Re: Детская Сказка. Принимаю заявки на книгу. Глава четверта
Глава пятая, в которой Олень забирает лес, а Марик уходит вслед за ним.
Лес уходил. Вековые ели стояли недвижно, не дыша, все в мутно-янтарных каплях смолы, с буреющими с каждым днем верхушками. Они уходили медленно, мучительно, подолгу оставаясь на грани между родным лесом и Севером. Первыми ушли ландыши. Ушли тихо, незаметно, будто и не было их вовсе в этом лесу, будто не витал среди еловых стволов их дивный тонкий запах. Исчезли кустики черники и земляники, исчезли редкие цветки Ивана-да-Марьи, только тонконогие трилистники кислицы виднелись на земле среди лущеных еловых шишок, да бурых иголок. Птицы смолкли и суетливо прыгали с ветки на ветку, тревожно поглядывая друг на друга. Обычная летняя суета утихла,никто не шмыгал между корнями, не пробегал по тропке, не высовывался из норы, не прыгал по ветвям, не карабкался по стволу…
***
- Не могу поверить, - сквозь зубы процедил Кай, глядя на череду попискивающихся мышей, устремляющуюся вглубь леса. – Даже мыши уходят!
- Голуби, снегири, сороки, белки, зайцы, лисы, бабочки, пчелы… - Спарта опустив голову провожала глазами тощие мышиные хвостики. – Осталась только поросль молодая, леший, хранители в полях, да мюклы с мавками...
- Водяной еще, - кивнул Кай. – Полевик. Конеед, и тот громадный, что Марика напугал…
- Они уходят на Север… - Марик отвернулся от скрывшихся из виду мышей и подошел вплотную к забору. – Хотел бы я там побывать.
Кай и Спарта тревожно переглянулись.
- Зачем тебе это? – осторожно спросила Спарта, чуть прижав уши.
- Не знаю. – Марик отвернулся от друзей. В горле пересохло и язык ворочался с трудом. – Конеед говорил, что там рождается солнце. –Он ушел в дальний угол левады, и угрюмо уставился в лес.
Кай громко прошуршал ногами по пересохшему сену и встал рядом. Жара давила, наваливаясь удушливыми волнами. Раскаленный воздух насквозь пропах пылью и едва заметно дрожал, поднимаясь над песком. Изнывая от жары, березы сбрасывали зеленые, пыльные листья. Те медленно кружили в воздухе и бесшумно ложились на землю. Конеед забился в ложбинку между еловых корней и хмуро смотрел в одну точку перед собой, наполовину засыпанный жухлыми листьями и бурыми иголками. Он сидел так уже третий день, односложно буркая в ответ на вопросы. Разморенные лошади едва волоча ноги, медленно слонялись по левадам, в надеже отыскать хотя бы редкую тень. Маэстро спал навзничь на песке, закрыв глаза и громко сопя. Подруга под рассеяным взглядом Амадеуса пыталась спрятать голову под широкий лист лопуха. Оплывший Бармен мелкими глоточками цедил воду, но она тут же выступала испариной на его блестящих черных боках.
- Пить хочется, - произнес Кай, с завистью глядя на Бармена. – У меня язык распух и едва ворочается.
- Вода еще утром кончилась, - с грустью покачала головой Спарта, переворачивая ногой пустую бочку.
Марик потряс головой, отгоняя наваливающуюся на него дурноту. Солнце немилосердно жгло затылок, давило тупой, мутной тяжестью, от которой начинала кружится голова и перед глазами плыли темные пятна.
- Скорей-скорей! Быстрей-быстрей!
Марик сквозь слипающиеся веки недоуменно посмотрел в лес, пытаясь найти того, кто был в силах куда-то топопиться.
- Он уйдет-уйдет в полдень! Надо успеть-успеть!
- Бурунчики! – Хрипло воскликнул Кай, ободрав словами пересохшее горло.
- Я думала, они ушли все еще осенью, - Спарта подошла к Марику и, прищурившись посмотрела в лес. Но тут прямо им под ноги на песок левады выкатились два бурунчика, продравшись сквозь длинные стебли жухлой травы.
- Спешим-спешим, - с легким отчаянием пропищал первый, с трудом таща на спине липкую от смолы еловую шишку. Второй пыхтел, прижимая к груди несколько крупных ягод черники. Длинный мех, окутывающий бурунчиков мягчайшим облаком, местами слипся от смолы, а кое-где из него торчали запутавшиеся семена тимофеевки. Над головами бурунчиков с унылым видом вились несколько печальных комаров.
Ловко лавируя меж ногами лошадей, они деловито запылили по песку, быстро перебирая коротенькими ножками.
- Эй-эй- эй! – Кай, неловко развернулся, стараясь не задеть их копытами. – Куда это вы так несетесь?
Первый бурунчик остановился и с явным облегчением скинул со спины тяжелую шишку.
- Сегодня в полдень, когда солнце-солнце достигнет зенита, уйдет-уйдет золоторогий олень. Мы отправимся с ним-с ним, - проговорил он, тяжело дыша.
- Уйдете? – Кай недоверчиво поглядел на них. – Но зачем?
- Мы часть леса-леса, - проговорил второй, прижимая норовящие рассыпаться ягоды к груди. И не сможем жить-жить без него.
Один из комаров грустно вздохнул и опустился к нему на плечо, по брюхо погрузившись в облако пуха.
- Я все равно не понимаю, - помотал головой Марик. – Бурунчики ведь плавают на своих островах, вам же достаточно просто….
- Мы родились в этом лесу-лесу, - тихо проговорил первый, - и слезы покатились градом из его глаз.
Кай вдруг ахнул и толкнул Марика вбок.
- Давай! Попробуй разволновать их посильнее! Они же всепогодные! И когда волнуются, идет дождь!
- Кай, как ты можешь! – прошипела Спарта. – Разве ты не понимаешь…
- Дождь –дождь не пойдет, - тихо сказал бурунчик, робко покосившись на слезы товарища. – Мы… Мы разучились волноваться-волноваться, когда ушел лес.
Спарта едва слышно ахнула.
- Прощайте-прощайте! – Первый бурунчик утерев слезы, поднял шишку и с трудом взвалил ее на спину. К смолистым чешуйкам прилипло множество песчинок. – Мы уходим на Север-Север, вслед за нашим лесом. Олень сказал, что там есть плавающие острова-острова.
Они прошмыгнули под оградой левады и спустя несколько секунд растворились между еловых плачущих стволов. Кай с тоской посмотрел им вслед.
- Ну и кто-кто остнется с нами? – спросил он, оглядываясь на друзей. – Тьфу ты, как буручик заговорил!
Спарта впервые за несколько дней тихо улыбнулась.
- Неужели ты еще не понял? – Конеед, свернувшийся в ощетинившийся, неуютный клубок, посмотрел на Кая.
- Кай, - тихо произнес Марик. - Никто не остаентся. Вообще никто…
Они надолго замолчали. Жара давила, перед глазами возникали круги. Временами Марику казалось, что лес вокруг него куда-то плывет, мерно покачиваясь на волнах зыбкого воздуха. Он с трудом открыл глаза, преодолевая тупую тяжесть жары, рождающую боль во лбу и затылке.
- Когда же люди, накоец, принесут воды? – Тихо прохрипел Марик, но его вопрос остался без ответа.
***
Олень появился внезапно, будто возник из густого, дрожащего знойного воздуха. Он возвышался над лесом, упираясь рогами в раскаленное добела солнце. Олень медленно шел, и ели прижимались верхушками к его запястьям. Прижимались и замирали навсегда с бурой, бесшумно осыпающейся хвоей, чтобы вспыхуть, заиграть золотыми искрами на оленьей шкуре. Меж искрящимися елями прыгали, резвились, золотые зайцы, пролетела и рассыпалась звездами стайка снегирей, возикли и снова исчезли в золотом вихре хранители. Мелькнула среди искр золотая пара бурунчиков и тут же унеслась куда-то, спеша угнаться за сияющими мюклами, распался на тысячи искр русалочий хвост, чтобы собраться в зубастую пасть конееда.
Из чащи безмолвного леса медленно, с кряхтеньем и поскрипыванием вышел боровик, похожий на древний, замшелый пень. Он остановился, тяжело переводя дыхание. Протянул узкую, шершавую ладонь, с узловатыми серыми пальцами, и нежно прикоснулся к длинным иглам молодой сосенки.
- Прощай, маленькая, - едва слышно, проскрипел он. Рука его задрожала и из глаз скатилось несколько крупных, янтарно-прозрачных слез. – Прощай. Будет у вас новый леший.
Боровик шагнул вперед и тут же застыл. Через мгновение рядом с сосенкой остался лишь мшистый старый пень, пахнущий сухой трухой и землею. Искры, бегущие по шкуре оленя закружились вихрем принимая золотого, сияющего боровика в свой хоровод.
Медленно шагая, олень поровнялся с левадами. На лес навалилась знакомая Марику пульсирующая тишина, вобравшая в себя все краски, звуки и время. Остался лишь тонкий, светло-золотой запах меда и липового цвета. Лошади стояли, безмолвно прощаясь с каждым обитателем леса, не смея шелохнуться.
- Прощайте! – донеслось откуда-то сверху.
Черное перо упало Марику под ноги, и пара воронов вспыхнула золотыми искрами на оленьей шкуре.
Олень повернул голову и посмотрел на лошадей своими звездными глазами. Затем медленно склонил голову, отвернулся и неслышно пошел прочь.
- Подожди! – вдруг, неожиданно для себя прошептал Марик . – Возьми меня с собой…
Олень остановился и повернул голову.
- Марик, нет! – в один голос прохрипели Спарта, Кай и Конеед. – Что ты делаешь?!
- Я… Я хочу увидеть Север. – Голос Марика дрожал.
Он сделал крошечный шаг вперед, не отрывая взгляда от расплавленного серебра оленьих глаз. Тот ждал, будто под тяжестью рогов, слегка склонив голову набок.
- Марик! Марик! – Голоса друзей звучали глухо и едва слышно, словно они были далеко за его спиной. – Марик! – Ему показалось, что к их голосам примешался голос Зануды.
Марик сделал еще шаг, и вдруг жара спала. Ласковый ветер заиграл прядями гривы и хвоста, принес чуждые, дивные запахи… Марик увидел горы, с ослепительно блестящими на вершинах ледниками. Горы уходили цепью куда-то вдаль, сливаясь с яркой синевой неба. Меж громадных серых камней громко журчал ручей, весело разбрызгивая радужно переливающиеся капли. Могучие кедры и лиственницы редко стояли на равнине, словно на страже темного, древнего леса, обнявшего подножье горы. Марик осторожно вдохнул. Пахло кедровой смолой и снегом с ледников, мхом и ягодами. Оглушительно пели птицы. Вдруг что-то мягкое коснулось его ноги, и Марик вздрогнул от неожиданности. Два бурунчика, что-то возбужденно говоря мчались к ручью, утопая в мягком, пружинистом ягеле. С веселым гудением за ними тянулись комары, то и дело отстававшие, из-за встречного ветра. По земле скользнула тень, и, подняв голову, Марик увидел воронов, устремишихся к верхушке одиноко стоящей лиственницы.
- Марик! Марик!
Он обернулся. Где-то далеко-далеко он увидел клочок своего прежнего мира – залитую жарким солнцем пыльную леваду, въерошенного Конееда, Кая и Спарту.
- Марик!
Марик прыгнул назад и помчался, что было сил, вниз по склону то и дело огибая громадные, поросшие бородатым лишайником, валуны. Камни и серые клочья ягеля летели из-под его копыт.
- Марик!
Он скакал на зов, почти не различая дороги, с трудом выдираясь из зарослей карликовой березы, путающей ноги, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Когда до пыльной левады оставалось каких-то два прыжка, перед ним вдруг возник олень. Золотые искры, будто устав от бешеной лесной пляски, едва вспыхивали, пробегая по его шкуре. Звуки исчезли, Марик перестал слышал и топот собственных шагов, и стук своего сердца.
Олень стоял поперек дороги, повернув голову и глядя на него. Он был так близко, что Марик видел звезды, плещущиеся в расплавленном серебре его глаз.
- Отпусти меня, - прошептал Марик, остановившись. – Пожалуйста, отпусти. Я.. только хотел посмотреть…
Олень ничего не ответил. Некоторое время он стоял, пристально глядя Марику в глаза, а затем сделал шаг в сторону.
- Марик!
На голову ему обрушился поток ледяной воды, и Марик судорожно вздохнул, едва не захлебнувшись. Голова раскалывалась, перед глазами плыли темные круги. Марик попробовал сделать шаг, покачнулся и едва не упал. Зануда вылила на него второе ведро воды и Марик замотал головой, пытаясь отряхнуться. Дурнота мало-по-малу отступала.
- Кажется он приходит в себя.
Зануда кивнула, отставила ведро и, не успел Марик вздохнуть с облегчением, вонзила ему в круп иглу шприца, видимо, с лекарством, затем отступила, взяла в руки шланг и принялась методично поливать его теплой водой. Марик обернулся. В нескольких шагах сзади маячили Кай со Спартой, с взволнованными лицами наблюдавшие за ним. Конеед висел у них над головой въерошенным комком. Взгляды остальных лошадей тоже были прикованы к Марику. Ему стало не по себе.
- Как они могли! – Воскликнула Зануда. – Как они могли оставить коней без воды на такой жаре! Марик едва… едва не..
- Хорошо, что мы решили заехать в конюшню сегодня. – Кормилец вытянул Кулька из образовавшейся под Мариком лужи. – Солнечный удар – это не шутки.
- Не уходи больше – попросил Кулек, протягивая руку Марику. – Нам было очень страшно.
Марик опустил голову и тихонько фыркнул ему в лицо.
- Не буду.
чуть-чуть не полная нагрузка на тело при скалолазании 
Мож хоть счас нападает... :roll:
Забыла!
