Re: Я умный и певец)))Флеймуем
Не знаю, почему, но вспомнился этот рассказ сегодня.
"Н.А. Лейкин
Айвазовский
24 сентября 1887 (№262)
Черный купец сидел по одну сторону стола около чайного прибора и пощелкивал щипчиками, дробя куски сахару на более мелкие части. Рыжий купец помещался по другую сторону стола и просматривал газету, вздетую на палку.
— Ну, что Кобургский?* — спросил черный купец рыжего.
— Да ничего сегодня про него не пишут. Второй день уж не пишут. Надо полагать, уж не отменили его. Да и пора. Надоел. Ну что ему мотаться в политическом гарнизоне. Побаловал, да и будет.
— Да нешто это можно, чтобы отменить?
— Отчего же? Бисмарк все может. Погоди, вот конгресс всех нот будет, так и совсем запретят. Из-за чего Бисмарк с Кальноки** шушукались-то? Все из-за этого. «Надо, говорят, нам нашего молодца подсократить. Достаточно ему мозолить глаза». Довольно. Уж ежели залез, то сиди и пей себе пиво с букивротами, а действовать не смей. Немец немца завсегда послушает.
— Чего ему! Он теперь при генеральском мундире и при шпорах.
— А вот конгресс нот порешит, так и шпоры спилят.
— Уж хоть бы решали скорей. Куда его решат?
— Да куда решить? Решат, я думаю, в Калугу. Этих всех в Калугу решают. Туда и Шамиль решён был. Баттенберга*** тоже в Калугу везли, да сбежал он с дороги.
Рыжий купец опять углубился в чтение.
— Пей чай-то. Чего тут? Остынет. Вон я кусочков сахару нащипал, — сказал черный купец.
— А вот сейчас, только про Айвазовского юбилей дочту. Юбилей ему устраивают, — отвечал рыжий купец.
— Какой это Айвазовский? Чем он торгует?
— Живописец он, картины водяные пишет.
— О-о! А я думал, наш брат купец.
— Чего ты окаешь-то! Этому стоит юбилей сделать, хоть он и не купец. Главное дело, пятьдесят лет живописного рукомесла день в день выполнил, точка в точку. А это не шутка. Ведь за последнее время у нас все какие юбилеи бывали: семь лет, тринадцать лет, а то так и четыре с половиной. Четырехсполовинойлетний юбилей — нешто это можно. А тут пятьдесят лет! Говорят, он за это время одного полотна стравил столько, что щеколдинской фабрике в год не сработать.
— Водяные картины, ты говоришь, он писал?
— Только водяные. Вода, вода и вода. Вода и небесы — и ничего больше. И ведь в чем штука: только одну синюю краску и покупал. Разве малость белилами разводил.
— Ну, водяные-то картины не мудрость. Вот ежели бы портреты.
— Не мудрость! Нет, ты попробуй-ка пятьдесят лет подряд все одной и той же синей краской. Ведь он ею, может статься, миллион аршин полотна замазал. Да ведь не зря мазал, а надо тоже так, чтобы выходило что-нибудь. А у него было как. Вот поставишь ты его картину к стене, к примеру, а супротив ее утку пустишь, смотришь, утка-то в картину и лезет, на воду, значит, идет. Уток надувал.
— Т-с... Ну, это действительно. А портретов он не писал?
— Ни боже мой! Только одна вода да небесы. Да он и не умеет портреты... начал, говорят, раз с одного купца писать портрет, глядь, а вместо купца-то не то облизьяна, не то черт, а из пасти фонтал воды льется.
— Скажи на милость!
— Да. Кому уж бог какое упование дал. Другой вот способен только вывески для мелочных лавочек писать, чтобы фрукта была, хлеб, стеариновые свечи, а воду не может. А этот только воду да небесы. Третий и для мелочной лавочки не напишет вывески, а для табачной в лучшем виде. Дай ты ему турку с трубкой написать, либо арапа с цигаркой — напишет, а заставь воду — не может. Ты думаешь, воду-то легко, чтобы по-настоящему выходило?
— Да что говорить!
— А у Айвазовского как угодно. С мальчишек уж руку набил. И ведь что удивительно-то: надо тебе морскую воду — он морскую напишет, надо речную — речная готова. И видишь ты сейчас, что это речная вода, а это морская.
— И на вкус? — спросил черный человек.
— Чудак человек! Как же можно на вкус-то?
— А ежели лизнуть по картине? Ведь морская вода соленая.
— Ах, вот это-то! Так. Да кто ж его знает, может статься, в морскую-то воду он и прибавлял соли, только я его картины видеть видел, а лизать не лизал. Да ведь и не допустят до этого на выставке. Ну-ка, коли ежели вся публика начнет лизать картину? Что из этого выйдет? До дыр и пролижешь. А его айвазовские картины дорогие.
— И фонтал может написать?
— И фонтал. Глядишь — ну, вот живой, да и только. Такое уж ему от бога умудрение.
— А болотную воду?
— И болотную воду. Одно только — зельтерской воды он не мог ухитриться написать; сколько ни старался — не выходит, да и что ты хочешь!
— Не далось?
— Не может. Пробовал хоть стаканчик — не выходит, да и шабаш. Уж он и так и эдак — нет. Колодезная, ключевая — всякая выходит, а зельтерскую не может.
— А кипяток?
— Кипяток? Кипяток выходит, а самовар не выходит. И так он за пятьдесят лет к этой воде пристрастился, что только о воде и думает, только о воде и разговаривает. Жареного даже ничего не ест, а только варево. Каждый день только уха и уха — в том его и пища. От воды, говорит, я себе капиталы нажил, так ничего мне теперича кроме воды и не надо.
— Капиталы?
— При больших капиталах состоит. В Крыму, в Феодосии, у него большое поместье и тоже стоит на воде. Спереди море, сбоку река, а сзади фонталы ключевой воды бьют. Нынче он городу Феодосии пятьдесят тысяч ведер воды в день на водопровод подарил. «Нате, говорит, пользуйтесь». Гости к нему приедут, а он сейчас водой угощать.
— Ну, это не больно вкусно.
— Так-то оно так, но старичка уважают. Пьют. И ничем ты его не утешишь, как ежели из всех его кадок хоть по рюмке воды выпьешь.
— А у него кадки в доме стоят?
— Никакой мебели, а только кадки стоят, крышками прикрытые, и это взаместо стульев и столов. На кадках все сидят, на кадке с водой простую уху хлебают — вот и все угощение. Потом купаться. Сначала в морской воде все выкупаются, потом в речной и, наконец, в ключевой на загладку. Требовает. Коли уж, говорит, в гости пришел, то действуй по-нашему. В чужой монастырь с своим уставом не ходят.
— И как это его умудрило насчет воды?
— Видение было в юности. «Напиши ты, говорит, Ноев потоп, чтоб ничего не было видно, а только одна вода и небесы». Написал, и с тех пор вода, вода и вода.
— Водку-то он пьёт ли?
— А то как без нее? Ведь она тоже вода. Ты водку от воды нешто можешь отличить. По виду ни в жизнь. Лизнешь — ну, дело другое. Водку он пьет. Да ты чего к водке-то подговариваешься? Не хочешь ли уж дербалызнуть? — спросил рыжий купец.
— Следовало бы за здоровье старичка. Как его?..
— Айвазовский.
— Следовало бы за господина водяного живописца Айвазовского.
— Ну, вали!
— Прислужающий! Насыпь-ка нам пару баночек хрустальной! — крикнул трактирному слуге черный купец.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Фердинанд I Кобургский — князь Болгарский в 1887–1908 гг. Способствовал усилению германского влияния в Болгарии.
** Густав Кальноки —министр иностранных дел Австро-Венгрии в 1881–1895 гг. Был сторонником союза с Германией.
*** Александр Баттенберг — князь Болгарский в 1879–1886 гг. Вопреки слухам, он не был пленён русскими."
Это как же все воняет. Я тоже выжила с дому цветок как у Nudnaya+Zabava.Когда он первый раз зацвел- я весь дом перевернулась- откуда тухляком прет. Пока не нюхнула эту гадость. Правда сначала поприкалывалась над наивными гостями. Нюхните красивый цветочек :lol:
. Исландец он.