюху руку… Конюх перестала приходить совсем… Поскольку тяжи привыкли к регулярному питанию, а без конюха кормить стали реже и нерегулярно, сильные и активные животные начали разбирать конюшню, ломать денники, драться с обитателями. Хозяева конюшни начали ругаться с хозяевами тяжей… И все кончилось тем, что хозяйки тяжей забрали своих коней и уехали, забрав свои корма. И прихватив серого жеребца. Впрочем, это уже совсем другая история…

Хозяйских лошадей куда-то увели. В конюшне остались Ксюша и ее дочь…

А наша история… Как Ксюша повредила ногу – для всех загадка. Однажды хозяйка конюшни пришла к соседям и попросила посмотреть Ксюшу. Сказав, что лошадь упала в деннике. У соседей была ветврач, которая пошла смотреть Ксю… Она вернулась в ужасе. Она сказала, что нога очень сильно отекла, что это – возможно перелом, что в деннике чача, что кормов нет… Что холка Ксюши – в ужасном состоянии, пошли свищи на плечи и спину. Однажды я видела, как Ксю выскочила из конюшни, поскользнулась на гололеде и долго барахталась, пытаясь встать с больной ногой… Говорят, что кобыла еще не раз падала в деннике на скользком полу. Через неделю ветврач опять пошла посмотреть Ксюшину ногу, пришла возмущенной и сказала, что хозяева конюшни ничего не делают из того, что она назначила для лечения лошади. После этого хозяева конюшни больше не звали ветврача. И никого не пускали в конюшню. Конюшня всегда была закрыта на замок, а во дворе бегал злой сторожевой пес. Люди из соседних конюшен предлагали выкупить несчастную лошадку и жеребенка, за любые деньги. Отказали всем. О болезни лошади сообщили девочке. Той девочке, которая так любила и берегла Ксю в начале пути частной лошади. Все считали, что лошадке жить не долго осталось, девочка приехала попрощаться с кобылой. Чтобы она попала в конюшню, проследили за тем, где хозяева конюшни прячут ключ, ночью открыли конюшню, и прошли туда… Я не знаю, о чем говорила девочка с кобылой, она вышла оттуда в слезах. И позвонила Банкиру, с просьбой за любые деньги продать ей лошадь и жеребенка. Банкир ответил, что его лошадь в полном порядке, заявил, что не будет разговаривать на эти темы, чтобы перестали звонить и беспокоить его и дочь, и отказал в продаже. Ему звонили не раз, разные люди. Он наотрез отказался продавать лошадей… Он ни разу не приехал посмотреть на лошадь. Он разговаривал по телефону с хозяевами конюшни.

Иногда на снегу перед дверью в конюшню несколько дней вообще не было следов. Значит, в конюшню никто не ходил. И не кормили лошадей? В конюшне было тихо. Моя лошадь Зара жила в соседней конюшне. Зара – та самая старая кобыла, которая стояла в соседнем с Ксю деннике, откуда я ее забрала. Я приезжала по вечерам. После увода тяжей я месяц не видела ни Ксюши, ни Ляли. И не видела следов лошадей. Значит, если они были живы, их не выводили? Или – они отмучились…

В конце января, через месяц после получения Ксюшей травмы, я вечером чистила Зару на улице, перед прогулкой. Вдруг Зара встрепенулась, подняла уши, загукала. Я выпрямилась от ее ноги, посмотрела в ту сторону, куда гукала кобыла… Я увидела. По дорожке к парку, пошатываясь, шла лошадь. Лошадь гукнула в ответ Заре. Это была Ксю… Грязно-коричневого цвета, поросшая клочковатой шерстью, безумно худая, с пролежнями на боках. Я не думала, что живое существо может исхудать до того, что грудная клетка сужается до плоского состояния. Скелет, обтянутый кожей. Силуэт лошади, вырезанный из картонной коробки… Живот присох к хребту (она же была жеребая, значит – скинула?) Задняя нога опухла от бедра до копыта. Странно, но при этом лошадь не сильно хромала. На холке – черное пятно засохшего мяса. И глаза. Те самые широко распахнутые, доверчивые глаза, ждущие добра от всего мира…

Я потеряла способность двигаться и говорить. И я не сказала «здравствуй» хозяйке конюшни, которая вела Ксю на ошейнике. За моей спиной замерла хозяйка мерина, стоявшего в соседнем с Зарой деннике. И мы ничего не смогли сказать друг другу. Через 20 минут Ксюшу увели обратно в конюшню…

Позже – хозяева конюшни сообщили «окружающей конной общественности», что Ксюшу выкупил добрый дяденька, который когда-то ездил на ней и сильно лошадку любил, узнал, что она продается, нашел и увез в деревню.

Позже – «окружающая конная общественность» обнаружила весной в куче мусора неподалеку два лошадиный черепа. Один – побольше. Один – поменьше.

Ксюше было 12-13 лет.

Осталась надежда. Что Лялю все-таки успели продать… И второй череп – кобылки Лиры.
Но Лира - это совсем другая история...


Девушка, которая приходила к Ксюше осенью, ухаживала за ней и выгуливала - была Маша Snum. Она арендовала Ксюшу, пытаясь ей помочь и ее подлечить. Потом она узнала, что арендованная ею лошадь все равно ходит в прокат. Потом ей в аренде отказали.
 
Это – болело внутри. Об этом нельзя было не думать…

К этой чисто эмоциональной неприятности стали подмешиваться неприятности практические. От соседей. У нас стали воровать корма и сено. Периодически соседи просили у Маши корма и сено в долг. Типа – в долг. Потому что ни денег, ни кормов они не отдавали. Но, Маша давала – было жалко лошадей. Но, этого, видимо было недостаточно, и у нас стали исчезать кипы сена и овес. Некоторое время маша молчала – понятно же, что для коней… а их жалко… Потом все-таки поговорила с соседями на эту тему. У соседей случились круглые глаза и полное непонимание. Мыыыы?!!!!! Соседи были возмущены.

Ирина увела Бостона в другую конюшню. Кобыла Вета ушла куда-то, кажется, на Удельную – ее арендовали. У Зары появилась новая соседка. Кобылку звали Лира. Была она забавная: маленькая, рыжая, нахально-веселая и какая-то бестолковая. Я бы сказала – не воспитанная. Лира пришла к нам из конюшни в Сосновке. Хоть я и стояла у наших соседей, и было там все хреново… но я никогда не видела, чтобы лошадь ела опилки свежие! Ты ей даешь овес, а она, как будто не знает, что это – еда. Она ест опилки. И еще я никогда не видела такую лохматую лошадь. Лира была очень худенькая, но поросла такой длинной шерстью, что была похожа на медвежонка. Холода только начались, наши лошади только начали обрастать мягкой и густой короткой шерсткой. На мой вопрос мне сказали, что это – шерсть прошлогодняя, скорее всего, просто лошадь не перелиняла за лето. Так бывает, потому что на линьку у лошади тоже должны быть силы. Голодные и больные лошади сами перелинять не могут. Такая длинная шерсть вырастает, если лошадь зимой постоянно находится в холоде. Хозяйка у Лиры была какая-то бестолковая девчонка. Появлялась она редко. Как я поняла из разговоров, лошадь она поставила под то, что будет работать конюхом в конюшне. Но, конюшила по прежнему сама Маша и помогающие девочки. Хозяйка Лиры то болела, то училась, то… Потом я услышала, что Лиру она поставила под прокат. Но, у Лиры еще не было силенок на прокат, Маша ее только начала откармливать и приводить в порядок (Маша – такой лошадиный реаниматор, блин!). Лире, которая уже распробовала овес, надо было работать. Она же молодая и веселая. И эта нагрузка тоже упала на Машу и помогающих девочек-школьниц. Лира восстанавливалась от хорошей кормежки быстро. Лира была веселой и очень активной молодой лошадкой… Лира была.

Хозяйка забрала Лиру и поставила ее к соседям – под прокат.
У соседей стали налаживаться дела. К ним на постой встали девушки с двумя тяжами, парень с серым роскошным коньком. Девушки закупили сена и овса. У них были очень веселые, толстые тяжи – мерин и кобыла. Если тяжей не кормили во время, они разбирали конюшню и шли драться с хозяйским Васей… Хозяйские кони тоже стали лучше выглядеть.

Но тяжи – это совсем другая история…
А вот Серый…
 
История лошади. Серый.

Когда я его увидела впервые….

На белой, снежной дорожке, перед соседней конюшней стояло чудо. Чудо держал за повод забавный мальчик, тощий и длинный, в очках, очень похожий на Гарри Поттера. Чудо было… Ну, представьте себе маленького фриза. Ростом – не более 140 в холке. Удивительно пропорциональный, кругленький, игривый коник. А теперь – представьте себе, что этот фриз – яркий, темно-серго цвета, с ровно разбросанными по всему телу белыми яблоками. И у него – белая волнистая грива, которая закрывает всю шею. Густущая челка, из-под которой выглядывает озорной глаз. Волнистый белый хвост такой длинный, что закрывая всю яблочную попу, стелется по земле. А на ногах – густые, белые, пушистые щетки… И, вся эта мохнатая, роскошная игрушка - жеребец!

Я не знаю его настоящего имени. Все называли его – Серый.

Ох, - простонала хозяйка нашей конюшни, - сложный конечек… И грустно ушла с дорожки на нашу территорию… Серого увели в соседнюю конюшню. Ту самую, откуда я забрала голодающую Зару, где остались Ксюша и с дочей Лялей… Ту самую… Там – набирали постойных лошадей. Ну, может хоть на этом они чуток поднимуться. И начнут кормить лошадей нормально…

Несколько раз я видела, как мальчик с внешностью Гарри Поттера выезжал на Сером в парк. Было довольно забавно: долговязый, тонкий мальчик, на кругленьком, маленьком конике. Коник был шаловлив и активен, подбрыкивал, подигрывал… Видела я их по выходным, днем. Вечером – нет, что и не удивительно – мальчик всего лишь учился в школе. А я приезжала поздно, в темноте, и занималась своей лошадью… И почти не участвовала в разговорах соконюшенников. Потому однажды, услышав о травме в соседней конюшне, задала вопрос: а что случилось. И мне сказали, что Серый травмировал конюха – сильно прикусил плечо. Сложный конечек, - сказали мне… Через месяц оказалось, что девушке конюху совсем не повезло – только вышла на работу после первой травмы, и тут Серый уложил окончательно – перелом руки в кисти. Коник зубами сложил ей руку и сломал. Я вообще изумилась: я знала эту девушку, и в неумении обращаться с лошадьми ее никак не заподозришь! Опыт у нее колоссальный! И – такие плюшки от игрушечного конька… А где же мальчик?

Подробности жизни Серого я узнала, когда ко мне пришли за консультацией: что делать – коня украли! Оказалось, что постойщики – два тяжа и две их хозяйки, ушли из конюшни по окончании срока постоя, и прихватили с собой Серого! Ко мне привели Поттера. И вот что я узнала.

Серый был цыганским конем. Оставили жеребцом – уж очень был хорош! А характерец был – самый что ни на есть цыганский. Коник был агрессивен, худо-бедно заезжен, но в общении – опасен. Как получилось, что его продали ребенку… Поттеру должно было исполниться 16 лет и мама сделала ему подарок – 400 долларов, чтобы он купил себе лошадку. Поттер хотел эту лошадку. Его тренер – девушка, которая занималась с ним пару лет, поехала посмотреть с мальчиком конька – он никого не мог оставить равнодушным! И, хоть тренер и была против того, чтобы ребенку достался конь с таким характером… Но, сказать «нет» просто не смогла. Как он был хорош! Цыган Вася поставил крестик на месте подписи в расписке в получении денег… И Серый обрел нового хозяина. В той конюшне, где работала тренер, не было мест. И пока нашли Серому временный дом. В конюшне уже были: молодой, крупный балованный хозяйский мерин, больная кобыла Ксюша с жеребенком, жеребец тек… Теперь там жил и Серый. А через пару недель туда встали здоровые и активные тяжи – мерин и кобыла. Конюшня была обычным сараем, разделенным на денники стенами в один ряд досок. Кормили плохо… Хозяйские были очень худы. Тяжи привыкли есть в определенное время. А это время не соблюдалось. Тяжи ломали денники, шли драться с соседями и искать еду… Серый пытался выяснять отношения с теком… Пока мог. Потому что, когда он похудел и был поставлен в прокат (ох, и веселый это был прокат!) ему было не очень до разборок. Но, человека он не прощал. Он стоял с мордой в проход, дружелюбно тыкаясь носом. А, когда человек расслаблялся и размякал – Серый хватал его зубами, тряс, как собака, пытался заправить под копыта и затоптать… За это били. Но, людей он калечил конкретно и умышленно.
Мальчик Поттер – пропал. Сначала болел. Потом – не знаю, что потом. Он просрочил оплату постоя? Перешло ли право собственности на Серого к хозяевам конюшни по договору? Видимо – нет. Однако, когда Хозяйки тяжей ушли, забрав Серого с амуницией, хозяева конюшни сами написали в милицию заявление. Что у НИХ украли коня. А хозяйки тяжей говорили, что хозяева конюшни им его продали, подписав договор. Потому что хозяева конюшни должны были им денег за корма. А Поттер хотел коня вернуть…

И пошел Поттер к следователю, доказывать, что конь на самом деле его. И привел цыгана Васю, который подтвердил, что это он ставил крестик на расписке. И долго ломал голову следователь – кому же принадлежит лошадь, и какими документами определяется право собственности на коня. А пока следователь ломал свою умную голову… Поттер и его друзья искали Серого.

Говорят – нет украденной лошади, которую нельзя найти. Люди, которые давно в городе держат лошадей, которые занимаются их продажей, в течение месяца выяснили, где спрятались хозяйки тяжей со своими конями… Только, оказалось, что Серого они уже продали. Все окрест голосили, что конь совершенно невменяемый, швыряется на людей. И его просто отдали в счет долга за постой тяжей. А новый владелец его продал. И представители Поттера обратились к новым хозяевам Серого. На конфликт не пошли, а договорились о выкупе. За 200 баксов. В эту цену входила и стоимость неудачной кастрации… Почему неудачной? Потому что конь конкретно мочил людей. Наркоз его не брал. Он качался, но защищался до конца. Его повалили. Он отбивался лежа… Его поранили, но оперировать не смогли. Ну, и лучше относиться к людям он не стал. Обрабатывать деликатное место он тоже не позволил…

Когда я его увидела в последний раз…

Днем мне сказали: Поттер ведет в руках Серого из пригорода… Вечер был тусклым, темно-серым и грязным. Тающий черный снег, подмороженный к ночи. Сырость, проникающая под одежду, моросящий то ли мелкий снег, то ли дождь… В конюшню сунулся бледный, осунувшийся Поттер. Мы выскочили на улицу… Снаружи к забору был привязан чембуром… Грязно-серый, почти черный, обтянутый клокастой шерстью лошадиный скелет. Грива и хвост такого же грязного цвета, свалявшиеся колтунами. Существо качалось от слабости, его поддерживала девочка. Существо жадно ело брошенное перед ним сено… Я впервые увидела лошадь, у которой почти не было копыт. Стерты?...

Так нашли коня. Поттер отказался от него – его забрала девушка-тренер, которая его и выкупила за свои деньги. Она думала, что сможет реанимировать лошадь… Его откормили, но даже чистить его толком не могли. Серый бил на поражение, пускал в ход зубы. Его пытались кастрировать еще раз… Общий наркоз не действовал – вет побоялась вколоть бОльшую дозу – конь мог не выдержать и умереть. Даже лежа, прижатый к земле парой крепких мужиков, Серый бился за свою жизнь. Он настолько не верил людям, и настолько хотел жить, что даже «временная смерть под наркозом», потеря контроля над реальностью, для него были неприемлемы. Серый мог работать под седлом, но на земле к себе не подпускал. Да, и сесть в седло – было практически невозможно… Для этого хотя бы надо было подойти к нему сбоку…

Говорят… Серого купил мужчина, который рассчитывал с ним справиться, найти общий язык. Говорят – он не смог. Говорят – его еще продавали, в том числе и цыганам. Он приобрел свою эффектную, роскошную внешность, и покупателей, которые обманывались игрушечной статью конька было много. Говорят… Куда уходят кони? Которым не нашлось места в мире людей…

Позже, когда мы стояли у Ромы в Парголово, я узнала продолжение истории Серого. Серый ходил по рукам, с ним никто так и не смог справиться. Он был эффектным коньком, продавали его дешево, желающие были. Рома купил его за 200 долларов. Рома считал, что сможет с ним справиться. Опыт работы с такими сложными конями у него был. Рома умел таких ломать... Рома не смог. Он обменял Серого у цыган на кобылу. Когда Серого грузили в коневоз, он отбил по водителю этого коневоза. Умудрился попасть ему в грудь и живот... Кажется, травма была серьезной. Серого увезли. Что было с ним дальше - я не знаю...
 
У меня осталась одна фотография лета 2003 года. На первом плане - жеребенок Ляля. Дочь Ксюши. Ксюша видна на заднем плане... идет по дорожке. Это - было в первый мой приход в конюшню. Первый в жизни...

65f7b3b31ff5.jpg


Фотографий Серого и Лиры у меня не осталось.
 
Ведь читала уже рассказанные Таней у Лиски в дневнике истории Ксюши, Ляли, Серого. Только таких эмоциональных подробностей о Заре не было.
И все равно, сижу на работе, за монитор спряталась (благо он у меня большой) и, как и после первого прочтения, реву. Всхлипывания прикрываю насморком, чтоб не заметили.

В очередной раз возвращаюсь мыслями к тому, как НИМИ, "братьями нашими меньшими", несправедливо обходится жизнь, как хрупко их благополучие, и как они бессильны и беззащитны перед нами, "венцами творения", как не могут ничего изменить, чтобы прекратить свои мучения, только умереть.
 
А мне сейчас вообще нельзя на форум - дикая куча работы. Нет, сижу, перечитываю... Реветь не реву, но около того...
 
Тяжи ушли. Исчез Серый. Увезли корма и сено. И соседи снова стали голодать. И у нас снова стали пропадать корма.

Однажды мне утром позвонила плачущая Маша: у нас вскрыли ночью конюховку. Украли не только закрытые там корма, но и все мазилки, лекарства, кое-что из амуниции, щетки и много чего по мелочи… Я сказала, чтобы она вызывала милицию. Все это уже надоело. Я поехала в конюшню… На дороге меня встретила Маша и девчонки, приехавшие в конюшню. Они сказали, что по следам овса и сена нашли, куда это увезли. Следы вели так же к нашим соседям, но их нет дома, и вряд ли можно что-то доказать – поскольку у нас практически одна территория. А вот дом через квартал, куда четко ведут следы… Туда и приехали милиционеры. В этом доме жила девушка, у которой в сарае тоже стояла своя лошадь… Эту девочку я видела летом. Она мне не нравилась. Она была очень груба со своим конем. Милиционеры вошли в дом, и там обнаружили украденные в нашей конюшне вещи… Их изъяли и вернули Маше. У девочки был умный адвокат. Он объяснил ей, что если она действовала в группе лиц при краже, она получит бОльший срок. Девочка взяла все на себя. Она была беременна. Получила срок условно. Но – она судима. Мы долго мучались вопросом: правильно ли мы поступаем с ней… Нам надоело быть беззубыми и утираться.

Потом начались угрозы от соседей. Соседи требовали, чтобы Маша забрала свое заявление из милиции. Они угрожали, что мы не увидим своих лошадей. И это было реально страшно, потому что территория у нас была одна и ночью наши лошади оставались под присмотром их же родственницы. Нам надо было уходить… Мне опять было страшно. Потому что я не знала – куда? Но, уже представляла себе, что найти место для лошади в городе быстро – очень трудно… была надежда на Машу и Ирину. Ирина вернулась к нам с Бостоном, опять наши лошади стояли рядом, после ухода Лиры.Из разговоров я поняла, что маша нашла место… но, неизвестно, куда поставить Зару. Где это место, мне не говорили. Но, у меня появилась надежда, что меня не бросят с этой проблемой одну. Однажды Маша со своими конями ушла. Был январь. Были морозы. В конюшне остались Зара, Бостон и кобыла Вета, которая вернулась из Удельной. Мы с Ириной остались и за конюхов. Каждый вечер мы с Ирой отбивали денники, выводили лошадей, кормили, ехали за опилками на заводик на Ириной машине (она была больше моей). Как оказалось, все это время Маша, ее арендаторы и прокат, семьями ездили в «новую конюшню», ремонтировать ее, чтобы мы тоже могли туда переставиться. Кормить днем лошадей нам помогали озерковцы. И вот в середине января мне сказали: собирайтесь. Мне было все равно – куда. Потому что с ними – все должно было быть хорошо. Иначе быть не могло. В воскресение я с сыном и его друзьями поехали помогать достроить Зарин денник и провести электрику. Нас приютила Наташа на Выборгском шоссе. В больших денниках кони должны были стоять парами. Для Зары сделали пятиугольный закуток в углу. Там утеплили стены, потому что в помещении внешняя стена была в один слой досок со щелями. Крыша была такая же. И закрыта полиэтиленом. Места для большой Зары было мало. Мы не успели сделать двери и завесили «денник» одеялами. Чтобы ночью лошади грели свои «домики» своим дыханием. На улице было больше 20 градусов мороза. Вечером мы перегнали туда своих лошадей и перевезли вещи…

Чтобы приютить нас, Наташа свою живность изрядно потеснила. Всех перевела в соседнюю конюшню, отдав нам пристройку, что осталась после пожара. Мы жили там до конца мая. И, хоть и было не так комфортно, как хотелось бы, - у меня даже мысли не возникало, что я могу уйти из «нашей конюшни». «Машиной конюшни». «Доброй конюшни». Я была уверена, что Маша – обязательно что-нибудь придумает. И все неприятности это временно. Стабильным было то, что рядом - Маша, Ирина, Таня Гуляева и другие. и это было главным. С ними - всен должно было стать хорошо. Не могло быть иначе. Зара умудрялась даже лежать в деннике, который был, скорее стойлом. Наташе и ее девчонкам – огромное спасибо за то, что они для нас сделали.

Там я научилась лучше ездить верхом. Там я научилась гонять лошадь на свободе в леваде. Там я научилась лошадь лечить. Там я впервые села на голую лошадь.

Пусть дальше будут просто некоторые эпизоды нашей с Зарой конной жизни.
 
Не ревите!
Сейчас начнутся приколы из нашей жизни. Которые вы, правда, тоже уже читали:)
Что-то я увлеклась повествованием. Блин, воспоминания нахлынули! :roll:
 
очень, очень, очень интересные истории жизни лошадей...
Тань, а еще историй - можно?
 
Первые поля.

И тут мне вспомнилась моя первая поездка в ПОЛЯ….

В феврале прошлого года.
Маленькое предисловие.
Я купила Зару в октябре 2003, месяц простояла на конюшне, где ее купила, потом перешла через дорогу – к Маше. Где и осталась. Однако, хозяева соседской конюшни нас сильно доставали. А точнее – воровали у нас корма. И не только корма. Фактически, мы стояли на их территории, и ничего поделать не могли. Это надоело, и когда в очередной раз вскрыли нашу конюшню, Маша написала заявление в милицию. Ребяток привлечь не удалось, зато прихватили их подельницу, которая взяла вину на себя (сейчас девочка уже осуждена). И вот тут-то начались угрозы типа: вы своих коней живыми не увидите… Найти зимой место для постоя 6-ти лошадей – проблема… Но, Маша у нас – гениальна просто. Нашла. Только, это был сарай, практически без крыши и одной стены (на крыше – слой досок и полиэтилен), без денников и пола… Сначала своих троих переставила Маша. А мы, частники, остались в старой конюшне… Вот тогда-то мы с Ириной (boston) и огребли в полной мере забот-хлопот… Каждый вечер после работы мы приезжали, чистили три денника, ездили за опилками, кормили лошадей, выгуливали. Утром приезжала Маша или Настя, хозяйка одной из конюшен в Озерках. Обедом кормила Маша. Одновременно в «новом сарае» строили денники, стены, утепляли… Причем в строительстве принимали участие все: Машины клиенты приезжали семьями, наши родственники и друзья… И в один прекрасный морозный вечер мы поседлали лошадей и перебрались в «новую конюшню»… Конюшня находилась рядом с Выборгским шоссе, гулять там было негде. Чтобы попасть в парк и в поля надо было обойти озеро, пройти по улицам Озерков, перейти через железную дорогу. Вот это и было самое жуткое: 8 рядов рельсов, перегон между станциями, да еще и обзор затруднен, потому как рельсы идут пологим поворотом. К тому же там почти всегда стояли товарные составы и надо было идти между ними… (ни фига ж себе МАЛЕНЬКОЕ предисловие получилось!!!)

Вот из-за железной дороги я и побаивалась идти в парк одна. Зара всегда боялась больших машин, а по дороге (идти надо было по проезжей части) постоянно то КАМАЗы, то автобусы, трактора, фуры – ездили. А уж перейти рельсы, а если электричка… В общем, я не была уверена, что справлюсь с лошадью. И старалась в выходные «сесть на хвост» старшим товарисчам. Маша мне и предлагает: Таня, пошли с нами в парк. А пошли, - обрадовалась я. Маша на Мелком, девочка на Дарике (тогда еще жеребце) и я на Заре пошли в парк. Без особых приключений мы прошли все страшные места, вот она, дорожка в парк… Тут Маша и говорит: Таня, только мы в парк пойдем с другой стороны, там хорошая дорожка, чтобы рысить. Мы пройдем по краю поля. Там немного по самому краюшку, по хорошей дорожке, рысью пробежим.

Надо сказать, что в поля меня звали до этого. Но, я безумно боялась. Я наслушалась рассказов о том, как «они втопили», и была абсолютно уверена, что там лошадей удержать невозможно по определению. Потому я всячески от этой авантюры отказывалась.

А здесь – деваться некуда, мне ж надо обратно возвращаться, в компании других лошадей мне не так страшны КАМАЗы и электрички… И я согласилась. Рысью! – сказала Маша, и мы побежали по дорожке вдоль парка… Поселок кончился, парк ушел в сторону, начались ПОЛЯ. Мы рысили по утоптанному снегу тропы вдоль парка, поля оказались разделены кустами на несколько площадей. Это последнее, что я увидела… Потому что Маша на Мелком вдруг поменяли направление и ПОШЛИ по ЦЕЛИНЕ!!! Я первый раз оказалась на лошади в глубоком снегу. У меня было то самое ощущение: Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ПОД НОГАМИ У ЛОШАДИ!!! Чесслово, я вообще не видела, что было вокруг, а просто пыталась удержаться на лошади, не сильно по ней телепаться (мысли: удержаться, не свалиться, ой!, я ж ей спину отобью! Прощай, позвоночник…). Маша вела Мелкого почти по брюхо в рыхлом снегу, выписывая какую-то чудовищную змейку с одного поля в другое. Перед моим носом между ухами Зары маячила серая в яблоках попа Дарика. Кобыла часто почти налезала носом на эту попу, а я не могла держать дистанцию… На левой ноге задралась штанина, икра ноги начала предательски замерзать. Поправить штаны я не могла, потому что вцепилась в повод. Появилась мысль, что надо кобылу развернуть и чапать к дому (вот дура-то! Во-первых, я бы ее не развернула от «табуна», а во-вторых, она б меня к дому-то галопом и растащила! Только, я ничего не понимала!). И тут я поняла, что я понятия не имею где теперь дом, где парк, где железная дорога, что меня замотало в этих полях и я вообще потеряла ориентацию… И что у меня одна дорога – следом за ледоколом-Мелким, до конца пройти этот кошмар…

И тут Зара… Кобыла встряхнула головой и заинтересовалась: этто мы что, медленно бежим или быстро стоим? Зара ломанула вперед, задрав голову, я конечно же с ней не справилась, и она вышла на целину, начала заходить в параллель с Дариком! Когда до меня дошло, что происходит, Зарина голова была уже на уровне маклака жеребца, кобыла пошла пахать целину прибавленной рысью! Дарик понял: ЭТО Ж СКАЧКИ! Я Ж РЫСАК! И ЖЕРЕБЕЦ к тому ж! А тут какая-то кобыль МЕНЯ сделать хочет! Маша каким-то боковым (или задним?) зрением увидела, что сзади начинается какая-то куча-мала, Мелкий притормозил, подставляя под Дарика могучую попу, я услышала: Таня, вставайте в хвост уже!!!, начала дергать Зару за морду и заправлять ее голову в хвост Дарику… В общем, наша кавалькада выправилась. И мы «вырысили» с полей по какой-то совсем неизвестной мне дороге…

Лошади убегались в усмерть, я – тоже. Когда мы возвращались домой, меня уже не пугали КАМАЗы и рельсы, включился автопилот. Зара бережно довезла мое бесчувственное тело до дома…

Маша спросила: Таня, ну, как вам поля?
Я: могла бы и предупредить, а то «по краю поля в парк проедем, метров сто…»
Маша: а вы бы тогда с нами не поехали, надо ж было вам поля-то показать…
Я: а я с вами больше и не поеду…

Самое забавное, что мне эта поездка в полях показалась бесконечно долгой… Потом, позже, когда мы опять проходили тот же маршрут, оказалось – минут 10-15 рысью…
 
Это – рассказ о человеческой безалаберности и безответственности, в сущности… И мне ужжжжжасно стыдно за содеянное… Но, все кончилось хорошо, потому я могу относиться сейчас к этому случаю, как к забавному и веселому.


Зажигалка.

Дело было в мае 2004 года. В майские праздники мою кобылу покусал жеребец, и я каждый день ездила промывать раны и делать перевязки.

Однажды, посередь недели, вызывает меня директор, и сообщает, что хочет видеть меня в 20 часов на совещании. Я скулю о том, что у меня болеет лошадь, и мне обязательно надо в конюшню, потому как никто не может ей раны обработать (это я лукавлю, конечно, потому что и хозяйка конюшни, и конюх, и любой частник может это сделать, если я позвоню и попрошу. Но, очень не хочется идти на совещание!). Директор, однако, проникся, и сказал: топай к своей лошади, но к 20 часам, - как штык. И я радостно полетела в конюшню среди бела дня!!! Рассчитывая, что я еще и покататься успею!!!

Приехала, поседлалась, покатались в манеже. Поставила лошадь в денник, обработала боевые раны. Времени осталось – еще почти час можно с народом язык почесать. Потому я этим языком зацепилась, стою прислоняясь спиной к двери денника, курю, треплюсь болтовней, и правой рукой из кармана тяну по морковине и через плечо даю Зариной морде. Не глядя, ессно… В кармане осталась последняя морковка, я механически поднимаю руку с ней наверх, морда открывает рот и берет угощение… И тут я понимаю: МОРКОВКА СИНЕЙ НЕ БЫВАЕТ!!! ЗАЖИГАЛКА!!! Я влетаю в денник, лошадь шарахается от меня, я ловлю морду, пытаюсь запихать руку в пасть, (Ага, как бы не так! Если лошади попала в рот морковка, так она ее и отдаст!!!), лошадь щелкает зубами, раздается хлопок, лошадь мотает головой с открытым ртом!!!.... Я ору: она зажигалку раскусила!!! В денник влетает Маша, засовывает Заре в рот руку по локоть, достает синий пластмассовый осколок… Все… Лошадь проглотила ОСКОЛКИ ПЛАСТИКА… Они острые, ей все кишки порвет… Я рыдаю.

Маша звонит ветврачу: Зара проглотила осколки зажигалки. Сначала вет (когда поняла, как вообще зажигалка оказалась у лошади во рту) высказалась по-поводу моих мозгов, точнее – их отсутствия. Потом сказала: этого не может быть. Она все выплюнула. Они не глотают всякую гадость. Я начинаю ползать в опилках и искать осколки. НЕТ!!! Зара увлеченно наблюдает мои ползания. Глаза у нее, почему-то, веселые и чуть с сумасшедшинкой (газом надышалась, что ли?). Звоним вету. Пусть пьет масло, говорит вет. Упппссс… И как заставить ее пить масло? У нас есть масло печени трески.

Тааак, говорит Маша. Тащите пластиковую бутылку. Притащила. В нее наливает масло. Ужасно воняет рыбьим жиром. Пытаемся держать Зарину морду и в уголок губ выдавить масло из бутылки. Зара против. Голова взлетает в светлые дали. Жирафа вороная!! Маша пристегивает к недоуздку чембур и голову лошади привязываем носом вверх к балке крыши. Я встаю под этой головой на полено (это ж надо так растопыриться!) и вытянутыми вверх руками держу голову. Странно, лошадь не особо сопротивляется… Глаза ее светятся здоровым любопытством: че, вы все тут, с ума спрыгнули?! То, что лошадь в такой ситуации не пытается нас убить, для меня является явным признаком болезни. Маша встает на канистру и выдавливает масло в пасть лошади. Лошадь выплевывает масло… Догадались, на кого? Кто стоит под ее мордой, в абсолютно цивильной одежде? Правильно, я. Масло печени трески течет по моей голове, лицу (На вкус – ужжасная гадость. И чего я рот-то открыла?), заливает очки. Потом стекает на серый джемпер и светлые джинсы. Все, сказала Маша. Что-то она все-таки проглотила. На ужин привезите ей кашу, замочите геркулес.

Смотрю на часы. До начала совещания остается полчаса… Бежим к бочке. Разумеется, с холодной водой. Всей конюшней пытаемся смыть с меня масло. Волосы слиплись сосульками. Очки я положила на бак, который стоит рядом с бочкой. Пытаюсь промыть от масла хотя бы глаза… Бегу к машине. Тааак… А где очки? Бегу к баку. Нет очков!!!
Мои дорогущие очки оказались лежащими на земле, раздавленные прохожим конем…

За рулем – СЛЕПОЙ. Очки для меня – все. Они ночью лежат рядом с подушкой, и я сначала протягиваю руку, нащупываю очки, одеваю их на нос, а потом – открываю глаза… Хорошо, в машине есть темные очки, с диоптриями. Одеваю, прыгаю в машину, лечу…

Влетаю. В кабинет директора. Картина маслом (в прямом смысле слова!). Воняю рыбьим жиром. Волосы прилипли к голове сосульками. В темных очках. Одежда вся в пятнах. Немая сцена… Солидные мужчины, в костюмах и галстуках, стерильных рубашках… Тихо дуреют от моего вида. Рассыпаюсь в извинениях. Объясняю: моя лошадь раскусила зажигалку, которую я ей дала вместо морковки, которая взорвалась у нее во рту, я поила ее рыбьим жиром, она на меня плевалась, очки раздавили… Дальше меня не слышно, потому что мужики ржут!!! Кони!!! Проржавшись, директор (утирая слезы) вежливо спрашивает: а как там лошадь? В общем, обстановку разрядила, совещание прошло на ура!

К ужину везу кашу. Темно, как у негра в… В темных очках не видно ничего, кроме фар других машин. Еду и молюсь, чтобы шальной пешеход не выскочил на дорогу. Я его все равно не увижу… Лошадь встречает меня радостным ржанием, хавает геркулес, вся морда в каше, благодарно вытирается об меня. Потом требует яблок. Получает.

Утром перед работой везу кашу. И яблоки килограммами. Ну, больная же лошадь! Лошадь выглядит абсолютно счастливой. Вся в каше (Эта гадюка вытирает об меня лицо!) приезжаю на работу. Работаю в темных очках. Коллектив не может видеть меня без слез. Историю уже знает вся фирма, все тихо ржут. Потому что громко уже не могут. Все (давясь смехом) заботливо спрашивают: как лошадь?- в надежде еще раз услышать эту историю. Зато, меня беспрекословно отпускают днем кормить лошадь кашей. Это длится 3 дня.

Потом конюх находит в деннике, при уборке в чистую, что? – правильно, зажигалку. Которую лошадь благополучно выплюнула, как и говорил ветврач.

Через неделю приходит наш директор и извиняется, но он рассказал эту историю руководству в бане. Генеральный, просмеявшись, сказал: надо подарить Татьяне от фирмы зажигалку. Нет, ну как вам это нравится! Зажигалку!!! А очки за 300 баксов?!

Зажигалку мне тоже не подарили…

А вообще-то, для наших директоров я - еще то развлекалово. Ездила в Ебипет. Так меня там за палец пеликан укусил, в Каире… Я с ним сфотографироваться хотела, стояла рядом и махала рукой, чтобы он башку в мою сторону повернул… Он и повернул. И цапнул за палец. Больно!!! Через месяц после меня, туда же ездил наш директор… Привез мне фотку того пеликана. Так ведь опять весь холдинг знает, что меня птица укусила! В Каире!

Вот так со мной не скучно…


ЗЫ. Почему у Зары боевые раны?
Решила я поехать в отпуск, в Египет. Договорилась я с двумя девушками, настей и мариной, что они будут работать мою лошадь. Лошадь их, правда, сначала в денник со щетками не пускала... две недели приучали, с тазами яблок. Приучили и я уехала. Из Египта я прилетела в свой день рождения. сынуля меня встретил и привез домой - отмечать. Он гостей мне назвал. Я устала ужасно и проспала весб свой ДР мордой в салате... А утром мне звонит Маша, чуть не плачет: Почему вы не приехали вчера? Вчера Зара была вся в бантиках! А сегодняаа... Что сегодня? оказалось, что ночью Дарик, он тогда жеребцом был, сломал свой денник, и Зарин тоже. Видимо, пытался ее крыть, а она не далась. басик Зару защищал. В результате с утра обнаружили трех побитых и покусанных лошадей и разнесенную конюшню. На Заре места живого не было - как из пулемета, вся в дырках. Вот это и были боевые раны...
 
Вот так начиналась наша жизнь на Выборгском шоссе у Наташи:)
84716bf50689.jpg


а такой Зара была "в дырках". На плече рану не давала обработать, я ее промывала перекисью путем полива из бутылки. Теперь на ней куча шрамов. лечиться-то кляча тогда вообще не желала - дралась, зараза.

53533e149f6b.jpg
 
Сидела на работе, никого не трогала, как затащило меня твоими рассказами в пригород Питера..
Надеюсь, Заре в этой её жизни будет продолжать так же везти :)
И какая же у животных способность продолжать ждать добра, несмотря ни на что. И как страшно, если даже они её теряют...
 
Сверху