Ностальгия - это тоска по прошлому... Или не тоска.
Из прошлого.
Мозаика. Конец лета.
2005г.
Повар араб встречает широкой улыбкой. – А что же мой любимый супчик? – Грибной? Сегодня нет. Мы решили каждый день разное. – Улыбка. – Жаль…. Ну, да ладно, вы удивительно вкусно готовите! – Улыбка.
На выходе столкнулась плечами с девушкой неопределенного возраста. Мамзель была миниатурной, восточного типа, на загорелом тельце - в маленьком обтягиваюшем платьице на беретельках ядовитого цвета морской волны и с блестками. Сверху того же оттенка шифоновый кардиган. Лицо с раскосыми глазами – в вечернем макияже. Она уродливо и с трудом переставляла ножки в туфельках на острой шпильке сантиметров 12… В дверях она задержалась, повернула головку с выражением лица «как я устала от всего» и посмотрела на машину, стоящую у входа. Оттуда вылезал цветущий мужчина с видом братка начала 90-х… Вспомнилось объявление: «продаю лошадь эффектной масти. Дорого». Два часа дня.
Не понимаю.
Скучно. Верю, что она от всего устала…
Щенок был апельсиново-рыжим. Его шелковая короткая шерстка светилась. Любопытные ушки разлетались с каждым шагом, то вставали, то падали под собственной тяжестью. Это были очень любопытные ушки. Каждая лапа двигалась сама по себе с той самой непередаваемой щенячьей грацией, наблюдая которую хочется, чтобы песик был таким всегда. Щенок предлагал девочке заглянуть в каждую дверь, она чуток натягивала тоненький поводок, и щенок воспринимал это, как игру – прихватывая поводок зубами. Щенок шарахнулся от двери магазина.
У двери магазина сидела старая овчарка. Наверное, это овчарка. Вышла женщина хозяйка, протянула руку и коснулась лба собаки. Собака с трудом встала и они медленно пошли через дорогу, к парадной соседнего дома. Собака была худой и седой. Пальцы ее лап растопырились, суставы опухли, голова низко опущена, задние лапы подволакиваются. Женщина пропустила собаку в темноту подъезда.
Собака Дара лежала на коврике у входной двери. Это всегда было ее местом. Она тяжело дышала, поднимая обтянутые кожей ребра. Ей не нужен был этот воздух. Ей не нужно было дышать. Это просто еще было. Когда они наклонились к ней, она не повела в их сторону тусклых глаз. – Что мне делать? – Ничего. Бедная девочка, как ты похудела. Плохо тебе… Сейчас. Все пройдет. – Ты не ошибешься в дозировке? – Не волнуйся. Сейчас она уснет. И ей будет хорошо. Все. Пойдем, попьем кофе. Пусть она отдыхает. – Ты уверена? – Да. Пульса нет. Ты же знаешь. Они уходят всегда раньше.- Да. Я знаю.
Так начался январь…
За четыре часа на красную крышу машины упали листья. Липа расставалась со своим летним нарядом. Мне всегда нравились желтые листья на мокром асфальте… Ездить по городу невозможно… Откуда столько машин? Они движутся беспорядочно, они толкаются, они спешат. Серебристый БМВ справа пытается протиснуться между рядами. Я наблюдаю эту толкучку впереди. Москвич принципиально не пропускает, иномарка почти упирается в его бампер, пытается столкнуть. Куда? Он бы и рад… Да места нет… БМВ метнулось в паузу справа, обошел москвича, встал перед ним, вышел между рядами… За время, что мы ползем по шоссе на выезде из города, БМВ выиграл три корпуса… Смысл?
Зара идет ко мне, опустив голову и покачивая круглыми боками… Надо бы тебя худеть, моя дорогая… Что опять с холкой? Кажется, это опять похоже на дерматит… И что же, теперь каждая царапка будет заканчиваться дерматитом? Не забыть завтра сказать Маше, чтобы не седлала… И попросить Татьяну посмотреть. Унита, куда ж ты отвязалась! Я те пойду валяться, я тебя только почистила! Аааа…. В манеже – Летучий. Сейчас они закончат первую рысь, и мы пойдем шагать. Летучий под седлом. Все получится. Проходя мимо Летучего, Зара отвешивает крыс и бычит. Потом, когда его отпустят, Зара покажет, что она думает по этому поводу. Зара бежит за Летучим, гонит его в угол, разворачивается задом и отбивает. Хорошо в воздух. Потом с гордым видом отбегает в сторону, почти пиаффирует. Разворот и опять гон Летучего. Беру бич, отгоняю кобылу от коня, пытается прорваться через бич, поджимая уши. Вот ведь… Не позволяю, обещаю взгреть. Уходит и встает мордой в угол, с гордым и оскорбленным видом, всей своей попой показывая мне, насколько я не права. Подзываю (подходит не с первого раза и крайне неохотно, глядя в сторону и демонстрируя, что просто так мимо проходила, а если меня заметит, то просто отвернется), развлекаю кобыл хождениями рядом, пока Летучему моют ноги… Первой из манежа вывожу Нюшу – Зара привязана, чтобы не пачкала вымытые ноги. Зара орет и рвется следом…
Интересно… Если придется развести их в разные конюшни… Как они это переживут? Близнецы-сестры, блин… Бывает же такое…
Темно. Туман и пахнет дымом. Выезжаю на окружную, сразу прибавляю скорость и обхожу колонну легковушек. Им некомфортна моя скорость, они сторонятся вправо, даже не надо мигать. Впереди – никого. Переключаю зеркало заднего вида на затемнение, чтобы не слепило глаза, включаю дальний свет…Острый луч замыкает машину в пунктир дорожной полосы. В низине за поворотом дымный туман становится настолько густым, что дальний свет приходится выключить – луч отражается от пелены, создавая иллюзию стены впереди. Туман рассеялся – неожиданно окружная оказалась освещенной желтым светом фонарей. Сразу стало уютно.
Человек и кошка
Плачут у окошка..
…
Человеку бедному
Мозг больной свело…
Противотуманное освещение окружной кончилось так же неожиданно, как и началось. Впереди – темнота и бегущие под капот белые разделительные полоски. Включаю дальний. Зеркало заднего вида показывает сзади слева галогены джипа. Полосы четыре, но я сдаю правее – мне с ним не тягаться… Гольф стар… мощи ему не хватит, зачем заставлять старую машину. Пусть летит… Слева просвистел джип, обогнав меня, включил мощный дальний свет. Он еще долго освещал мне дорогу…
Город встретил огнями и потоком машин.
И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода
Правый ряд пустой, можно ехать медленно, положив голову на подголовник и прикрыв глаза.
Мы с тобою две капли разные
одной воды
Слезы облака
Разобьемся об землю стразами
Разлетимся вокруг да около
Бесконечное вниз стремление
Награжденное солнца взглядом
Принесет траве упоение
Нас с тобою положат рядом
Может быть, попадем на лица
По щекам разотрут руками
Нас не станет с тобой, сестрица
Сохнет кожа воды следами
Или может быть в стекла оконные
Сердцем осени постучимся
Разбудить нам печали сонные
Тихим стоном души случится
И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода
Лишь остается ждать серебро дождя
Нам с тобою земли коснуться
Мы исчезнем в горящем пламени
Чтобы еще один раз завернуться
В нежный шелк темно-синего знамени
Чтобы еще раз подняться
И чтобы опять пролиться
Только бы не остаться
Вечности льдом искриться
И нас с тобой не отыскать, все, что мы есть, - вода
Песня кончилась. Сигарета тоже. Глаза успокоились, глядя на замершую декорацию желтеющей под фонарем листвы. Хлопнула дверь, прощально вякнула сигнализация. – Что-то вы долго в машине, я уж хотел проверить, не случилось ли чего, - охранник стоянки. – Нет, все в порядке. Слушала музыку…
Давно. Когда-то. Я стояла у окна и смотрела на вишневую девятку под фонарем. Он не выходил. И я думала – наверное, он уедет. Он вышел, хлопнула дверь машины, вякнула сигнализация. – Что ты так долго сидел в машине, я уж думала – что-то случилось… - Ничего, все в порядке, слушал музыку. Утром на вишневой крыше машины прилипли мокрые, желтые листья липы.
Я люблю желтые листья на мокром асфальте.
Я помню – туфельки были лакированные, с белыми носами и черными ремешками. Туфельки шли по мокрому асфальту и им было жалко наступать на желтые листья. Листья были живые и очень красивые. А еще надо было следить за тем, чтобы тяжелые, огромные гладиолусы не перевесили меня и не упали на асфальт. И очень мешали большие, нелепые белые банты, стянувшие волосы.
До конца лета осталось два дня.
Первый день осени всегда был для меня началом жизни. Новой и неизвестной.
У меня нет любимых времен года.
Я просто люблю, когда они меняются. Странно другое… Это лето – может быть похоже одно на другое. Осени, - они всегда разные…